Первый человек в Риме - Маккалоу Колин (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Гай Марий со вздохом отложил письмо, придвинул к себе официальную почту из Сената и стал громко, во весь голос читать донесения, с трудом преодолевая нагромождения слов. В такой манере чтения не было ничего зазорного. Все читали вслух, но предполагалось, что все другие образованнее его.
Публий Рутилий был прав, как всегда. Его собственное письмо содержало информации намного больше, чем донесения, хотя в них и приводился текст письма Нервы и было полно статистики. Просто они не были интересными. Они не могли сразу поставить человека в центр событий, как это делал Рутилий.
Гай Марий легко мог представить себе ужас, охвативший Рим. Отсутствие зерна означало, что все политические планы находились под угрозой. Нытье казначеев, эдилы, стремящиеся найти другие источники закупки зерна… Сицилия была главным поставщиком зерна, и когда на Сицилии случался неурожай, Риму грозил голод. Ни Африка, ни Сардиния не поставляли Риму и половины того количества зерна, которое поставляла Сицилия. Этот кризис приведет к тому, что народ будет обвинять Сенат за неспособного губернатора, а неимущие обвинят и народ, и Сенат в том, что у них пустые желудки!
Неимущие не имели политических прав, управление их интересовало не больше, чем вообще то обстоятельство, что ими кто-то управляет. Участие бедняков в общественной жизни сводилось к присутствию на играх и получению бесплатных подаяний в праздники — до тех пор, пока желудки черни были полны. В противном случае неимущие представляли грозную силу, с которой приходилось считаться.
Они получали зерно, конечно, не бесплатно. Но Сенат через своих эдилов и квесторов делал так, чтобы бедняки покупали зерно по разумной цене, даже если во время неурожая это означало, что закупалось зерно дорогое, а продавалось по прежней невысокой цене, к большому неудовольствию казначейства. Любой римский гражданин, проживающий в Риме, мог быть уверен, что получит от государства свою долю дешевого зерна, безразлично, богат он или нет, — при условии, что отстоит огромную очередь к столу эдила в портике Минуция и получит талон на зерно. По предъявлении этого талона в одном из зернохранилищ, расположенных на Авентинском холме, как раз над римским портом, разрешается купить свои пять модиев дешевого зерна. Но многие этого не делали. Им было гораздо проще покупать зерно на рыночной площади Велабр, и пусть торговцы сами достают зерно для продажи из личных зернохранилищ, расположенных у подножия Палатина на Тусканской улице.
Зная, что может оказаться вовлеченным в рискованную политическую ситуацию, Гай Марий нахмурил свои замечательные брови. Как только Сенат попросит у казны открыть ее заросшие паутиной хранилища, чтобы закупить зерно по дорогой цене для неимущих, начнутся стоны. Начальники казначейских трибунов — финансовые бюрократы — начнут утверждать, что они не могут выделить такие огромные суммы на зерно, когда шесть легионов неимущих сейчас находятся в Заальпийской Галлии, выполняя общественные работы! Это, в свою очередь, перенесет ответственность на Сенат, который должен будет начать неприятную борьбу с казначейством, чтобы все-таки получить свой дешевый хлеб. И тогда Сенат начнет жаловаться народу, что, как всегда, неимущие представляют собой очень дорогостоящее неудобство.
Чудесно! Как же Гай Марий собирается стать консулом второй год подряд, да еще выбранным в отсутствие, когда у него вся армия состоит из накормленных неимущих, а Рим — во власти голодных неимущих? Пропади он пропадом, этот Публий Лициний Нерва! И все спекулянты зерном вместе с ним!
Один только Марк Эмилий Скавр, принцепс Сената, еще до кризиса чувствовал что-то неладное. Обычно с поступлением нового урожая цена зерна в Риме немного падала — это происходило в конце лета. Но в этом году она постоянно росла. Причина казалась очевидной: освобождение «зерновых» рабов-италийцев снизило количество посевов, и, значит, урожай должен был уменьшиться. Однако во время посевной эти рабы освобождены еще не были, и урожай поэтому ожидался нормальный. Значит, в конце лета цена должна была, как обычно, резко снизиться. Но не снизилась. Она продолжала расти.
Для Скавра было совершенно ясно, что манипуляции с зерном исходят из Сената, и его собственные наблюдения указывали на консула Фимбрию и на претора по делам граждан Гая Меммия, который отчаянно собирал деньги всю весну и лето. Чтобы купить зерно дешево и продать потом по баснословной цене, решил Скавр.
