VIP значит вампир (Трилогия) - Набокова Юлия (книги регистрация онлайн .txt) 📗
За окном по–прежнему сыпал снег. Казалось, Париж решила навестить Снежная королева, и сейчас, стоя на вершине заиндевевшей Эйфелевой башни, она машет своим ледяным жезлом, укутывая город в снежное кружево.
— Вероник, — попросила я, — расскажи мне об Изабель. Кто она такая? У нее были враги?
— Изабель из элиты. — Вероник скорчила гримаску. — Голубых кровей, родом из девятнадцатого века.
— Такая старая? — вырвалось у меня.
— Но–но, — оскорбилась она, — я ненамного–то ее и моложе.
— Прости, — смутилась я, — я совсем не хотела… Просто мне она показалась совсем незрелой.
— К кому–то ум приходит с годами, от кого–то уходит еще дальше, — усмехнулась Вероник. — Изабель была этого сорта. Вечная невеста, вечный ребенок. Всегда капризная, всегда вздорная, всегда самовлюбленная.
— Говорят, что к старости все плохие черты характера только усугубляются, — заметила я. — Ой, прости–прости, молчу!
— За что? — В глазах Вероник заплясали смешинки. — В моем характере изъянов нет, я же просто ангел!
— Так что, Изабель себе много врагов снискала своим вздорным нравом? — вернулась я к заданному вопросу.
— Как тебе сказать… — Вероник задумчиво накрутила локон на палец. — Ни одного.
— Как же так? — удивилась я.
— А как можно всерьез обижаться на ребенка? К Изабель в нашей тусовке давно все привыкли и прощали ей капризы. Как бы тебе объяснить… Изабель была абсолютно безобидна. Она не была ни стервой, ни сплетницей, ни интриганкой. Если она и портила кому–то жизнь, то скорее сама того не ведая. Она постоянно нуждалась в любви, восхищении, заботе. Особенно после того, как Жан бросил ее.
— А почему он ее бросил?
— Это же Жан! — фыркнула Вероник. — Девушки рядом с ним не задерживались дольше месяца. Два месяца для него — это уже почти вечная любовь.
— Но между ним и Изабель были же какие–то особые чувства? — в недоумении уточнила я. — Подруги вторили ей, что Жан должен был оставить свое состояние ей, что ее одну он только и любил.
— Подруги говорили то, что Изабель хотела слышать. А Изабель хотела слышать ложь, которую сама же и выдумала. Когда у них с Жаном случился роман, она рассказывала всем, что тот от нее без ума, что не за горами свадьба, что он совершенно переменился и забыл про свои былые похождения. А Жан тем временем уже перемигивался с другой красоткой. Понимаешь, о чем я?
— Признаться, ничего не понимаю…
— Изабель была безобидна, как ребенок, — повторила Вероник. — Поверь, никто из наших никогда бы не поднял на нее руку. Ее убийство всех потрясло.
— И конечно же все уверены в том, что это сделала я? — уныло спросила я.
— Кому же захочется допустить, что убийца — один из старых знакомых? — рассудительно заметила Вероник. — Спокойнее списать все на человека со стороны.
— Стоп, стоп! — Я вдруг забеспокоилась. — Давай уточним: я сижу под домашним арестом или меня таким образом оберегают от разъяренной толпы мстителей?
— Да какие мстители! — принужденно рассмеялась Вероник. — В окно выгляни. Какому дураку придет в голову выйти на улицу в такую погоду?
— Мадемуазель Элен Громов, — церемонно доложил Бернар, появляясь на пороге.
— Элен? — удивилась Вероник. — Я ее не ждала.
Я хотела сказать, что это ко мне, но от радости увидеть Ленку поперхнулась соком и закашлялась. Вероник с беспокойством взглянула на меня и велела дворецкому:
— Зови!
Когда Лена, разрумяненная от морозца, со снежинками, тающими на волосах, появилась на пороге, я вскочила из кресла, собираясь ее обнять, но подруга только сухо кивнула мне, отвернулась и заворковала с Вероник по–французски, не обращая на меня ни малейшего внимания.
Оглушенная ее поведением, я съежилась в кресле. Уж если Ленка, которая знает меня с детства, не желает больше иметь со мной дела, значит, поддержки мне ждать не от кого. Для всех я теперь монстр, хладнокровно прирезавший Изабель и убивший двух репортеров. Достойная преемница Жана.
Смысл разговора между Леной и Вероник ускользал от меня. Я поняла только, что Лена пришла передать Вероник какую–то информацию. А когда та удивилась, почему неведомый мне Василь не пришел сам, Лена сказала, что он очень занят, а она проходила мимо и решила заскочить.
