Голубятня на желтой поляне (сборник) - Крапивин Владислав Петрович (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Я так просто говорил. Ну, «как будто»… Играл.
— А! — обрадовалась Юля. Такому простому объяснению обрадовалась и Фаддейкиной доверчивости. — Тогда ясно. А я так удивилась.
Он посопел и сказал, будто оправдываясь:
— По-всякому ведь можно играть… Что такого…
— Конечно… А с кем ты разговариваешь, когда играешь? Или секрет?
— Иногда секрет. Иногда нет…
Юля выжидательно молчала.
Фаддейка пнул сумку усерднее, чем раньше, и тихо сказал:
— Несколько раз с мамой разговаривал… если долго писем нет…
— Это уже не игра, — вздохнула Юля и осторожно взяла его за плечо. — Если нет писем…
— А бывает, что поговоришь, а назавтра письмо.
— Правда?
— Ага! — откликнулся он. И добавил тише: — А еще с Володей иногда разговаривал. Ну, с тем художником. Потому что мы про многое не успели поговорить… И еще с разными людьми…
— Фаддейка… — сказала Юля.
— Что?
— А со мной… когда я уеду, будешь разговаривать?
Он замедлил шаги и опустил голову. Пнул попавшую под кеды арбузную корку. «И кто это ел арбуз прямо на мосту?» — подумала Юля.) Мост пружинил, ветер летел вдоль реки и покачивал его. И хватал за ноги зябкими мохнатыми лапами.
Фаддейка сказал виновато:
— Я же раньше тебя уеду…
— Ой, правда, — опечалилась Юля.
Они перешли мост и по ветхим дощатым ступенькам стали подниматься к воеводскому саду. Из гущи деревьев торчали каменные шатры башен, и вставала над берегом острая Покровская колокольня. Облака летели, и остатки позолоты на маковке загорались короткими вспышками. Фаддейка обогнал Юлю, оглянулся, покачался на шаткой дощечке и сказал:
— Вообще-то мне не хочется уезжать. Тетя Кира могла бы записать меня в здешнюю школу…
— Так оставайся!
— Мама не даст. Боится, что здесь хуже учат, чем в больших городах.
— Наверно, она просто соскучилась по тебе, — заметила Юля.
— В сентябре она все равно на семинар в Москву уедет… А я ведь не все время здесь хотел учиться, а только первую четверть. Здесь осень знаешь какая красивая! Все сады рыжие и красные…
«Как ты», — мысленно улыбнулась Юля.
— Как я, — весело сказал Фаддейка. И добавил уже другим голосом, серьезным: — И как леса на Марсе.
— Какие леса? — удивилась Юля. — На каком Марсе?
— Обыкновенные леса на обыкновенной планете Марс, — проговорил Фаддейка слегка отчужденно.
— Откуда они там взялись? Ученые доказали, что там одна пустыня. Красные пески и камни.
— Да, — сказал он. — А леса где-то тоже еще есть. К северу от пустынь. Тоже красные. Вот такие, — он дернул себя за майку.
— Ох и фантазер ты…
Он снисходительно усмехнулся и не ответил.
На верхней площадке лестницы они остановились передохнуть. Шумели старые березы и клены. Острая колокольня возносилась прямо над головами. По ее шатру пролетали тени быстрых облаков. И по Фаддейкиному лицу, когда он глянул вверх, тоже летели тени и солнечные зайчики.
Глянула на колокольню и Юля.
— А хорошо мы туда слазили, да, Фаддейка?
Он серьезно кивнул. И вдруг сказал:
— Я там ночевал один раз. Год назад.
— Да? А… зачем, Фаддейка?
Он досадливо пошевелил плечами:
— Не знаю я. Чего спрашивать…
— Ну, не сердись. Ты же сам сказал.
— Я не сержусь. Просто я не знаю… Легко объяснять, если одна причина, а если они все вместе, если много их… Ну, во-первых, человек знакомый уехал…
Фаддейка с опущенной головой медленно пошел по садовой тропинке. Юля пошла следом, ни о чем не спрашивая. Оранжевые завитки волос вздрагивали над облупленными Фаддейкиными ушами и на тоненькой шее, покрытой желтым пухом.
— Жил тут мальчишка на каникулах, — сказал Фаддейка, не обернувшись. — То есть не мальчишка, большой уже, из техникума… Мы подружились тогда. Вместе в подземный ход лазили под стеной. Не тот, в который я недавно, а в другой… Потом он уехал, а я… Ну, я же не уехал, остался… У тебя так бывает: когда печально, хочется забраться куда-нибудь?
