Полуночное танго - Калинина Наталья Анатольевна (читать полные книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Мужчина щелкнул зажигалкой. Чтоб не вскрикнуть, я зажала рот рукой.
Это был Арсен.
Но женщина оказалась не Марго. У нее были длинные прямые волосы и челочка. Зажигалка погасла. Я видела лишь два огонька от сигарет.
В перерыве между песнями до меня донесся обрывок фразы, произнесенной Арсеном:
— …Не делал этого, клянусь тебе. Ну почему ты мне не веришь? Я так тебя…
Теперь этот скот врубил «Горную лаванду». Мне и без песни тошно было.
Я вылезла из куста и поплелась на пляж. Море меня слегка отрезвило. Я проплыла с полкилометра. Где-то там, за горизонтом, была Турция. Думаю, меня и в Турции преследовал бы Арсен.
Дома я застала одну Марго. Она стояла перед зеркалом в трусах и в лифчике и накручивала волосы на бигуди.
— Я видела его, — сообщила я с порога. — Он сидел с какой-то теткой. У нее платье точь-в-точь как у тебя.
— Пупсик, миражи бывают не только в пустыне.
— Это был не мираж. Хотя…
Я вспомнила, что уже «видела» Арсена возле нашего дома.
— Что? Что ты сказала, Пупсик?
— Со мной это уже было однажды. Мне показалось, я увидела его из своего окна.
— Он вполне мог шататься по нашей улице. Арсен бывает в общаге.
— Что же ты мне раньше не сказала? — Я подскочила к Марго и схватила ее за плечи. — Значит, это был он. А я уж решила…
— Ты решила, что выдумала этого Арсена. Да, Пупсик?
Я растерянно кивнула головой.
— Арсен существует в природе, но только это не тот парень, с которым у тебя, Пупсик, было то романтическое любовное свидание в крольчатнике. Могу поклясться своими волосами, что это был… — Марго повернула голову и чмокнула меня в щеку. — Это был Славка.
— Нет. Это исключено. Он сказал бы мне об этом, когда я проведывала его в больнице.
Я вдруг вспомнила в деталях сцену в больнице. У Славки был жалкий виноватый взгляд. Взгляд нашкодившего ребенка. И он почему-то просил у меня прощения.
Я вспыхнула до корней волос и спрятала лицо в ладонях.
— Итак, Арсен уходит. На сцене остаются две юные, любящие друг друга души и их пожилая наставница. Уж она-то позаботится о том, чтобы в дальнейшем ничто не омрачило чистую верную любовь.
— Этого не может быть, — бормотала я. — Это… это так не похоже на Славку.
— Как раз это на него очень похоже, Пупсик. Потому он и обращался с тобой так бережно. Этот Арсен вряд ли бы вел себя подобным образом.
— Что мне теперь делать, Марго?
Я вдруг прижалась к ее спине и разревелась, как маленькая девочка.
— Купаться, загорать, поглощать витамины и полностью расслабиться. И еще один совет: не надо пытаться подслушать и подсмотреть то, что не предназначено для твоих ушей и глаз. Если ты, Пупсик, хочешь дольше оставаться ребенком. Поверь мне: что-что, а детство к нам не возвращается.
Мы заснули в обнимку на узкой кровати на веранде. Я плакала во сне, и тогда Марго меня целовала. Хотя, быть может, мне это только снилось.
Мама была потная и раздраженная. Она швырнула на стол сумочку и в изнеможении плюхнулась на кровать Марго.
— Ритка не объявилась?
Я с трудом оторвалась от «Прощай, оружие!». Я уже второй день не купалась по вполне прозаической причине и почти все время проводила в постели с книжками.
— Она, кажется, поехала в Сухуми.
— Знаю. А без меня никто не заходил? — осторожно и как будто слегка виновато поинтересовалась мама.
— Нет.
— Странно. Мы же определенно договорились встретиться возле киоска с мороженым. Я два часа проторчала на пекле.
Она встала и подошла к окну, откуда были видны поросшие зеленью склоны гор. В предыдущие годы я лазила по ним в веселой компании своих сверстников, с которыми знакомилась прямо на пляже. В этом году мне что-то не хотелось лазить по горам, а уж тем более заводить знакомства. Все-таки, наверное, детство кончилось.
