Линия ангелов - Флакс Фелиция (книги без регистрации txt) 📗
— Вон там, смотри, блестящее пятнышко. Это озеро. Наш главный источник пресной воды. Озеро крохотное, но немыслимо красивое. Оно называется Блюдце.
Ангел-city на секунду обратил на меня свои глаза. Я еще никогда не замечала такого фантастического блеска в них. От множества скачущих бликов они переливались, меняя цвет от темно-фиолетового до антрацитового, от бриллиантово-зеленого до графитового. В тех глазах открывался портал в иную вселенную. В них можно было упасть и не вернуться.
Я упала и не вернулась…
И даже не пыталась.
Мы находились в небе. Один на один. А весь остальной мир остался внизу. А если в небесах смотреть друг другу в глаза, то можно лишиться рассудка. Здесь, наверху, среди облаков и бесконечной синевы, сердце стучит иначе, сбиваясь с земного ритма и приближаясь к частоте ритмов небесных. Здесь и дышится по-другому. Отсюда до рая — рукой подать…
Самолет внезапно вздрогнул, и Ангел-city сжал пальцы на штурвале. Я взялась за «Никсон», принимаясь методично фотографировать озеро. Слова все закончились.
Мне бы хотелось также сделать снимок Стефана за штурвалом. В те минуты, когда он весь околдован полетом. Когда у него лицо светится особенным светом, превратившись в осиянный иконный лик. Хотя у того лика вместо нимба — наушники. Впрочем, у Ангела-city только такой нимб и может быть.
Мне хотелось запечатлеть его уверенно сжимающие штурвал руки, которым самолет повинуется как богу.
Мне много чего хотелось, однако я не решилась нарушить гармонию, жестоко вклинившись в нее щелчками, жужжанием зуммера и фотовспышкой. Поэтому я продолжала снимать виды внизу.
Затем самолет пошел на посадку. Я вжалась в сиденье и закрыла глаза. Я не боялась. Просто жалела, что все фантастическое быстро закончилось. Слишком быстро. И на земле глаза у Ангела-city снова станут черными пятнами, свет схлынет с удивительного лица. Лик погаснет.
Скарамуш нас ждал, потирая ручки. Когда самолет остановился, он шустро подскочил к кабине с моей стороны, помогая выбраться наружу.
Вспомнив, что таинственный старикан — отец Гарланда, я непроизвольно задержала взгляд на нем. Увидела небесные глаза и задалась вопросом: почему у отца глаза цвета неба, а у сына — цвета угля, которым в аду печи топят?
— Ну, как слетала, ненаглядная? — живо поинтересовался Скарамуш, чрезмерно суетясь и брызжа искристой энергией, воспламеняя все вокруг. Кроме меня.
За пару мгновений он произвел множество действий: и за ручку меня взял, и ручку погладил. Заглянул в глаза. И покачал головой, услышав мой ледяной ответ.
— Прекрасно.
Меня слегка пошатывало. Я сделала пару шагов по направлению к «Лендроверу» и поняла, что могу упасть. Возвращаться с небес на землю — что может быть ужаснее?
Скарамуш позволил мне побыть в одиночестве и устремился к Стефану, который оставался в кабине пилота. С ходу легко заскочил к нему, несмотря на высоту. И обе головы, обе светлые — золотоволосая и седая — низко склонились над чем-то. Наверное, над приборной доской.
Прислонившись спиной к нагретому на солнце огромному автомобилю, я наблюдала, как за стеклом Гарланд разговаривает с отцом. Скарамуш жестикулировал и мотал головой. Гарланд широко улыбался. Потом что-то произнес, и оба расхохотались.
Я отвела глаза. Вокруг плавилась тишина, напоенная райскими ароматами цветов. Ветер с океана, свежий, соленый и бешеный, жаждал подхватить, унести и швырнуть в морскую бездну.
Я пребывала в удивительном и непостижимом мире, в котором краски имели душу, а цветы являлись частью феерического волшебства. Но принял ли меня, абсолютно чужую и даже враждебную, этот дивный мир? Мне казалось, что нет. Я, со своим «Никсоном», легкими, полными городской пыли, и сердцем, чей ритм не совпадал с сердцебиением ангела, не могла стать частью рая.
Я опять посмотрела на самолет. И поймала взгляд Гарланда, устремленный на меня сквозь стекло.
