Живописец (Жена иллюзиониста) - Орбенина Наталия (электронная книга .TXT) 📗
– Что это? Что это, Генрих? Это картины? Ты рисуешь такие картины?
Маша без сил опустилась на стул. Ей и в голову не могло прийти, что человеческая фантазия может порождать таких монстров. Впрочем, присмотревшись, она вдруг поймала себя на мысли, что эти образы вызывают у нее двойственное чувство – ужас и восторг одновременно. Она с трудом оторвалась от созерцания картин и перевела взгляд на мужа. В этот миг она, кажется, поняла, кто перед ней. Он был одним из этих персонажей, он отобразил сам себя!
Аромат, струившийся от ламп, кружил ей голову. Она почувствовала, что в ее теле совершаются странные перемены. Ее словно переполняло нечто, внизу живота появилось тянущее ощущение. Тело изогнулось навстречу другому телу, разомкнулись уста, и она поняла, что настал тот самый миг, который соединит их. Генрих, по-видимому, испытывал те же ощущения. Он стремительно ринулся к Маше и стал освобождать ее от платья и белья. Никогда еще она не видела мужа в таком состоянии. Но не испугалась, наоборот, ей хотелось, чтобы он как можно скорее слился с ней в едином порыве страсти. Он целовал ее, кусал в шею, грудь, но эта боль только обостряла ее чувственный порыв. Маша отвечала на его поцелуи и ласки всем своим существом. И вот в тот миг, когда они уже почти взлетели на вершину блаженства, Генрих, зарычав, как раненый зверь, вдруг отшвырнул жену и забился в конвульсиях. Лицо его перекосилось, изо рта пошла пена, глаза, утратившие бессмысленное выражение, вылезли из орбит. Маша бросилась к мужу. Через несколько мгновений его взор как будто прояснился, но в лице появилось нечто зверское. Ей даже показалось, что сейчас он убьет ее. Полураздетая, растрепанная, Маша бросилась наверх. Из подвала вслед неслось рычание зверя.
Глава одиннадцатая
– Бедная моя! Это все нестрашно! Пройдет! – утешала Машу Аглая Францевна. – Что же делать, если познание таинств любви порой сопряжено с некоторыми деликатными неприятностями. Все девушки проходят через эту черту. Вы, Машенька, очень чувствительны и эмоциональны. Да еще с богатым воображением. Все вам чудится какая-то чертовщина!
Маша с недоверием слушала Аглаю Францевну. Неужто ей опять привиделось?
– Вам, моя дорогая, необычайно повезло в жизни! Мой сын, ваш супруг, во всех отношениях необычный человек! Вы говорите, он превратился в безумного зверя? Так это он и впрямь стал безумен от страсти к вам! Он любит вас до беспамятства! Вы пробуждаете в его душе и теле неуемную страсть! Но такое вам было доселе неведомо, вот вы и испугались!
Баронесса взяла с туалетного столика щетку и стала укладывать волосы Маши. Щеки девушки полыхали, ее мучили стыд и неловкость. Их интимные отношения с Генрихом стали достоянием всего дома! Взглянув на ситуацию со стороны, она ужаснулась, таким непристойным показалось ей собственное поведение. Конечно, она знала, что такое страсть. Она помнила, какую бурю эмоций вызывали у нее прикосновения и поцелуи Михаила. Но таких сильных ощущений она не ожидала. И самое страшное, что это было необычайно приятно. Хотела бы она, чтобы это повторилось? Наверное…
Аглая Францевна нежно проводила щеткой по длинным волосам Маши и заглядывала в ее глаза.
– Ты полюбишь Генриха! Ты полюбишь его страстно и будешь с ним всегда! Моя душа будет спокойна!
После ухода свекрови Маша еще долго размышляла о происшедшем в подземелье. Какое странное ощущение. Привкус ужаса придавал ее чувственности особую остроту. И как такой человек, как Генрих, мог рождать в ней подобные переживания?
