Щегол - Тартт Донна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗

– Что? – Он вскинул брови, оттолкнулся от стола и поглядел на меня, задрав подбородок, – Ты серьезно? Столько времени, а ты ни разу?..

Но я не мог ему ничего ответить. Губы у меня шевелились, но звука не было.

Борис хлопнул по столу.

– Ну, ты идиот. То есть ты ее даже не вскрыл? Да как можно было не?..

Я по-прежнему молчал, закрыв лицо руками, поэтому он потянулся ко мне и потряс меня за плечо.

– Правда? – напористо спросил он, пытаясь заглянуть мне в глаза. – Ни разу? Не открыл, чтоб поглядеть?

Из дальнего зала: слабый женский вскрик, пустой, глупый, а за ним такое же глупое уханье мужского хохота. Вдруг громко, как циркулярная пила, заработал блендер в баре и жужжал, кажется, невероятно долго.

– Ты не знал? – спросил Борис, когда грохот наконец прекратился. Из дальнего зала – смех, аплодисменты. – Да как ты не…

Но я ни слова не мог выдавить. Многослойное граффити на стенах, тэги райтеров, каракули, алкаши с глазами-крестиками. В дальнем зале взвился хриплый хор: да-вай, да-вай, да-вай. Передо мной замельтешило столько всего сразу, что я с трудом дух переводил.

– Столько лет? – спросил Борис, слегка нахмурившись. – И ты ни разу?..

– Господи боже.

– Тебе нехорошо?

– Я… – Я помотал головой. – Как ты вообще узнал, что она у меня? Как ты узнал? – повторил я, когда он ничего не ответил. – Ты шарил у меня по комнате? В вещах копался?

Борис посмотрел на меня. Потом запустил обе руки в волосы и сказал:

– Тебе память по пьяни отшибает, Поттер, ты ведь знаешь, да?

– Да ладно, – сказал я, недоверчиво помолчав.

– Нет, я серьезно, – мягко сказал он. – Я алкоголик. Уж я-то знаю! Я с десяти лет алкоголик, с тех самых пор, когда впервые выпил. Но ты, Поттер – ты как мой отец. Вот когда он пьет, то потом бродит в несознанке, сделает что-то, а назавтра и не вспомнит. Разобьет машину, меня отлупит, ввяжется в драку, очнется с переломанным носом или вообще в другом городе на вокзальной скамейке…

– Я ничего такого не делаю.

Борис вздохнул:

– Да, конечно, но память у тебя отшибает. Так же, как и у него. Я не говорю, что ты, мол, делал что-то плохое или буйствовал, ты не буйный, не как он, но знаешь – а, ну вот, например, как в тот раз, когда пошли в “Макдональдсе” играть в песочницу, в детский уголок, и ты так напился, лежишь на этой дутой штуке, а дамочка взяла и вызвала к тебе полицию, и мне пришлось быстро тебя оттуда утаскивать, мы полчаса стояли в “Уолмарте” и делали вид, что карандаши выбираем, а потом сели на автобус, потом сидели на остановке, и ты про эту ночь ничего не помнишь? Ни капельки? “«Макдональдс», Борис? Какой «Макдональдс?»” Или, – сказал он, щедро нюхнув, перебивая меня, – или вот когда ты нажрался просто вдрызг и заставил меня тащиться с тобой “гулять по пустыне”? Ладно, пошли мы гулять. Хорошо. Только ты такой бухой, что на ногах не держишься, а на улице жара сорок градусов. И ты, значит, устал гулять и ложишься в песочек. И просишь, чтоб я оставил тебя там умирать. “Брось меня, Борис, брось меня”. Помнишь?

– Ближе к делу.

– Ну, что я могу сказать? Ты был несчастен. Вечно напивался, пока не отключишься.

– Ты тоже.

– Да, помню. Как вырубился на лестнице, лицом вниз, помнишь? Очнулся еще как-то на голой земле, далеко от дома, ноги из кустов торчат, а сам вообще без понятия, как меня туда занесло. Черт, я однажды Спирсецкой имейл отправил посреди ночи, пьяный, дурацкий имейл, в котором писал, какая она красавица и как я ее люблю всем сердцем, кстати, я ее тогда и любил. На следующий день в школе, у меня страшное похмелье, и тут: “Борис, Борис, мне надо с тобой поговорить”. Ну ладно, о чем? И она такая, добрая вся, деликатная, пытается меня, значит, отвадить осторожно. Имейл? Какой имейл? Ничего не помню вообще! Стою там с красной рожей, а она мне сует отксеренную страничку из книжки со стихами и говорит, что надо любить девочек моего возраста. Да, я тоже глупостей натворил. Глупее твоих! Но я, – сказал он, поигрывая сигаретой, – я-то хотел развлечься, счастья хотел. Ты хотел умереть. Это разные вещи.

