Защитница. Любовь, ненависть и белые ночи - Гольман Иосиф Абрамович (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
Ведь что такое изобразительное искусство? Только то, что мы о нем думаем. После изобретения фотоаппарата простое умение воспроизводить окружающую реальность перестало быть искусством. Но отбросив в сторону критерии истинности художественных находок, станет абсолютно ясно, что и гений никогда не будет признан, если его не увидят массы.
Короче, все, «как завещал великий Ленин». Пока идея не овладеет массами, не будет у художника хлеба, а у инвестора – «Мерседеса».
Еще Ольгу поразило различие художников, присутствовавших здесь же. Особенно двух родных братьев Павловых. Выросли в одной деревне, в одной семье. Старший – весь чистенький, маленький, худенький, богобоязненный. Да и просто «боязненный», как Ольге показалось. «Живем мы уединенно, и нам ничего, кроме хлеба и искусства, не надо», – объяснил он Волику. При этом, похоже, не врал.
Был этот художник каноническим иконописцем, то есть имел разрешение от церкви на писание икон. А в «гражданской» живописи отрывался вовсю: на его полотнах краски играли, сверкали и переливались. Пейзажи были идиллические, девушки стройные, а цветы красивые. Все вместе создавало некую спокойную, милую, пленительную ауру, которую очень хотелось нести в дом или на дачу, тем более что цены были доступные.
Младший брат был совсем другим. Огромный, небритый, худющий, со свирепым лицом, кулаками-молотами и неожиданно добрыми глазами. Картины его были такие же: свирепые, резкие, пронзительные. И неожиданно добрые по сути. Коммерческий успех ему явно не грозил. Сложно было бы представить в какой-нибудь гламурной квартире портрет несчастного мальчишки из дурдома, выполненный только двумя красками: невероятно яркой оранжевой и невероятно черной черной. Или портрет тверской проститутки – самой дешевой, «плечевой», с трассы Е-95. Красивая, молодая, с детской игрушкой в руке и глазами старухи.
Береславский усилил этот антагонизм, расположив одножанровые картины братьев по противоположным стенам длинного двухсветного – с небольшим вторым этажом – помещения.
«А все же он свое дело знает», – оценила профессора Шеметова, пройдя несколько раз мимо полотен обоих братьев. Сделав еще круг, обнаружила второе дно профессорского замысла: это все-таки братья! Так непохожие по форме, по сути, по воплощению. И однозначно братья по всему.
Под впечатлением от увиденного даже хотела уйти подышать. Но, повинуясь Волику, очень уважавшему своего нахального и самоуверенного друга, полезли на маленький второй этаж – на самом деле длинный балкон – смотреть третьего автора.
А вот это уже был удар под дых.
Профессор решил усилить эффект, оставив в экспозиции на балконе только сильнодействующую графику третьего художника, тоже, кстати, жителя не столичного. И графика действовала.
На протяжении двадцати метров стены зрителя швыряло из огня в полымя, в абсолютно противоположные душевные состояния. От приятного созерцания мастерски, на одном дыхании написанных среднерусских пейзажей до совершенно душевыворачивающих работ. Одна из картин, выполненная минималистическими средствами (тушь, акварель, морилка), под названием «Что будет?» (мать, склонившаяся над маленьким ребенком), запечатлелась в памяти Ольги, похоже, навсегда.
Шеметова сочла своим долгом подойти к устроителю.
– Очень круто, – честно высказалась она. – Не скажу, что всегда приятно, но всегда круто. Где вы их находите?
– Да таланты по всей стране есть, – сказал, посверкивая очочками, профессор. – Вот только стране до них дела нет. Это ж не нефтью торговать.
Что ж, все логично. Торговать нефтью – что может быть понятнее алчному властителю?
Тем временем и народ подтянулся, человек под сто минимум. А музыканты уже занимали свои места на втором этаже, у края балкона, обрамлявшего второй свет помещения.
Шеметова едва узнала среди них Марину. Она была в темной длинной юбке и белоснежной блузке. Но не это помешало Ольге сразу определить утреннюю знакомую.
Марина была совершенно другая. Как в научной фантастике: сама в космос уехала, а вместо себя оставила двойника. Человека, живущего изнутри. Музыканта-аутиста.