Недоумение не покидало ее. Когда она вновь увидела мужа, поначалу ее обуревал стыд, от смущения она опустила глаза. Однако Генрих встретил жену, как ни в чем не бывало. Он снова выглядел усталым, отстраненным и далеким, точно безумная вспышка страсти им обоим приснилась. Глядя на супруга, Маша вопрошала себя, отчего это непропорциональное тело, невыразительное лицо возбудили в ней эту бурю чувств?
В комнате был разожжен камин. Супруг сидел около огня, кутаясь в клетчатый плед. Жестом он предложил жене сесть рядом. Помолчали.
– Я испугал тебя? Прости, но ты должна понять, что в этом доме все немного необычно. Тебя испугала сила моей страсти? Но если ты не будешь противиться, эта волна захлестнет и тебя, и тогда мы вместе поплывем по этому бурному морю, и никого на свете не будет счастливее нас. Согласна ли ты принадлежать мне всецело?
Разум Маши отчаянно сопротивлялся, но тело при воспоминании о безумных наслаждениях трепетало, и она невольно кивнула.
– Хорошо! – Лицо Генриха осветилось слабой улыбкой.
Он протянул руку и взял длинными тонкими пальцами Машино запястье. Холодное прикосновение, щелчок, и она увидела на своей руке тонкий витой золотой браслет в форме ящерицы. Она поднесла его к лицу, чтобы получше разглядеть. Ящерка подняла головку и сверкнула изумрудными глазами.
Елизавета Дмитриевна пребывала в печали. Да, ее невероятный план удался, Маша стала баронессой Корхонэн, но радости и спокойствия это не принесло. До последнего момента, до самого венчания она боялась, что все вот-вот откроется, все рухнет. Однако нет, Маша оказалась перед алтарем. Правда, ее обморок, казалось, говорил о том, что Господь воспротивился этому союзу, но и это не остановило ни ее, ни Аглаю в стремлении во что бы то ни стало поженить своих детей. Свершилось! Маша Стрельникова стала баронессой. Роскошное поместье, деньги, наряды, драгоценности – все теперь в ее распоряжении! Елизавета Дмитриевна рассчитывала, что новое положение дочери и ей принесет перемены к лучшему. Поэтому она несказанно удивилась, когда после отъезда молодых Аглая Францевна вежливо и мягко намекнула, что пора и честь знать. Пришлось спешно собираться домой. Правда, чтобы подсластить пилюлю, Аглая Францевна преподнесла Елизавете Дмитриевне множество разных дорогих подарков. Стрельникова же рассчитывала совсем на другое: ей хотелось снова вернуться в высшее общество, чтобы перед ней открылись двери аристократических домов, и она наконец заняла место в жизни, предназначенное ей от рождения. Но, увы, она вновь очутилась в своей квартирке, и теперь, что хуже всего, одна, без обожаемой дочери, о которой постоянно болит душа. Как она там, прижилась ли, как к ней относятся муж и свекровь?
Маша долго не писала матери. В ожидании вестей от дочери Стрельникова вся извелась. Но долгожданные письма не принесли спокойствия и радости. У Елизаветы Дмитриевны возникло странное впечатление, точно их писала не Маша, ее родная дочь. Они были разные, наполнены непонятными чувствами и переживаниями. То со страниц веяло лучезарной, неуемной радостью, то в каждой строчке струились мрак и тоска. Елизавета Дмитриевна не на шутку испугалась, когда в письмах дочери появились описания странных видений, чудовищ. Помня о кошмарном сне, мучавшим дочь до свадьбы, она начала подозревать, уж не развивается ли у бедной дочери душевная болезнь от перенесенных потрясений и стремительных изменений в жизни. Но если так, то тогда… Тогда это Божья кара, ей, матери!
Придя к такому удручающему выводу, Стрельникова принялась каждый день ходить напротив, в Никольский собор, и там молиться до изнеможения, до боли в коленях. Более того, удрученная мать приняла решение поехать на богомолье, замолить грех, отмолить свою бедную девочку.
