Сэндвич с пеплом и фазаном - Брэдли Алан (книги онлайн .txt) 📗
– Ладно, беги, – сказала она. – Я зайду за тобой, когда надо будет идти на Малую общину.
Я довольно кивнула, как будто не могла дождаться этого, и сбежала.
Но уснуть не получилось. Хотя тело убрали и комнату вымыли, вычистили и выскребли, я ворочалась и крутилась, сражаясь с простыней и подушкой, словно они – крокодилы, а я – путница, выдернутая из обжигающих песков Египта и брошенная в Нил.
Я пыталась представить, чем занимается полиция, но рассуждения в отсутствие реальной информации были мучением.
Я попыталась считать овец, но тщетно. Овцы меня утомляли.
Тогда я начала считать пузырьки с ядом:
Девяносто девять банок мышьяка на стене,
Девяносто девять банок мышьяка,
Если вдруг одна из банок упадет, станет
Девяносто восемь банок мышьяка на стене,
Девяносто восемь банок мышьяка.
Пузырьки с ядом были на самом деле нарисованы на обоях или же рулоны обоев были вымочены в отраве? Я вспомнила, что мышьяковые обои, выкрашенные с использованием пигмента гидроарсенит меди (II), убили Наполеона и других людей и, к моей печали, больше не производились.
Использовали ли гидроарсенит меди (II) для покраски обоев в Канаде, как это было в Англии? Может, девушка из камина отравилась, потому что спала в отравленной комнате? Во что ее завернули? Это были обои с изображением американского флага? Нет, они бы наверняка сгорели…
Только погрузившись в эти размышления, мой мозг осознал, что он истощен и движется по бессмысленному кругу. Мне надо было выспаться, отчаянно надо было выспаться.
Внезапно я проснулась.
В комнате было темно, и кто-то стучал в дверь, вернее, царапался.
– Флавия! – до меня донесся хриплый шепот.
Я сразу же вспомнила, что заперла дверь, опасаясь, что меня снова разбудит Коллингсвуд.
Я выскочила из кровати, путаясь в простынях, и попрыгала к двери.
При виде меня ван Арк удивленно отступила.
– Ты спала? – спросила она.
– Нет, – ответила я. – Просто вздремнула немного.
– Ладно, неважно, – сказала она. – Одевайся. Быстро. Ты что, забыла о Малой общине?
По правде говоря, забыла.
– Нет, – ответила я.
Я быстро засобиралась, пытаясь придать себе пристойный вид, в то время как ван Арк ждала меня в коридоре.
Но я все равно казалась себе чучелом, когда мы крались по темному коридору к «Флоренс Найтингейл».
Ван Арк откуда-то извлекла клочок бумаги и, подсунув его под дверь, начала водить им из стороны в сторону.
Я сразу же поняла, что это безмолвный сигнал, куда более совершенный, чем стук.
Через секунду дверь медленно отворилась и нас поманили внутрь.
Джумбо и еще с полдюжины девочек, среди которых были Гремли и та крошечная круглолицая блондинка, которую за завтраком Дрюс толкала в ребра, сидели на полу вокруг одинокой свечи, огонек которой заплясал, когда мы вошли в комнату.
– Подвиньтесь, – шепнула Джумбо, и круг расширился, чтобы принять нас.
И она объявила:
– Добро пожаловать, Флавия де Люс.
Я не смогла придумать, что сказать в ответ, поэтому просто улыбнулась.
– В женской академии мисс Бодикот есть традиция, согласно которой каждая новенькая в качестве приветствия рассказывает нам историю. Можешь начинать.
Сказать, что меня застали врасплох, будет преуменьшением.
Рассказать им историю? Я не знаю никаких историй, по крайней мере таких, которые можно рассказать стайке девочек.
– Какую историю? – уточнила я, надеясь получить намек.
– Историю с привидениями, – сказала Джумбо. – И чем она кровавее, тем лучше.
Семь парящих лиц придвинулись ближе, все глаза уставились на меня, если не считать Гремли, поднявшей руку вверх, словно закрываясь от враждебного солнца.
Эта возможность послана мне самими небесами! Уоллес Скруп, сальный репортеришка – слово «сальный» я узнала от Даффи, но до сих пор у меня не было повода его использовать, – предположил, что женскую академию мисс Бодикот населяют привидения. И мне подвернулась возможность поднять эту тему, не показавшись легковерным ребенком.