Я снова отвела глаза.
Ангел-city продолжал на меня смотреть.
7
…Я проснулась от того, что губы обожгло. Точно по ним змейкой пробежали искры. Веки, тяжелые ото сна, не сразу открылись. Губы обожгло вторично, и после этого сон улетучился.
Судорожный вздох вырвался у меня, когда вместо антрацитовой ночи я увидела черные очи, близкие-близкие, мерцающие.
— Тс-с, — улыбнулся Гарланд, прикладывая палец к моим приоткрывшимся губам. — Ты обречена и тебе ничего не поможет.
Одеяло было сдернуто, но я, потрясенная, не успела ощутить ночной прохлады, струящейся из приоткрытого окна. Обнаженное горячее тело Гарланда прижалось к моему. Он схватил мои взметнувшиеся руки и припечатал к подушке.
— Нет, — прошептал он, лучезарный во мраке, — даже не пытайся. Это ночь — моя. И ты этой ночью — тоже моя.
Он не дал мне ни возразить, ни вздохнуть, ни ахнуть — впился в рот поцелуем, от которого этот ночной мир померк. От прежней реальности не осталось ничего. По линии ангелов я мгновенно переместилась в иную явь, где разум безмолвствует, а истончившееся тело превращается в пульсирующее пламя.
Я выгибалась под исступленными поцелуями и ласками, отдаваясь им и подчиняясь силе их страсти. И как будто наблюдала за собой и ангелом со стороны.
Его дыхание и мое дыхание слились, став единым дыханием. Мое тело взметалось навстречу его рукам и губам. Я жаждала его яростных прикосновений, и приглушенно смеялась, наслаждаясь их бесстыдством. Раскрывалась для них, являя все сокровенные тайны.
А затем вдруг вознеслась к небесам и полетела навстречу взорвавшейся звезде…
…В старом мире по-прежнему царили антрацитовая ночь и холод. Влажное тело содрогнулось. Я вскочила с постели и бросилась к приоткрытым створкам окна, чтобы их закрыть. Но в постель обратно не вернулась. Осталась стоять у подоконника, несмотря на то что меня сотрясала почти ознобная дрожь.
И смотрела на обнаженного ангела. Он разметался на смятой постели, не пытаясь накрыться или накинуть что-либо на себя. Его нагое тело, блестящее от любострастной испарины, казалось темным на фоне всклоченных простыней. Ночь наложила причудливые светотени, четко очертившие его мускулы и изгибы. Половина лица скрывалась во мраке, и оно казалось венецианской маской. Черно-белой, разделенной ровно посередине. Я молча шагнула к фотоаппарату. Даже если бы Гарланд воспротивился, я бы все равно сделала этот снимок. И опять — только для себя. Но Стефан молчал. И смотрел в объектив.
А я сделала вместо одного снимка — одиннадцать, чувствуя, как с каждой новой вспышкой разгораюсь изнутри. Вновь. Мое тело требовало его тела. Изнемогало. А времени-то прошло с тех пор, как безумие погасло, всего ничего. Минут пять… Я не узнавала себя. Не верила самой себе.
— Иди сюда, — позвал ангел, повелительно махнув рукой.
И я подчинилась. Упала в его жаркие объятия, забыв про то, что Лайлия Шеритон — свободная и никому неподвластная эмансипированная особа. Особь.
Этой ночью, полной теней и терпких ароматов океана, родилась новая Лайлия Шеритон. Бешеная, ненасытная, покорная и сладострастная. Главное украшение в коллекции орхидей Ангела-city.
Ночь промелькнула ослепительной кометой. Тело ее запомнило, разум — нет. Я улетала в иную огненную явь и возвращалась. Снова и снова. Улетала вместе с ангелом. И каждый раз он возносил меня все выше и выше. Туда, где до нас еще никто не бывал.
А когда я проснулась утром, постель оказалась пуста.
Ангел меня покинул. Или же из иной яви в обычную реальность я вернулась одна…
Постель оказалась безбожно смятой. И ледяной. Значит, Гарланд ушел давно. Сейчас часы показывали начало одиннадцатого. Вероятно, Ангел-city исчез ранним утром, когда я только заснула.
За окном шумел океан. Как странно: я провела на острове не так много дней, а шум прибоя сделался уже таким привычным для моих ушей, что, не услышь его, я бы страшно затосковала.
