Щегол - Тартт Донна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
Прошло дней пять-шесть, а я так до конца и не оправился от той нашей ночи с Борисом – отчасти потому, что был занят с клиентами, ездил на аукционы, посещал распродажи имущества, отчасти из-за того, что чуть ли не каждый вечер таскался с Китси по изнуряющим мероприятиям: праздничные вечеринки, официальный ужин, “Пелеас и Мелисандра” в Опере, вставал в шесть, ложился заполночь, однажды так и вовсе до двух ночи засиделись, ни минутки, чтоб побыть одному, и (хуже того) ни минутки, чтоб побыть с ней наедине – в обычных обстоятельствах я б уже давно взбеленился, но тут я до того оглушен был, до того сражен усталостью, что и подумать обо всем времени не было.
Целую неделю я ждал, когда наконец наступит вторник, который Китси обычно проводила с подружками – не потому, что я не хотел ее видеть, но потому что и Хоби тоже ужинал с кем-то в ресторане, и я предвкушал, как останусь один, разогрею какие-нибудь остатки еды из холодильника и лягу пораньше спать. Но к семи вечера, когда пора уже было закрывать магазин, у меня еще оставалась кой-какая работа. Вдруг заявился декоратор, который чудесным образом заинтересовался дорогой и немодной оловянной посудой, которую никак не удавалось продать – она собирала пыль на шкафу еще со времен Велти. В олове я разбирался не слишком, поэтому как раз искал одну статью в старых номерах журнала “Антиквариат”, когда Борис взлетел по ступенькам и забарабанил в стеклянную дверь, которую я всего минут пять как запер для посетителей. Шел проливной дождь, за рваными струями ливня Борис был неузнаваем, так, тень в плаще, но этот его ритмический перестук я помнил с детства, когда он, бывало, обойдет дом кругом, зайдет к нам через патио и постучит резко – пусти, мол.
Он нырнул в магазин, заотряхивался так, что вода полетела во все стороны.
– Скатаешься со мной кой-куда? – сразу перешел он к делу.
– Я занят.
– Да? – В его голосе смешались сразу и любовь, и злость, и такая ясная, детская обида, что я повернулся от книжной полки. – А не хочешь спросить зачем? А мне кажется, ты захочешь поехать.
– А куда именно?
– Я хочу поговорить кое с кем.
– И поговорить о?..
– Ага, – бодро подтвердил он, шмыгая, вытирая нос. – Точно. Тебе вообще-то ехать не обязательно, я собирался захватить своего парня, Толю, но подумал, что есть несколько резонов, из-за которых и тебе туда скататься не повредит… Попчик, да, да! – сказал он, нагнулся и подхватил пса, который притащился с ним поздороваться. – Я тоже рад тебя видеть! Он любит бекон, – сообщил он мне, почесывая Поппера за ушами, уткнувшись носом ему в затылок. – Ты ему вообще бекон жаришь? И хлеб тоже любит, когда в жир обмакнешь.
– С кем поговорить? Кто это?
Борис откинул мокрые пряди с лица.
– С одним моим знакомым. Звать Хорст. Старый другая Мириам. Он на этой сделке тоже погорел – по правде сказать, не думаю, что он нам поможет, но Мириам считает, не вредно будет потолковать с ним еще разок. И думается мне, она права.
Пока мы ехали на другой конец Манхэттена – дождь так колошматил по крыше “линкольна”, что Юрию приходилось орать, чтоб его было слышно (“Собачья погода!”), Борис тихонько рассказывал мне про Хорста.
– Грустная-прегрустная история. Он сам немец. Интересный парень, умный, чувствует тонко. Семья у него какая-то тоже известная… он мне как-то рассказывал, но я забыл. Отец у него был наполовину американец, оставил ему кучу денег, но потом его мать снова вышла замуж за… – Тут он назвал фамилию – известный во всем мире промышленник, темное эхо застарелого нацизма. – Миллионы. То есть ты не поверишь просто, сколько у них деньжищ. Они в них купаются. Денег до жопы просто.
– Да, да, очень грустная история, ага.
– Короче, Хорст наркоман еще тот. Ты меня знаешь, – дергает философски плечом, – я никого не сужу, не осуждаю. Делай, что хочешь, мне все равно! Но с Хорстом дела печальные. Он влюбился в девчонку, которая торчала, она-то его и подсадила. Все из него выкачала, а когда деньги кончились – бросила. Семья Хорстова от него еще задолго до этого отреклась. А он до сих пор из-за этой мерзкой гнилой девчонки кровавыми соплями исходит. Девчонки, говорю, а ей уж под сорокет, кстати. Ульрика ее зовут. Едва Хорст разживется денежками, как она к нему ненадолго возвращается. Потом снова уходит.
– А он-то как с этим связан?