— Сколько угодно, — торопливо отозвалась Юля. Она обрадовалась, что Фаддейка так ее спрашивает, хотя незнакомый мальчишка из техникума вызвал у нее ревнивую досаду — как художник Володя.
— Вот я и полез… Но это лишь одна причина. А еще много всего было. Хотелось узнать: как это — ночь и высота?
— Поближе к звездам побыть, — понимающе сказала Юля.
— Да нет… До звезд — это разве ближе? Каких-то сорок метров. Просто интересно: что думается, когда весь город спит, а ты выше всех над землей?
— Совсем один, да?
Он опять не согласился:
— Наоборот. Будто вместе со всеми. Внизу-то всех не видать, а тут сразу целый город перед глазами. И огоньки… И поезда бегут… Везде люди. И будто я их всех охраняю, как старинный часовой на башне… А потом еще месяц в небо вылез. Будто мы с ним вдвоем всю землю сторожим…
— А не страшно там одному ночью? Я бы померла от ужаса.
Он помотал рыжими космами:
— Не-а… Я сперва тоже думал, что страшно будет. Вот поэтому еще и полез. Когда страшно, это ведь тоже интересно… Но я забрался, когда еще светло было. Темнеет-то не сразу, и я помаленьку привык.
— Я бы ни за что не привыкла, — искренне сказала Юля.
— Может, привыкла бы… А среди ночи почти все огоньки погасли и месяц куда-то пропал. Я думал: ну, вот теперь будет страшно. А все равно ничего. Потому что звезды сделались яркие-яркие… Вот тогда они в самом деле будто ближе… И тут всякие мысли полезли. Но тоже не страшные…
— А какие?
— Всякие. И тогда та самая мысль первый раз появилась: почему я — это я? Помнишь?
— Помню… Тут уж, конечно, бояться некогда…
Он быстро оглянулся на нее:
— Ага… А потом я Марс отыскал. Сперва думал, что это сигнальный огонек на трубе, на электростанции. А потом смотрю он плывет. Красная такая звезда. Вот жалко было, что бинокль не взял с собой.
— Разве в бинокль планету можно разглядеть?
— Все-таки лучше, чем просто так. Видно, что кружок. На копейку похожий…
Юля вспомнила:
— Когда я маленькая была, у нас дома был альбом про космос. И там цветные снимки планет, и Марс тоже есть. Размером с яблоко. И на нем разные пятна видны, полярные шапки и каналы. Только сейчас ученые доказали, что это обман зрения: на самом деле никаких каналов нет.
Фаддейка сказал спокойно:
— Конечно, нет. Это остатки стен.
— Каких стен? Фаддейка, что ты опять сочиняешь?
— Не сочиняю. Это защитные стены, чтобы удерживать песок, не пускать его на леса и поля. Про Великую Китайскую стену слышала? Вот на Марсе такие же, только еще больше… Но они уже разрушены, потому что люди там тыщу лет воюют и воюют, строить им некогда… Не хочешь — не верь…
Юля чуть не ответила, что она, может, и поверит, если Фаддейка объяснит, откуда он все это взял. Но поняла, что объяснять он не станет. Фаддейке уже хотелось рассказать о другом. Его лицо засветилось.
— А утром такая заря была! И солнце такое… Громадное! И свет по земле, по деревьям как волны. И петухи во всем городе заорали. Целая петушиная симфония… — Фаддейкины глаза сияли, и золотая искра озорно дрожала рядом с янтарным зрачком. — Я тогда знаешь что сделал? Высунулся и тоже как заору по-петушиному! Над всей землей!
Юля засмеялась, представив, как Фаддейка разносит с колокольни бесстрашное «ку-ка-ре-ку!» и волосы пламенеют, будто петушиный гребень.
Он тоже засмеялся:
— Мне даже спать расхотелось…
— А ты что, всю ночь не спал?
Фаддейка поежился:
— Уснешь там… Среди ночи такой кусачий холод сделался…
— А ты не взял ни одеяла, ничего теплого?
— Я телогрейку взял тети Кирину. Да сразу-то не подумал, что она короткая. Закутаешься — ноги торчат, ноги завернешь — спине холодно. Знаешь, как зубами стукал под утро… — Он опять зябко дернул спиной.
— Ты и сейчас зубами стукаешь, — строго сказала Юля. — Почему ты раздетый? У тебя что, кроме этой майки и штанов надеть нечего?
— Просто мне такой цвет нравится.
