Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (мир книг TXT) 📗

От Суллы не ускользнуло и то обстоятельство, что, хотя Скавр улыбался ей с подлинной и несомненной любовью, Далматика явно побаивалась мужа и не понимала его чувств.

— Приветствую тебя, Луций Корнелий, — произнесла она бесцветным голосом.

— Благодарю тебя, Цецилия Далматика.

— Стол накрыт в твоем кабинете, муж мой, — тем же тоном обратилась она к Скавру. — Скажи, Гай Марий умирает?

Ей ответил Сулла, улыбнувшись, потому что первый момент благополучно миновал; все это сильно отличалось от того, что происходило на ужасном обеде в доме Мария.

— Нет, Цецилия Далматика, мы не станем свидетелями скорой кончины Гая Мария, могу тебе обещать.

— Тогда я покину вас. — Супруга Скавра вздохнула с облегчением.

Двое мужчин постояли в атрии, пока она не вышла, а затем Скавр повел Суллу в свой таблиний.

— Ты хочешь командовать на марсийском театре военных действий? — спросил Скавр, предлагая Сулле вина.

— Я сомневаюсь, что Сенат позволит мне это, принцепс сената.

— Откровенно говоря, я — тоже. Но хочешь ли этого ты?

— Нет, не хочу. Моя карьера в течение этого года войны была связана с Кампанией, если не считать особого случая с Гаем Марием. Я предпочел бы остаться в Кампании, где я успел все хорошо изучить. Луций Юлий ожидает моего возвращения, — пояснил Сулла. Он отлично представлял себе, что станет делать, когда новые консулы будут у власти, но участия Скавра в своих планах не хотел.

— Эскорт Мария — это твои войска? — спросил принцепс Сената.

— Да. Остальные пятнадцать когорт я отправил прямо в Кампанию. Эти пять когорт я завтра поведу сам.

— О, я хотел бы, чтобы ты выставил свою кандидатуру на консульских выборах! — воскликнул Скавр. — Тут у нас самая прискорбная картина за последние годы.

— Я и так стою вместе с Квинтом Помпеем Руфом на конец следующего года — твердо ответил Сулла.

— Да, я слышал. Жаль.

— Я не смог бы победить на выборах в этом году, Марк Эмилий.

— Смог бы, если бы я положил свой авторитет на твою чашу весов.

Сулла кисло усмехнулся:

— Предложение поступило поздно. Я буду слишком занят в Кампании, чтобы облачаться в тогу кандидата. Кроме того, я должен попытать удачи вместе со своим коллегой, поскольку Квинт Помпей и я выступаем в одной упряжке. Моя дочь собирается замуж за его сына.

— В таком случае забираю свое предложение назад. Ты прав. Рим в наступающем году как-нибудь перебьется. Приятно будет через год видеть консулами родственников. Гармония в управлении — чудесная вещь. А ты будешь главенствовать над Квинтом Помпеем столь же просто, как он будет принимать твое главенство.

— Я тоже так думаю, принцепс Сената. Луций Юлий даст мне небольшой отпуск на время выборов, поскольку он намерен свернуть военные действия, чтобы самому вернуться в Рим. Я думаю выдать свою дочь за сына Квинта Помпея в декабре этого года, хотя ей не исполнится еще шестнадцати лет. Она с нетерпением ожидает этого, — вежливо лгал Сулла, превосходно зная, что юная Корнелия Сулла — совершенно нерасположенное к браку дитя. Но он верил в Фортуну.

Когда спустя два часа Луций Корнелий Сулла вернулся домой, Элия встретила его известием о том, что Корнелия Сулла пыталась бежать из дома.

— К счастью, ее служанка так перепугалась, что не могла не сообщить об этом мне, — мрачно закончила Элия. Она нежно любила свою падчерицу и хотела, чтобы та вышла замуж по любви — за Мария-младшего.

— И что же она собиралась делать, блуждая по сельской местности, охваченной войной? — осведомился Сулла.

— Понятия не имею, Луций Корнелий. Я думаю, что она тоже. Предполагаю, что это был порыв души.

— В таком случае чем раньше она выйдет замуж за Квинта Помпея-младшего, тем лучше, — сурово молвил Сулла. — Я хочу ее видеть.

— Здесь, в твоем кабинете?

— Здесь, Элия. В моем кабинете.

Понимая, что муж не оценил ее — не оценил ее сочувствия к падчерице, Элия посмотрела на своего супруга со смешанным чувством страха и сожаления.

— Прошу тебя, Луций Корнелий, попытайся не быть с ней слишком строгим!

На эту просьбу Сулла не обратил внимания — он попросту повернулся к жене спиной.

Привели Корнелию Суллу. Она выглядела как пленница, стоя между двумя рабами.

— Можете идти, — отрывисто бросил отец ее охранникам и холодным взглядом посмотрел в непокорное лицо дочери.

Изысканная красота: белоснежная кожа, золотые волосы отца и очарование ее покойной матери. Разве только глаза у нее были свои, очень большие и ярко-голубые.

— Что же ты собираешься сказать в свою защиту, девочка?

— Я готова, отец. Можешь бить меня, пока не убьешь, — мне все равно! Потому что я не выйду за Квинта Помпея, и ты не сможешь заставить меня!

— Если я велю привязать тебя и всыпать тебе как следует, моя девочка, ты выйдешь за Квинта Помпея, — проговорил Сулла тем мягким тоном, который предшествовал у него взрыву неистовой ярости.

Но несмотря на все ее слезы и вспышки раздражения, она была в большей степени ребенком Суллы, чем Юлиллы. Корнелия крепко уперлась ногами в пол, словно ожидая ужасного удара, и сапфировые огоньки вспыхнули в ее огромных глазах.

— Я не выйду за Квинта Помпея!

— Клянусь всеми богами, Корнелия, выйдешь!

— Не выйду!

Обычно такое демонстративное неповиновение могло вызвать у Суллы неудержимое бешенство, но сейчас — может быть, потому, что он увидел в ее лице что-то от своего умершего сына, — он не смог рассердиться по-настоящему. Сулла только зловеще засопел носом.

— Дочка, ты знаешь, кто такая Пиета? — спросил он.

— Конечно, знаю, — осторожно ответила Корнелия Сулла. — Это Долг.

— Ответь подробнее, Корнелия.

— Это богиня обязанностей.

— Каких обязанностей?

— Всяких.

— Включая и обязанности детей перед их родителями, не так ли? — поинтересовался Сулла сладким голосом.

— Да, — сказала Корнелия Сулла.

— Непокорность по отношению к pater familias — это ужасная вещь, Корнелия. Это не только оскорбление Пиеты. Согласно закону ты должна повиноваться главе твоей семьи. Я — pater familias, — сурово произнес Сулла.

— Самая первая обязанность у меня — перед самой собой, — заявила она героически.

— Это не так, дочка. — Губы Суллы задрожали. — Первая твоя обязанность — повиноваться мне. Ты в моих руках.

— Пусть даже я в твоих руках, отец, но себя я не предам!

Губы его перестали трястись; Сулла разразился громким хохотом.

— О, пойди прочь! — сказал он и, все еще смеясь, крикнул ей вслед: — Ты выполнишь свою обязанность, или я продам тебя в рабство! Я сделаю это, и ничто не остановит меня!

— Я и так уже рабыня! — донеслось до него.

Боги, какого солдата она могла бы произвести на свет! Когда его веселье улеглось, Сулла сел за стол и принялся за письмо жителю города Смирны Публию Рутилию Руфу.