– Дружок Хорста Саша ту сделку организовывал. Я с ним встретился, парень вроде ничего, откуда мне что знать? Хорст мне сказал, что сам лично с Сашиным человеком никогда не работал, но я торопился и не стал во все вникать, как надо было, – вскинул руки, – пуффф! Мириам была права, она всегда права, надо было ее послушать.
Вода струилась по окнам ртутной тяжестью, запечатывая нас в машине, огоньки вокруг нас мигали и плавились в грохоте, который напомнил мне о том, как мы с Борисом сидели на заднем сиденье “лексуса”, когда отец прогонял машину через мойку.
– Хорст обычно щепетильничает насчет того, с кем дела водит, поэтому я решил, что все на мази. Но он – сдержанный такой, понимаешь? “Необычно”, – говорит. “Нестандартно”. И вот как его понимать? Ладно, приезжаю я туда, а там – чокнутые. Настолько чокнутые, что по курам палят, вот насколько. А в таких ситуациях надо чтоб все было тихо-мирно! А они, не знаю, как будто телика пересмотрели. Типа так и надо. Хотя в таких делах обычно все прямо вежливые-вежливые, тихо-тихо, мир-дружба! Мириам сказала – и права была – про оружие вообще забудь! Ты представляешь, до чего надо быть чокнутым, чтоб кур держать в Майами? Маленькие курята, но – там на районе джакузи с теннисными кортами, кто там станет кур разводить? Кому охота, чтоб сосед нажаловался, что у тебя во дворе куры орут? Но к тому времени, – он пожал плечами, – я уж приехал. Зашел. Говорю себе, не волнуйся, но вышло так, что я прав оказался.
– И что случилось?
– Да сам не знаю. Я забрал половину товара – остальное типа на неделе подвезут. Такое бывает. Но тут их арестовывают, вторую часть я не получаю и картину тоже. Хорст – ну, Хорсту ее бы тоже хотелось найти, и он на бабло серьезно попал. Короче, я надеюсь, что с нашего последнего разговора у него что-то новенькое появилось.
Юрий высадил нас на Шестидесятых, недалеко от Барбуров.
– Это здесь? – спросил я, стряхивая воду с зонтика Хоби.
Мы стояли перед солидным белым таунхаусом, сразу за Пятой – черные чугунные двери, массивные дверные молотки в виде львиных голов.
– Да, это квартира его отца, родственники пытаются его отсюда вышибить через суд, желаю удачи, ха-ха.
Прожужжал домофон, мы вошли, в железной клетке лифта поднялись на второй этаж. До меня донесся запах благовоний, травы, стоящего на плите соуса для спагетти. Тощая блондинка – острижена под мальчика, глаза невозмутимые, маленькие, будто у верблюдицы – открыла нам дверь. Одета она была, как одевались в старину уличные попрошайки или мальчишки-газетчики: штаны в “гусиную лапку”, высокие ботинки, грязная футболка с длинным рукавом, подтяжки. На кончике носа – круглые очочки в проволочной оправе, как у Бена Франклина.
Не говоря ни слова, она впустила нас и ушла, оставив нас одних в полутемной, грязной гостиной размером с бальную залу, которая походила на позаброшенные великосветские декорации из какого-нибудь фильма с Фредом Астером: высокий потолок, осыпающаяся штукатурка, монументальный рояль, почерневшая люстра – половина хрустальных подвесок либо разбита, либо поломана, крутая голливудская лестница усыпана окурками. На заднем фоне журчат тихонько суфийские песнопения: Лааилаахаилль Аллаа. Лааилаахаилль Аллаа. На стене углем кто-то нарисовал обнаженных людей в натуральную величину, которые поднимались по ступенькам, будто кинокадры; мебели почти не было – один ветхий футон да пара столов и стульев, которые выглядели так, будто их притащили со свалки. На стенах – пустые рамки, бараний череп. Мультфильм в телевизоре искрит и моргает с эпилептическим напором, на мельтешащие геометрические узоры наползают буквы и кадры с гоночных репортажей. Если не считать экрана и двери, за которой скрылась блондинка, свет в комнате шел от одной лампы, которая выхватывала в резкий белый круг оплавившиеся свечи, компьютерные провода, пустые пивные бутылки и баллончики с бутаном, масляную пастель – в коробках и отдельными цилиндриками, горы каталогов-резоне, книги на английском и немецком, в том числе набоковское “Отчаяние” и “Бытие и время” Хайдеггера с оторванной обложкой, блокноты для рисования, альбомы по искусству, пепельницы, куски жженой фольги и заскорузлую подушку, на которой подремывала серая полосатая кошка. Над дверью, словно в какой-нибудь шварцвальдской охотничьей сторожке, трофеем висели оленьи рога, отбрасывая искривленные тени, которые вились и расползались по потолку с недоброй нордической сказочностью.