Но единственной историей о привидениях, которую я могла вспомнить в этот момент, была та, которую Даффи и Фели рассказывали мне, когда я была совсем маленькой: история, так меня пугавшая, что кровь стыла у меня в жилах.
Дело было так…
Глава 7
– В английской деревушке Мальден-Фенвик, – начала я, – недалеко от Букшоу, нашего семейного поместья, – я знала, что для пущего правдоподобия нужны достоверные детали, – находится старинная церковь Святого Румвольда. Она посвящена ребенку, который, как рассказывают, едва родившись, три раза прокричал: «Christianus sum! Christianus sum! Christianus sum!», что означает: «Я христианин», попросил, чтобы его покрестили, прочитал проповедь и умер трех дней от роду.
Девочки беспокойно переглянулись и что-то забормотали.
– В северном трансепте церкви расположена часовня с могилой крестоносца и его многочисленных жен и детей, а в одной из стен вмурована удивительная скульптура.
Это вырезанное в тринадцатом веке изображение состоятельного местного мельника по имени Йоханнес Хотуэлл или Хитуэлл – надпись уже истерлась и плохо читается. Он лежит на спине среди крестоносцев, с открытыми глазами и уставившимся в потолок носом, словно ждет какого-то сигнала с небес от нарисованных святых. В руках он сжимает нечто вроде мешка с мукой, хотя кое-кто настаивает, что, судя по тому, как он разукрашен, это воздушный шар, – но ведь это невозможно, не так ли? Поскольку воздушный шар изобретут братья Монгольфье только через пятьсот тридцать лет.
Я сделала паузу, чтобы глубже заронить в них эту мысль. Я рассказывала эту историю теми же словами, какими мне ее когда-то рассказывали сестры.
Было очевидно, что я завладела вниманием своих слушательниц.
– Йоханнес, человек властолюбивый, несмотря на предупреждения отца женился молодым. «Занимайся мельницей, – снова и снова повторял ему старик, – а женятся пусть безумцы». Все это можно прочитать в маленьком буклетике, который продают у входа леди из алтарной гильдии.
Несмотря на отцовские предупреждения, Йоханнес, как я уже сказала, выбрал себе жену – сварливую старую деву из соседней деревушки, не упустившую свою выгоду.
Вскоре после этого у Йоханнеса появился прыщ.
Сначала он представлял собой не более чем крошечную красную точку между лопатками, похожую на след от комариного укуса. Но время шло, и прыщ увеличивался и увеличивался, пока не превратился в жирный гнойный фурункул – ярко-красный нарост на спине.
Я уточнила:
– Похожий на спящий вулкан с шапкой снега, то есть гноя, на верхушке.
– Фу-у! – воскликнула одна девочка.
– Его жена умоляла разрешить ей выдавить эту штуку. Она сказала: «Это похоже на ведьминский знак».
Но он не позволил.
«Оставь меня, жена, – сказал он ей, – ибо пусть это и фурункул, но это моя плоть».
И она достаточно хорошо знала свое место и понимала, когда надо замолчать. По крайней мере, пока он бодрствует.
Но однажды ночью она не могла уснуть из-за беспокойства. Наверняка, когда ее муж снимет камизу, чтобы осуществить первое церемониальное омовение в мельничном пруду, кто-то да заметит этот прыщ. Люди будут в ужасе!
Пойдут слухи и сплетни. Селяне перестанут возить ему зерно. Вместо этого они отправятся в Бишоп-Лейси. Она и Йоханнес пойдут по миру, в то время как другие будут процветать.
Все эти мысли крутились у нее в голове, пока она лежала без сна и лунный свет, проникавший сквозь окно, ярко освещал спину ее спящего мужа – и огромный прыщ на ней.
Она протянула руку и ухватила эту штуку двумя пальцами – большим и указательным…
У девочек, сидящих в кругу, отвисли челюсти.
– Это оказалось слишком легко. С едва слышным «хлоп!», – я имитировала этот звук, хлопнув пальцем по щеке, – эта штука лопнула, и гной потек наружу. Она еще немножко подавила, пока ранка не очистилась и не потекла кровь.