Я с печальной усмешкой глядела в окно, за которым по–прежнему мела метель. Проходила мимо? В такую погоду?
— Жанна, — окликнула меня Вероник, — прости, что заговорились. Познакомься, это Элен Громов, — она сделала ударение на второй слог, — твоя соотечественница.
Я с обидой вскинула глаза на Лену. Ах, мы уже незнакомы? Ну конечно, Вероник же не знает, что мы учились в одной школе, а Лена предпочла вычеркнуть нашу прошлую дружбу из памяти. Вот только я не собираюсь. Я уже открыла рот, чтобы высказать Лене все, что думаю о друзьях, которые отворачиваются при первой же неприятности, но она меня опередила.
Лена шагнула ко мне, адресовала мне светскую, ничего не значащую улыбку, протянула руку для приветствия и на русском сказала:
— Жанна, не делай глупостей. Прикинься, что видишь меня впервые в жизни. Я все объясню потом. А сейчас улыбнись мне, балда, и скажи пару слов по–русски. Хозяйка не должна заподозрить, что мы знакомы.
Это «хозяйка» резануло слух. Лена не стала даже называть имени Вероник, чтобы та не поняла, что мы говорим о ней. Что тут, черт возьми, происходит? Но я нашла в себе силы растянуть губы в улыбке, пожала ей руку и самым любезным тоном проговорила:
— Надеюсь, мадемуазель Громов, у тебя есть достойное объяснение этому маскараду.
— Вполне. Я оставлю его в этом кресле. А теперь, — она шагнула к пустому креслу и перешла на французский, — не буду больше отнимать ваше время. Приятно было познакомиться, Жанна!
Вероник поднялась с места, чтобы ее проводить, и, когда она повернулась спиной, Лена быстро вытащила из сумочки белый конверт и опустила его между сиденьем и подушкой кресла.
Оставшись в гостиной одна, я метнулась к креслу, схватила конверт, в котором прощупывался лист бумаги, и спрятала его под одежду.
Когда вернулась Вероник, я сослалась на головную боль и сказала, что хочу прилечь. Вероник всполошилась и чуть не бросилась за доктором. Но я убедила ее, что волноваться не о чем, и вышла за дверь, намеренно едва–едва передвигая ноги. Хотя мне хотелось бежать вприпрыжку, чтобы скорее прочитать таинственное послание Лены, переданное мне с такой секретностью.
Знакомый Ленкин почерк, всегда круглый и аккуратный в школьной тетрадке, на этот раз щетинился острыми углами и плясал от волнения или от спешки.
«Жанна, — писала она, — надеюсь, что ты не рассказывала Вероник о нашем знакомстве и не выдала себя при нашей встрече. Значит, шанс спастись еще есть. Мой отец — один из высокопоставленных вампиров, и от него я узнала, что тебе грозит большая опасность. Андрей резво взялся за твое дело, и сейчас он обивает пороги старейшин, чтобы заполучить согласие на ментальный допрос. Думаю, ты догадываешься, о чем речь. Но ты и понятия не имеешь, что это такое. Все твои мысли, все чувства, все страхи и все самые постыдные поступки станут всеобщим достоянием».
Страничка в моей руке задрожала как осиновый лист, в ушах застучала барабанная дробь, под которую приговоренных к казни ведут на эшафот. Стоит местным Гончим прошерстить мои воспоминания, как всплывут убийства Жана и его охранников, и никто уже не станет разбираться, виновата я в парижских убийствах или нет. Факты — вещь упрямая. А при наличии свидетеля в одном случае, отпечатков пальцев в другом и моего черного послужного списка вкатят мне обвинительный приговор — даже пикнуть не успею.
«Я убеждена в твоей невиновности, но каждому человеку есть что скрывать, и ты не исключение, — писала Лена. — Оправданий после ментальных допросов — единицы. Смертельных приговоров — большинство. Для того чтобы получить вышку, необязательно быть убийцей, достаточно, чтобы при допросе обнаружилось несколько эпизодов применения агрессии, которые будут расценены как предрасположенность к преступлению. А против тебя еще свидетельница у дома Изабель и отпечатки пальцев на фотокамере журналистов. Поверь мне, тут осуждали и при меньшем наборе улик. Во Франции закон чтят превыше всего, и судей не подкупишь. В общем, Бессонова, дело труба. У Андрея уже две подписи старейшин. Еще одна — и делу дадут ход…»