И вдруг пришло известие о восстании рабов на Сицилии. Фимбрия и Меммий стали судорожно продавать все, что имели, кроме домов на Палатине и земель, так, чтобы достало сохранить за собой сенаторский имущественный ценз. Поэтому Скавр заключил: какова бы ни была природа их авантюры, она не могла иметь ничего общего с запасами зерна.
Если бы консул Фимбрия и претор по делам граждан Гай Меммий были вовлечены в эскалацию цен на зерно, они сидели бы сейчас довольные, ковыряя в зубах, а не крутились бы в поисках денег, чтобы вернуть ссуды. Нет, это не Фимбрия и не Меммий! Надо искать где-то в другом месте.
После письма Публия Лициния Нервы, где он признавался, что кризис в Сицилии скоро достигнет Рима, Скавр начал слышать имя одного сенатора, часто упоминавшееся среди торговцев зерном. Его чувствительный длинный нос почувствовал свежий след — и с большим душком, чем обманный след Фимбрии и Меммия. Луций Апулей Сатурнин, квестор в порту Остия. Молодой человек и новичок в Сенате, но сейчас занимает важное для нового молодого сенатора положение. Квестор в Остии наблюдал за погрузкой зерна на корабли и его хранением, он знал нужных людей, имеющих дело со всем процессом заготовки зерна, был знаком со всей информацией по данному вопросу еще задолго до всех остальных в Сенате.
Дальнейшие расследования убедили Скавра, что он нашел виновного. Луций Апулей Сатурнин был главным инициатором преждевременного повышения цен на зерно, что помешало казне приобрести дополнительные запасы для государственных зернохранилищ по приемлемой цене, сообщил Скавр, принцепс Сената, притихшей Палате. И Палата нашла козла отпущения. Возмущенные сенаторы единогласно проголосовали за смещение Луция Апулея Сатурнина с поста квестора, тем самым лишая его права занимать место в Палате. Требовали предъявить ему судебный иск за вымогательство.
Отозванный из Остии для явки в Палату, Сатурнин мог только голословно отвергать обвинения Скавра. Явных доказательств не было — ни за, ни против. А это означало, что дело сводилось к простому вопросу, кто из двоих больше достоин доверия.
— Докажи, что я виновен! — крикнул Сатурнин.
— Докажи, что ты не виновен! — насмешливо отозвался Скавр.
И естественно, Палата поверила своему принцепсу, ибо Скавр ни в коем случае не мог быть обвинен в несправедливости. Это знали все. И Сатурнин был лишен всего.
Но Луций Апулей Сатурнин был по природе борцом. По возрасту, в тридцать лет, он имел право быть квестором и сенатором. Но о нем почти ничего не было известно, поскольку по молодости он не блистал на судебных процессах и не выделялся большими способностями во время военных учений. Родом он был из сенаторской семьи в Пицене. Он ничего не мог сделать, потеряв должность квестора и свое место в Сенате. Он даже не мог протестовать, когда Палата отдала его любимую работу в Остии не кому-нибудь, а Скавру, принцепсу Сената, на период до конца года! Но он был борцом.
Никто в Риме не верил в его невиновность. Где бы он ни появлялся, вслед ему плевали, его толкали, даже кидали в него камнями. Стены его дома были крупно исписаны: «СВИНЬЯ, ПЕДЕРАСТ, ЯЗВА, ОБОРОТЕНЬ, ЧУДОВИЩЕ, ИНДЮШАЧИЙ ПЕНИС»… Эти слова ярко выделялись на оштукатуренной поверхности. Его жена и маленькая дочь большую часть времени проводили дома в слезах. Даже слуги косо смотрели на него и не спешили выполнять его приказания, пока он не начинал орать на них.
Его лучшим другом был почти никому не известный Гай Сервилий Главция. На несколько лет старше Сатурнина, Главция радовался своей репутации неплохого адвоката в судах и хорошего законодателя. Но он не был ни знатным патрицием Сервилием, ни даже известным плебеем Сервилием. Если бы не репутация блестящего законника, Главция оставался бы наравне с другим Гаем Сервилием, который наскреб деньжат и пробрался в Сенат, ухватившись за подол тоги своего патрона Агенобарба. Этот другой плебей Сервилий, однако, еще не приобрел когномена, а «Главция» было вполне уважаемым прозвищем, ибо оно означало, что у всех членов его семьи красивые серо-зеленые глаза.