Мама направилась в свою комнатушку — узкая койка и столик на одной ножке. У нас с Марго по крайней мере был настоящий четвероногий стол. Она вышла оттуда почти сразу. Я заметила, как пылают ее щеки.
— Схожу куплю фруктов. Да и хлеба у нас на завтрак нет. — Мама попудрила нос. — Скоро вернусь.
Я снова уткнулась в книгу. Но мои мысли теперь были далеко от бедняжки Кэт, умиравшей в объятиях возлюбленного. Я вспомнила о том, что произошло вчера между мамой и Эдуардом. Увы, я не последовала совету Марго и, конечно же, с удовольствием подслушала их разговор, просидев битых полчаса в душной вонючей уборной в конце сада. Правда, они оказались на этой лавочке под инжиром уже после того, как я засела в сортире. Так что моей вины здесь почти не было.
— Ты не рассказывал мне, что дружил с Жанной.
— Дружил? Я даже плохо помню эту девушку в лицо.
— А ты вспомни. Могу тебе, между прочим, помочь.
— Чушь какая-то. Ты ведь знаешь, многие девушки просят у меня автографы.
— Ей ты его наверняка дал.
Я услышала, как мама закуривает сигарету. Она последнее время много курила.
— Что ты имеешь в виду?
— Говорят, она была на третьем месяце беременности. Не исключено, что тот маньяк, который считал себя отцом ребенка, вспорол ей живот.
— Но какое это имеет отношение ко мне? Я даже не знал, где она живет. Послушай, Женечка, у меня есть предложение продолжить наш разговор в ресторане. Сегодня такой замечательный вечер.
— Погоди, — упрямо возразила мама. — Сперва ты должен рассказать мне историю ваших взаимоотношений. Все равно рано или поздно я ее узнаю. Между прочим, мне решать — простить тебя или указать на дверь.
— Ах ты, моя любимая Кассандра. — Похоже, Камышевский попытался обнять маму, но она не далась.
Наконец мама сказала:
— У меня взрослая дочь. Как я смогу смотреть ей в глаза, если поселю в своем доме развратника?
— Но я же давно исправился, Женечка. Казанова превратился в Дон-Кихота. И всему виной ты, любовь моя.
— Хотелось бы в это верить. — Мама вздохнула. — И все равно прежде, чем решиться на столь отчаянный шаг в моей жизни, я должна знать кое-какие детали из твоего прошлого.
— Мое прошлое было очень скучным и однообразным, моя милая. Прошлое холостяка — это пыльная захламленная комната, в которой сердобольная душа наконец догадалась открыть форточку и впустить свежий воздух.
— Эдуард, повторяю: я должна это знать. Клянусь забыть навсегда обо всем и в дальнейшем не попрекнуть тебя ни единым словом. Скажи мне честно: у тебя с Жанной были интимные отношения?
— Нет, конечно. Как ты могла такое подумать? Мы с ней люди разного круга, даже, можно сказать, разных плоскостей. Совместить несовместимое так же невозможно, как заставить соловья кукарекать или кукушку петь, как…
— Тогда откуда появились эти фотографии?
Мама щелкнула замком сумки.
— Боже, какая мерзость! — весьма натурально возмутился Камышевский. — Это наверняка дело рук какого-нибудь местного фокусника. Откуда у тебя эта пакость?
— Мне дала их одна… знакомая.
— Маргарита?
— Какое это имеет значение?
— Я не раз предупреждал тебя, Женя: эта женщина попытается нас разлучить. Она была в меня…
— Я все знаю, — перебила мать. — Но как ты объяснишь происхождение этих фотографий?
— Я ведь сказал тебе — это проделки какого-то фокусника. Быть может, Ставицкого. Он несколько раз снимал меня.
— В обнаженном виде, что ли?
— Нет, конечно. Но я слышал, что эти проказники владеют искусством фотомонтажа: голову одного человека приставляют к туловищу другого и тому подобное.
— Это твое туловище, Эдуард. И ты прекрасно это знаешь.
— Женечка, это абсурд какой-то. Завтра мне покажут точно такие же фотографии, где ты предаешься любовным утехам с каким-нибудь развратным самцом.
— Не покажут.
— Но ведь ревнивая женщина, как ты понимаешь, способна на все что угодно, лишь бы не позволить тому, кого она любит, соединиться с другой. Даже если та другая — ее родная сестра.
— Ты переоцениваешь себя, Эдуард.
