Николай II в секретной переписке - Платонов Олег Анатольевич (читать книги бесплатно .TXT) 📗

Я рада, что кинематограф был забавен и интересен. — Разве Кирилл и Н.П. не были у тебя вчера, — мне кажется, они хотели быть.

Нет, эти английские книги еще не пришли. Матушка кончила 2-ю, так что я переслала ей сегодня французскую книгу, которую ты читал.

Сейчас должна кончать и вставать, так как окулист придет, чтоб осмотреть мои больные глаза.

До свидания, милый, да благословит Бог тебя и все твои начинания и наши дорогие войска! Ах, как сердце полно, а молитвы наши должны удвоиться! Осыпаю тебя поцелуями, муженек мой!

Твоя

Женушка.

Беларминов [777] говорит, что мне надо иметь более сильные очки для чтения, глаза переутомлены, а боли происходят от подагры, так же как и нервные боли в лице, но он доволен самими глазами и говорит, что они в хорошем состоянии, только я их переутомляю. — Я рада, что повидала его, так как боли иногда очень сильны и действуют мне на голову, и я хуже вижу при чтении (я-то сама думаю, что они слабеют от того, что я много плачу, и от многих непролитых слез, которые наполняют глаза и которые должны рассосаться сами собой, но этого всего я ему не сказала). Затем он мне дал мазь, чтобы смазывать ею глаза снаружи, если они будут очень болеть.

Царская ставка. 10 марта 1916 г.

Моя любимая!

Горячо благодарю тебя за дорогие письма, они — мое утешение в здешнем одиночестве. Дни как-то быстро пролетают, у меня масса дела, вижу много всякого народа, и все-таки не чувствую себя утомленным. К сожалению, даже нет времени читать книгу!

Твои прелестные ландыши чудесно пахнут — спасибо большое! Очень был рад увидать Н.П. Кирилл и он обедали вчера и завтракали сегодня, — они уже уехали. Вчера вечером долго с ними обоими разговаривал и согласился с тем, чтобы батальон оставался в своем теперешнем составе — 4 сильных роты, ни один человек не должен быть взят до конца войны. Сегодня Кирилл говорил со мной о “П. Звезде [778]. Я ему сказал, что между мама и мной было условлено назначить Лялина, но чтоб он, если желает, еще раз спросил ее, хотя я сильно сомневаюсь, чтоб она переменила свое решение. Шир.-Ших. — прекрасный человек, но он много лет не был ни на одном судне.

Наконец-то я нашел заместителя для Поливанова — это Шуваев [779], которому я могу вполне доверять. Я с ним еще не говорил. Кроме того, я намерен прикомандировать старика Иванова к своей особе, а на его место назначить Брусилова или Щербачева; вероятно, первого. После смещения П. я буду спать спокойно, и все министры также почувствуют облегчение.

Марта 11. Работа по утрам с Алексеевым занимает у меня все время до завтрака, но теперь она стала захватывающе интересной. Здесь наступили холода тоже — в Риге мороз доходит до 10 градусов по ночам — ужасно для бедных раненых и для войск, расположенных на многих участках фронта на снегу, против проволочных заграждений противника.

Да благословит Бог тебя и детей, моя дорогая! Нежно вас всех целую. Благодарю А. за ее милое письмо.

Навеки твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 11 марта 1916 г.

Мой любимый!

Наконец, чудная, яркая солнечная погода — как это меняет настроение! Я заказала службу на дому, так как сегодня пятница и мне очень хочется помолиться в церкви. Все мои мысли и молитвы с нашими войсками, я жадно накидываюсь каждое утро на известия в газетах. Если случится что-нибудь исключительно хорошее, может быть, ты послал бы мне краткую телеграмму? Я очень волнуюсь, но Бог благословит наши войска и пошлет им успех, если мы только будем все достаточно молиться! Все наши санитарные поезда были вызваны, множество отрядов и 15 госпиталей выехало в Двинск. Получила твою телеграмму о том, что ты окончательно и раз навсегда решил этот вопрос с Кириллом и Н.П., горю нетерпением узнать, к какому решению ты пришел.

