Наш друг Димка - Тумп Саша (библиотека книг .txt) 📗
Осенью, – он повеселел.
Я что было вытащил на стол.
– Одной в желудке неуютно, двоим к утру там будет … – начал
Димка.
– К завтрашнему?.. – съязвил я, – это же вторая сегодня.
– Третья. Те две несчитово, – Димка повеселел.
– Ну и… – я ждал.
– Ну. Пришел домой. Рюмку. Поел. Рассказал своим, как было.
Крестик снял, повесил на трельяж – и спать. И сразу провалился.
…И вроде как сразу захожу я к нему в избушку, а он сидит за
столом. А перед ним сковорода чугунная стоит с водой, а за ней
две свечки. И он руки так ладонями в воду опускает, а потом ко
лбу их прикладывает. Не поворачивается и говорит: «Слышу,
собаки молчат, – кто-то из своих. Научил тебя мимо собак ходить –
не забыл, значит. Это как на велосипеде кататься».
И понимаю я, что это он тебе говорит. А я – не я, а ты. Понял?
Я смотрел на Димку. Просто сидел и смотрел, стараясь
вспомнить, – а что же мне снилось. Мне не снилось ничего.
«Ты, – говорит, – пока не разделся, принеси-ка мне снега с
крыльца. Только не смотри, откуда берешь. Просто зацепи – и
все».
Вышел я на крыльцо, собак нет, с перил зацепил снега. Зашел.
«Клади», – говорит, а сам руки от лба не отнимает.
«Кипит ум, – говорит, – а ум кипит, когда его мало, или
сковородка сильно горячая. Как масло на ней. Добавлять надо.
Снять сковородку – не получится. Все равно кипеть будет».
И опять руки ладонями в воду и ко лбу. В воду и ко лбу.
«Вода, – говорит, – мозг Земли, сам знаешь. Эо вроде он как
тебе говорит, – она людей породила, и людям больше просить
помощи не у кого».
А я сразу про прорубь вспомнил. Там батюшка тоже что-то
такое говорил. Про воду.
- 57 -
– Гадаешь? – я его спрашиваю и так на свечи кивком
показываю.
– Нет, – говорит, – струну настраиваю.
– Какую? – говорю.
– А, – говорит, – через человека струна проходит от земли к
солнцу. Через позвоночник. Вот её и настраиваю. Вот только, –
говорит, – Луна как смычок мешает. Туда-сюда. Туда-сюда ходит.
– Так луны-то, – говорю, – нет. Ехал, – говорю, – к тебе –
темнота в тайге-то.
– Нет, – говорит, – просто её не видно тебе. Двадцать шестой
день сегодня. Жаба – тотем мой. Болото. Опасный день, по
вашему, и для меня – тоже.
Сил с годами меньше, а отдавать больше приходится. Вот и
приходится «струну» подстраивать.
– А свечки? – я его опять спрашиваю.
– По пламени строю, – говорит. – На слух уже сложно стало.
Шею, – говорит, – вроде настроил. Все семь, – говорит, – частот,
для каждого позвонка вывел, вроде легче стало.
Шея – это почти самое главное. А семь тонов – что у человека,
что у воробья, что у жирафа.
– А что, – говорю, – главнее-то?
– Копчик. Корень это, – говорит, – с землёй связь. Через него
сила Земли входит. Как, – говорит, – устанешь, так сразу же в
землю его втыкаешь. Через него «струна» и входит.
– А выходит, – говорю, – откуда?
– Из темечка, – говорит, – бывает, из «родничка». Тяжелее, –
говорит, – эти настраивать, – и сам себе по груди похлопал.
– Почему? – говорю.
– Резонаторы-ребра каждый раз по-разному модулируют, –
говорит.
…– Не! Ты понял? «Модулируют», – говорит. – Димка смотрел
и ждал чего-то от меня.
Я пожал плечами, хотя понимал, о чем идет речь, но мне было
непонятно, причем здесь Димка.
Я похлопал себя по «щиту» под горлом – вроде «глухоты» не
было. Звук вниз не шел, выходил через плечи, как положено, – все
было нормально.
Димка посмотрел на меня и тоже похлопал себя по груди.
…– Вот и Чухпелек так же хлопал. Только он рот открывал, –
сказал Димка.
– … Сбил ты меня. Давай ещё, – он посмотрел на бутылку.
- 58 -
– Давай, – сказал я.
