Где живет моя любовь - Мартин Чарльз (читать книги онлайн без сокращений .TXT) 📗
Взяв старт, я каждое утро работал над своей повестью в течение одного часа. Воспоминания всплывали в голове одно за другим, а перед моим мысленным взором проносились картины: больничная палата, тоскливые вечера и бесконечные дни. И еще – одиночество, которое казалось таким глубоким, что в нем можно было утонуть. И порой мне этого хотелось. Сидя в крошечном, тесном чулане, я широко распахивал двери своей памяти и вытаскивал оттуда вещи, которые прятал не только от Мэгги, но даже от себя самого. Стопка исписанных листов росла с непостижимой быстротой, и вскоре все удивительное, чудесное, прекрасное и ужасное, что довелось мне пережить за четыре с лишним месяца одиночества и тоски, лежало передо мной на моем импровизированном столе. Первый вариант был готов, и это была чистая правда, потому что зеркало не лжет.
Тем временем наступила весна. Закончился очередной учебный семестр, я выставил студентам оценки и вместе с ними отправился на каникулы. Свободного времени у меня стало больше, и я проводил в чулане часа по три в день. Довольно скоро мне стало ясно, что Мэгги начинает недоумевать по поводу того, что́ я там делаю. Когда же она увидела, что я устанавливаю на дверь чулана замо́к, то посмотрела на меня как на сумасшедшего. Подбоченившись и выставив вперед ногу, Мэгги сказала:
– Что это ты делаешь, Дилан Стайлз?
– Ставлю замок, – прикинулся я дурачком.
– Зачем?
– Чтобы ты не могла поддаться искушению.
– Какому искушению?
– Прочитать мою рукопись.
– Но ведь ты пишешь ее для меня!
– Разумеется, но… Знаю я тебя, Мегс. Одной мысли о том, что за этой дверью находится несколько сотен страниц, которые только и ждут, чтобы их прочитали, вполне достаточно, чтобы ты не устояла. Уверен, стоит мне только отвернуться, как ты наложишь на них свои шаловливые ручонки. – С этими словами я помахал у нее перед носом ключом на длинном шнурке, повесил его себе на шею и улыбнулся.
Мэгги надулась.
– Не могу поверить!.. – проговорила она, качая головой. – Ты действительно думаешь, что я способна украсть твою книгу до того, как она будет готова?
– Именно так я и думаю. – Я улыбнулся и нахлобучил на голову бейсболку «Джон Дир».
– Но, может быть, мне все-таки можно прочитать хотя бы одну главу? Я бы сказала, хорошо ли у тебя получается и чего не хватает…
– Нельзя. – Я натянул бейсболку на самый нос, пряча глаза.
Мэгги швырнула в меня диванную подушку.
– Я тебя больше не люблю, так и знай!
Я расхохотался и вышел на веранду. Я специально не стал придерживать дверь-экран, которая захлопнулась с отчетливым стуком. Вслед мне полетела еще одна подушка.
– Сегодня твое место на диване!
– Пусть, – отозвался я из-за двери. – Но свою рукопись я возьму с собой.
Когда вечером я вернулся домой, Мэгги пыталась вскрыть замок на двери чулана.
– Эй, привет!.. – окликнул я ее, помахивая висящим на шее ключом. – Что это ты делаешь?
Мэгги вздрогнула от неожиданности и выронила отвертку.
– Черт бы тебя побрал, Дилан Стайлз!
Помните сцену с пожаром из сериала про Уолтонов [9], когда Джону Бою приходится выбирать: спасать родных или свои записи? На меня произвело очень сильное впечатление то, как он стоял, беспомощно глядя на рвущиеся из окон мансарды языки огня и пытаясь принять правильное решение. Но, пожалуй, еще больше мне запомнилась та невероятная сила духа, которую Джон проявил впоследствии, когда писал свой роман фактически заново. Сюжетный ход, когда человек теряет в огне что-то очень дорогое, отложился где-то в моей душе, и мне очень не хотелось, чтобы пожар уничтожил то, над чем я работал в течение нескольких месяцев. Несколько раз я проверял спрятанный под полом сейф, пока не убедился, что ни огонь, ни вода из пожарных брандспойтов не смогут повредить рукопись.