Когда смычки опустились на струны, Шеметова впервые в своей жизни ощутила, что музыка ее просто уносит. Это было радостное и в то же время смешанное с неким страхом ощущение. Она летала – это восторгало полностью. Но она не понимала, откуда взялась эта способность и надолго ли.
А еще Ольга скосилась на Волика. Вот уж кто был счастлив исключительно, без каких-либо дополнительных чувств. Он смотрел на Марину, она смотрела в никуда, и все это объединял Вольфганг Амадей Моцарт.
После концерта, в состоянии то ли легкого опьянения (хотя не пили), то ли сотрясения мозга (хотя не падали), направились к метро.
Багров поехал провожать Ольгу к ее дому. Дойдя до подъезда, бережно поцеловал в щеку.
– Может, кофе нальешь? – спросил он.
«Да, конечно!!!» – кричало в ответ ее сердце.
А дурацкие губы ответили совсем другое:
– Неудобно. Поздно уже. До завтра.
– До завтра, – ответил Олег Всеволодович и пошел своим легким широким шагом к метро, на последний поезд.
И что же она такая дура?
Однако жизнь требовала продолжения, и Шеметова засобиралась на работу. Сегодня надо было точно выяснить дату их с Родригесом поездки в Казань. После чего заказать охрану на те два дня, что они там пробудут.
Ольга не верила в возможность нападения. Но у клиента денег больше, чем страхов. Раз хочет – пускай будет. А потом, лучше всю жизнь дуть на воду, чем один раз чем-нибудь тяжелым получить по башке.
С Родригесом встретились у него в офисе.
Он покряхтел, поежился, но все дополнительно требуемые бумаги подписал. «Тоже проблема», – подумала Ольга. Небось, когда в девяностые шел к своим деньгам, мало чего боялся. А когда наконец дошел – стало страшно за достигнутое.
Выезжать договорились через день, на машине Родригеса, с вооруженным водителем-охранником.
Шеметова побежала в контору. И там ее ждал сюрприз.
На скамеечке сидела симпатичная женщина лет тридцати с небольшим, с красивой девочкой, чью головку украшал роскошный белый бант.
Фото Юлии Морозовой, секс-вымогательницы из дела Родригеса, Ольга, конечно, видела. Но роскошная женщина с тех фото почти ничем не напоминала миловидную заботливую мамашу, сидевшую около ее кабинета. Тем не менее это была она.
– Я к вам, – сказала женщина, вставая со скамейки.
– Заходите, – слегка ошарашенная, ответила Шеметова, открывая ключом кабинет.
Марианну, дочку, тут же заняли, дав листы бумаги и цветные фломастеры. Маленький человек занялся делом.
– Не ожидали? – улыбнулась Юлия, усевшись напротив Ольги.
– Нет, – честно ответила адвокат, спокойно разглядывая процессуального противника.
Вблизи становилось понятно, что Морозовой не за тридцать, а под сорок. Но все равно выглядела она моложе своего возраста.
– Как смотрюсь? – усмехнулась та. – Хищно?
– Наоборот, – в тон ответила Шеметова. – Скромно. Достойно. Небогато. Будь вы моим клиентом, я бы одобрила.
– Я готова подписать с вами договор, – улыбнулась она. – Или, если хотите, устное соглашение.
– К сожалению, это невозможно. Я являюсь адвокатом Родригеса.
– Все равно я хотела бы поговорить.
– А смысл?
– Вы ведь профессионал, Ольга?
– Надеюсь.
– Пашете за деньги или за идею?
– Да я как-то не разделяю, – подумав, честно ответила Шеметова.
– А я вот пашу за нее, – указала на девочку Морозова. – Дети – лучший стимул.
– Наверное, вы правы, – согласилась Ольга, знакомая с темой пока только теоретически.
– Можно я сразу к делу? – Морозова вдруг стала резкая и быстрая, даже губы, аккуратно очерченные неяркой помадой, стали уже и злее.
– Да, конечно.
– Он неплохой мужик.
– Кто? – не сразу поняла Ольга.
– Леня. Леонард.
– Леонард Францевич?
– Я его так ни разу не называла, – рассмеялась Юлия. – А он звал меня Юленькой.