Мы выпили. Димка опять похлопал себя по груди,
прислушиваясь.
– Хэ-хэ, – выдавил он. Помолчал и добавил: – Батя у меня так
делал. А почему? Не знаешь?
– Знаю, – сказал я, – только давай об этом потом. Что старик
ещё сказал?
– Ну, вот! Я тогда подумал: – Раз уж там, спрошу, что да как.
Спрашиваю его: «А как вообще обстановка-то сейчас? Ну, у нас-
то?»
А он, представляешь, мне говорит: «Вихри враждебные веют
над нами». Не! Ты понял? Так и сказал: «Вихри враждебные веют
над нами!»
Я говорю: «Ну и чё?» А он говорит: «Тебе-то что. Ты под
кедром. Знаешь, за что схватиться».
А я-то понимаю, что это он тебе говорит, а не мне. И вдруг я-ты
понимаю, о чем он говорит, и спрашиваю: «А другие?» А он
говорит: «Кто другие? У других – другое. У тебя кедр есть, не
будешь за него держаться – ему не за кого будет. О себе думай!
Разрежет верхушка вихрь, а тот вниз к земле не пойдет. Нет у него
силы у земли-то».
Ты что-нибудь понял?
– Понял, – сказал я, потому что понял, что сказал старый
шаман. Только понять не мог, откуда и что было ждать. Всё,
вроде, было нормально. Да и у всех – тоже, вроде?..
..– Я говорю ему, вроде как от тебя: «Вихрь-то откуда? Зима.
Метель – куда ни шло, а вихрь-то откуда зимой? А он говорит:
«Белая ворона уже сидит – весны ждет».
Ну, я про весну-то вспомнил. Выборы, то, сё. «А как будет?» –
спрашиваю. Интересно всё-таки.
А он говорит: «Как будет – через месяц скажу. В день Гидры
скажу. Или после. Страшный день будет». Понял – «страшный
день будет». А когда день гидры-то, ты знаешь?
– Знаю, – говорю я Димке.
– Когда?
– Мы уже будем в «зюзю» в этот день. Начнем к двадцать
третьему готовиться. А то все праздники в один день не уложим.
Переживем. Все вместе будем-то! – сказал я.
– Ну, вот я ему и говорю: «И что это белая ворона-то?..»
А он говорит:
- 59 -
– Давно было, очень давно. Был я тогда на Кавказе, почти
рядом с Эльбрусом. По делам был, не просто так. Вот тогда мне
один старый алан Наурз и рассказал эту притчу.
…Оставил старый горец своим семи сыновьям отару да пса и
умер.
Пасли братья отару по склонам да лугам, пес знал свое дело –
помогал, с того и жили. Но время всему приходит. Стали братья то
один, то другой вниз бегать. То на невест посмотреть, то среди
людей побыть, то в празднике поучаствовать, в борьбе себя
показать, в скачках и других подвигах молодецких.
Любили все братьев, ладные да удачливые были они, да и не
бедные – отара-то была не самая маленькая. Каждый дом был рад
такого гостя принять да за стол усадить.
… Вот однажды накануне большого праздника внизу утром
встали братья, отару проверили, барана сварили, наелись, даже
часть мяса осталась, отпраздновали тоже и сели, на горы смотрят.
Пес отару сторожит. Как уж и что этот пес делал – не знаю, а
близко к отаре волки не подходили, а овцы его слушались.
Скучно братьям стало.
Встал старший брат и тихонько ушел вниз, где веселье и
праздник. За ним другой, за тем третий. Все ушли праздник
праздновать.
Остался только младший брат. Да и тот посидел, посидел,
видит – братьев рядом нет, подумал, что скоро должны подойти,
куда-то по делам отошли, посмотрел – пес службу справно несет,
собрался и тоже вниз ушел.
Весело внизу, сытно, кроме мяса там и фрукты, и вино.
…Под утро уже вернулся старший брат голодный. Видит, а
мяса-то, что оставляли, нет. Сидит белая ворона и теребит
косточки, что от него остались.
Отара в целости и сохранности, но проучил он пса так
легонько, где палкой, где пинком, да и вниз обратно пошел. Есть
хотелось, а самому готовить не хотелось.
За ним пришел другой брат. Видит – мяса нет, а пес лежит.
Проучил его – так легонько, чтоб неповадно было лежебоке, где
палкой, где пинком под ребра, да ушел вниз.