И вот первый вариант был готов и надежно спрятан. Теперь я работал над второй редакцией рукописи. Она предназначалась специально для моей жены.
С тех пор как я вручил Мэгги фальшивую рукопись, прошло почти одиннадцать часов. Бо́льшую часть этого времени я не слезал с сиденья трактора. И пока Мэгги, закрывшись в доме, читала написанные мною страницы, я успел несколько раз пожалеть о своем поступке. В конце концов я выключил передачу, трактор еще немного прокатился вперед и встал. Я снял шляпу, вытер со лба пот и стал смотреть на собирающиеся над горизонтом грозовые облака, в которых сверкали яркие молнии.
На мгновение я подумал о том, что было бы, если бы я отдал оба варианта Папе. Я очень отчетливо представлял, как он входит в кухню, взвешивая на руках две бумажные стопки – ни дать ни взять Фемида со своими весами. Уверен, он бы сразу почувствовал разницу и, прищурив глаз, спросил бы меня, почему я не загнал пузырек между рисками.
Глава 7
Послеполуденное солнце безжалостно жгло мне спину – очередное напоминание о том, что даже в аду едва ли бывает жарче, чем в Южной Каролине между маем и сентябрем. Можно подумать, что все эти месяцы Бог держит над нашим штатом огромное увеличительное стекло, стараясь поджарить нас как следует.
Палящее солнце и зной странно действуют на человека, особенно если он несколько часов подряд не слезает с трактора. Например, такой человек может вдруг задуматься о самых неожиданных вещах. Так и я, медленно двигаясь вдоль рядов в облаке пыли и солярных выхлопов, размышлял о черных рабах, которые когда-то обрабатывали огромные поля вручную. Наверное, в наших краях нельзя быть фермером и не думать о том, что происходило на этой земле полтора века назад. И ладно бы только поля!.. Почти все ирригационные каналы для осушения плодородных низин тоже были выкопаны чернокожими мужчинами и их сыновьями.
Рабами.
Подобные вещи с трудом укладываются у меня в голове. Когда, на каком этапе своей истории человек вдруг решил, что он может владеть другим человеком как вещью? Одно дело война… Я понимаю, что победитель, одолевший своего врага на поле боя, может забрать его дом и другое имущество, но покупать и продавать людей?!. Разве для этого Бог создал человеческий род? Лично я не согласился бы стать рабовладельцем за весь чай Китая. Да я и не понимал, как я мог бы «владеть» тем же Эймосом… Я готов был умереть за него, но если бы кто-то попытался продать Эймоса мне или кому-нибудь другому, такого, с позволения сказать, «человека» я, скорее всего, пристрелил бы как бешеную собаку.
Помню, когда я был мальчишкой и учился то ли в первом, то ли во втором классе, я пришел из школы и по обыкновению сразу помчался в поле, где работал мой дед. Взобравшись на трактор, я уселся на сиденье рядом с ним и стал смотреть, что он делает. Дед сеял – прицепленная к трактору запыленная сеялка разбрасывала семена и тут же заделывала их в землю. Дед правил одной рукой, шляпа на затылке, в зубах – соломинка. Именно тогда он показал мне старые, оплывшие канавы, которые много лет назад выкопали рабы. Не заметить их было просто невозможно – некоторые из них были такими широкими, что по дну мог проехать «Бьюик».
Каждый раз, когда Папа заговаривал о рабстве, его нижняя губа непроизвольно выпячивалась как у человека, который испытывает к чему-то глубочайшее отвращение. В тот день я спросил, почему не нашлось человека, который выкупил бы у хозяев всех рабов и отпустил их на свободу. Папа остановил трактор, заглушил мотор, усадил меня перед собой на крыло и сдвинул назад козырек моей бейсболки.
«Много лет назад, – сказал он, – такой человек нашелся. Он отдал все, что у Него было, выкупил всех рабов и дал им свободу».
Его слова показались мне странными.
«Как же тогда получилось, – спросил я, – что рабы появились снова?»
Папа ненадолго отвернулся, сплюнул сквозь зубы и переложил соломинку из одного угла рта в другой. Взгляд его был устремлен куда-то очень далеко – за край поля, за луг и даже за лес, темневший на горизонте.