– И почему это мне кажется, что ты уходишь от ответа?

– Да не осуждаю я тебя! Просто – мы тогда с тобой такое вытворяли. Такое, чего ты, может, и не помнишь. Нет, нет! – заторопился он, качая головой, когда увидел, какое у меня стало лицо. – Я не об этом. Хотя, должен сказать, что ты единственный пацан, с которым я спал.

Я яростно сплюнул смех, будто закашлялся или подавился.

– Это-то… – Борис презрительно откинулся на спинку стула, крепко защипнул ноздри, – пффф. В этом возрасте, наверное, такое со многими бывает. Мы были молоды, хотели девчонок. Мне казалось, ты, может, думал, что это другое что-то. Но, нет, постой, – быстро заговорил он с переменившимся лицом: я отодвинул стул, собрался уходить, – постой, – повторил он, хватая меня за рукав, – не уходи, пожалуйста, послушай же, я что хочу сказать, ты совсем не помнишь ту ночь, когда мы с тобой смотрели “Доктора Ноу”?

Я стаскивал пальто со спинки стула. Но услышав это, замер.

– Не помнишь?

– А должен? Почему?

– Я знаю, что ты не помнишь. Потому что я потом тебя проверял. Скажу что-нибудь про “Доктора Ноу”, пошучу. И смотрю, что ты скажешь.

– А что с “Доктором Ноу”?

– Мы как раз только познакомились! – Колено у него так и ходило ходуном, как заведенное. – Ты, по ходу, к водке не привык еще – не знал, сколько наливать надо. Ты входишь такой с огромным стаканом, вот как стакан для воды, и я думаю: ну, капец! Не помнишь?

– Да сколько таких ночей было.

– Не помнишь. Я за тобой блевотину уберу, шмотки в стирку брошу, а ты и не помнишь, что это я. Начнешь плакать, рассказывать мне всякое.

– Что – всякое?

– Ну, например… – он нетерпеливо поморщился, – а вот, что это ты виноват в смерти матери… что лучше бы ты умер… что если б ты умер, то, может быть, был бы с нею вместе, в темноте… это все нет смысла вспоминать, не хочу, чтоб тебе плохо было. Ты был в таком раздрае, Тео… с тобой было прикольно, почти всегда! Ты на что угодно готов был, но все равно – в таком раздрае. Наверное, тебе в больницу надо было лечь. Помнишь, как ты залез на крышу и спрыгнул в бассейн? Сумасшедший, ты же шею себе мог сломать! Ночью уляжешься на дороге, фонари не горят, тебя вообще не видно, и ждешь, чтоб по тебе машина проехала, а мне тебя с боем приходилось поднимать и затаскивать домой…

– Ну и долго бы я лежал на этой сраной богом забытой улице, пока там бы хоть одна машина проехала. Я там ночевать бы мог. Надо было спальный мешок принести.

– Я в это углубляться не буду Крыша у тебя тогда отъехала. Ты нас обоих мог угробить. Однажды ночью ты взял спички и попытался дом поджечь, помнишь?

– Я дурачился, только и всего, – натянуто сказал я.

– А ковер? А огромная дыра, которую ты в софе прожег? Это ты дурачился, да? Я подушки перевернул, чтоб Ксандра не заметила.

– Это говно было такой дешевкой, что кожа была даже не огнеупорная.

– Ладно, ладно. Будь по-твоему. Короче, та ночь, значит. Мы смотрим “Доктора Ноу”, ты его уже видел, а я нет, и мне очень нравится, а ты полностью vgavno, и там дело происходит у него на острове, все круто, и тут он нажимает кнопку и показывает картину, которую украл.

– Господи.

Борис захихикал:

– Именно! Помилуй, боженька! До чего ж было круто. Ты такой пьяный, что тебя шатает из стороны в сторону – я щас тебе что-то покажу! Что-то удивительное! Ты встаешь перед теликом. Блин! Я смотрю фильм, там самое интересное, а ты никак не заткнешься. Отвали! Короче, ты уходишь, злой как собака, “пошел в жопу”, столько шума! Бах-бах-бах! А потом – раз, и спускаешься с картиной, ясно? – Он рассмеялся. – Прикинь, а я был уверен, что ты мне лапшу вешаешь. Шедевр мирового искусства? Да ладно, ага. Но – она была настоящая. Сразу видно.

– Я тебе не верю.

– Ну, это правда. Я понял. Потому что если можно б было нарисовать такую подделку? Тогда Лас-Вегас – самый прекрасный город на всем белом свете. Короче, такая ржака! Я, значит, с гордостью учу тебя воровать яблоки и конфеты из магазина, а ты уже успел спереть шедевр мирового искусства!