Сегодня опять принимаю дам. Извини, что телеграфировала о муже m-me Никитиной, но она упросила меня, — ты, конечно, поступишь так, как найдешь правильным. Она думала, что он старший из генералов, имеющих георгиевский крест и право на эту вакансию.

Дети говорят, что башня в саду стала великолепна — мне очень хотелось бы пойти посмотреть на нее, — надеюсь, что скоро буду в состоянии выходить, если только можно будет рискнуть с лицом.

Любимый, бесценный душка, чувствуешь ли ты, как я обнимаю тебя и ласкаю нежно? О, как тяжело не быть вместе в такое время!

Ходят слухи, что некоторые гвардейские полки уже понесли большие потери, но разве они уже были в деле?

О, какое чудное солнце! — Дорогой мой, должна кончать. Сердцем и душой я с тобою. Да подаст тебе Господь силу, энергию и успех! Молюсь за тебя больше, чем когда-либо. Хочется видеть тебя счастливым, успевшим, — хочется увидать награду за все бесконечные тревоги, горести, волнения, работу, и чтоб молитвы тех, кто пал за Царя и отечество, были услышаны!

Мой родной, без конца целует тебя твоя старая

Солнышко.

Царское Село. 12 марта 1916 г.

Мой любимый!

Я почти не спала всю ночь из-за болей в лице. Начались они вчера вечером, как раз после того, как я сказала Вл. Ник., что я как будто совсем от них избавилась и смогу пойти в церковь, — крестопоклонная субб.. — так неприятно. Сегодня утром был опять массаж, мазала лицо всевозможными лекарствами. Сейчас стало немного лучше, но все еще болит и глаз полузакрыт. Я опять послала за бедным дантистом, — у меня было столько различных докторов за последнее время, что, думаю, лучше прийти и ему, осмотреть и, может быть, переменить пломбу, так как возможно, что образовалось новое дупло. Чувствую себя, конечно, одуревшей, а должна принять Мрозовского, наших трех сестер, вернувшихся из Австрии, с ними надо о многом поговорить. Два наших санитарных поезда возвращаются с тяжелоранеными. Правда ли, что наши потери очень велики? Конечно, при атаке не может быть иначе: все же мы взяли много пленных (а немцы говорят, что они не дали нам продвинуться ни на шаг, что у нас огромные потери и что они будто бы взяли 17 офицеров и 800 солдат в плен).

Дорогой, помни, что у тебя есть особый телеграфо-телефон, или как он там называется, — и если случится что-нибудь особенно важное, вели Воейкову переговорить с Ресиным, или ты со мною. Я очень волнуюсь и хочу знать известия раньше, чем они появятся в газетах, где они печатаются через 24 часа.

Н.П. был вчера от 7 1/2 до 9 (приятный сюрприз). Такая радость узнать новости непосредственно! Он жалел, что вокруг тебя скучная атмосфера, без молодых новых адъютантов, — и ты ему показался таким одиноким! Это меня тоже мучает. Н.П. передал мне вчера все твои решения; он спешно отправился этой ночью в Режицу. Недостаток офицеров прямо ужасен. Он рассказывал, что адмирал опять говорил против Григоровича, и это ему всегда очень обидно, так как он его очень уважает, он видит, что Н. хочет от него отделаться. Он говорит, что много толковал с Федоровым также про Поливанова. Маклаков [780] был у А. и умоляет меня принять его, а также настоятельно просит, чтоб я умолила тебя поскорее отделаться от Поливанова — он просто революционер под крылышком Гучкова. Штюрмер просил о том же. Говорят, что в этом отвратительном пром. комит. они собираются выступить с ужасными речами, соберутся они через несколько дней, и Маклаков поэтому советует поскорее удалить Поливанова — любой честный человек лучше, чем он. Если нельзя Иванова, почему не назначить честного, преданного Беляева и дать ему хорошего помощника? Штюрмер очень не любит другого помощника Поливанова, говорит, что это дурной человек, — я не запомнила его фамилии.