Приемное отделение - Шляхов Андрей Левонович (книги без сокращений .TXT) 📗
— Третье, — обреченно вздохнул Голтышев.
— Ничего, — «успокоила» Ольга Борисовна, — участковым терапевтом всегда устроитесь. Не пропадете. И Машу с собой возьмете, будете на пару после приема бухать. Все, идите и пишите, мне после пятиминутки к Виктории Васильевне идти, отдуваться за ваши грехи!
Виктория Васильевна сокрушенно ахала, читая запись в журнале контрольно-распорядительной службы и акт, составленный контролерами. Ей пришлось среди ночи срочно собираться и приезжать на работу по вызову линейного контроля. А как же иначе? Если ответственный дежурный по больнице пребывает в нетрезвом состоянии и обязанностей своих исполнять не может, то положено вызывать кого-то из больничной администрации, чтобы учреждение не оставалось без «головы».
— А почему вы мне не позвонили, Виктория Васильевна? — спросила Ольга Борисовна. — Я бы сразу примчалась…
Ей вообще никто не позвонил, в том числе и Голтышев. Неприятную новость Ольга Борисовна узнала по приходе на работу.
— Ну они же вызвали меня! Пришлось ехать. Весь день давление скакало, легла спать пораньше, только уснула — и на тебе! Это хорошо еще, что ваш Боткин оказался под рукой, было кого вместо Голтышева посадить… Боткин, кстати говоря, молодец — встал, умылся, оделся и сел на прием в два часа ночи, ни слова не сказал.
— Должны же быть у человека хоть какие-то положительные качества! — усмехнулась Ольга Борисовна, до сих пор не простившая Алексею Ивановичу истории с госпитализацией Савченко.
— А он, кстати, не увлекается? — Виктория Васильевна многозначительно щелкнула пальцем по подбородку.
— Не замечала. Да и куда ему увлекаться? Он и так чудной, а если выпьет, так вообще…
Ольга Борисовна тоже писала объяснительную, но ее не уволили — дали строгий выговор. Должна же администрация больницы адекватно, то есть жестко, отреагировать на случившееся, чтобы ее не обвинили в попустительстве. С одной стороны, невелика беда — выговор. Сегодня дали, послезавтра снимут. С другой — при наличии неснятого выговора можно забыть о премии, и к тому же, каждый выговор есть не что иное, как ощутимый удар по карьере, «минус» в деловую карму. Если не можешь порядок в отделении обеспечить, то нечего рассчитывать на большее.
У Ольги Борисовны это был второй выговор. Первый, два года назад, ей «обеспечила» медсестра Мураева, обложившая матом инвалида войны, доставленного «Скорой помощью». За инвалида вступился районный Совет ветеранов. Ветераны действовали дружно и слаженно (сказывалась старая закалка). За неделю они буквально забросали департамент здравоохранения гневными письмами, причем в половине писем содержались и собственные негативные впечатления авторов от пребывания в шестьдесят пятой клинической больнице. Мураеву уволили, Ольге Борисовне влепили выговор, обруганного инвалида холили и лелеяли так, словно он был, по меньшей мере, мэром Москвы, короче говоря — приняли меры. Такова начальственная планида — расплачиваться за чужие грехи. Мураевой-то что? Ей как с гуся вода — устроилась в сороковую больницу, тоже в приемный покой. Медсестры везде нужны. И Голтышев с Самойленко без работы не останутся. Им-то что? Это у Ольги Борисовны устремления и планы, а им только бы водку малосольными огурцами закусывать.
В первом часу дня настроение, и так мрачновато-раздраженное, испортилось окончательно. Ольге Борисовне позвонила однокурсница Светка Лисичкина. Сто лет не звонила, а тут вспомнила, потому что свекор угодил в кардиореанимацию шестьдесят пятой больницы. Попросила навести справки и присмотреть, а заодно рассказала, что уже работает в своей лаборатории ведущим научным сотрудником и собирается в феврале защищать докторскую. Везет же Светке — работает в лаборатории, исследует разные препараты, получает за это от производителей хорошие бонусы в придачу к зарплате, регулярно за счет института ездит за границу на конференции и симпозиумы, сын-третьеклассник серьезно увлекается шахматами, у мужа своя строительная фирма, живут в собственном особняке где-то сразу за Мытищами… Ну почему жизнь так несправедлива — одним пряники с медом, а другим — хрен с горчицей? Ольга Борисовна сходила проведала Светкиного тестя, перезвонила Светке, отчиталась и продиктовала ей номер мобильного телефона заведующего блоком кардиореанимации Шварцмана, предупредив, чтобы та не наглела — один короткий звоночек в день, не больше, — а то Шварцман в выражениях стесняться не привык, пошлет мигом, у него не заржавеет. Светка рассыпалась в благодарностях и пригласила как-нибудь пообедать в ресторане «Тридесятое королевство». Ольга Борисовна никогда в «Королевстве» не была, но в Интернете о нем читала. Там один коктейль стоил примерно столько, сколько она зарабатывала за неделю. А Светка так небрежно пригласила, будто о «Макдоналдсе» речь шла. «Посидим, вспомним юность, язычки почешем…»
Из-за увольнения Голтышева и Самойленко старшей медсестре пришлось срочно перекраивать график и обзванивать сотрудников, чтобы сообщить им об изменениях. Скотина Колбин отказался выходить в среду, сославшись на запись к стоматологу, и бросил трубку. Надежда Тимофеевна обратилась за помощью к заведующей отделением. Ольга Борисовна перезвонила, выслушала, попросила, уговорила, но к окончанию разговора дошла до состояния, которое можно было охарактеризовать как взрывоопасное. Достаточно было одной искры…
«Искра» не заставила себя ждать. В дверь кабинета постучали. Стучать мог только гипертрофированно деликатный Боткин, все остальные ломились без стука. Да и какой смысл стучаться в служебный кабинет? Только время терять.
— Ольга Борисовна, тут какое-то непонятное направление на госпитализацию, — Боткин положил на стол две бумажки — побольше и поменьше. — Код диагноза не соответствует указанному в выписке…
— Фамилия соответствует? — перебила Ольга Борисовна, чувствуя, как все ее тело начинает вибрировать.
— Фамилия соответствует, — подтвердил Боткин.
— Паспорт и полис имеются?
— Имеются.
— Так какого же черта вы ко мне приперлись?! — заорала Ольга Борисовна, подпрыгивая от избытка эмоций в кресле. — Что я вам — няня?! Мэри, мать ее, Поппинс?! Что я вам, сопли должна утирать и в поликлинику вместо вас звонить?! Перезвонить и уточнить вы не можете, а водку жрать во время дежурства — так запросто! Ненавижу!
В глазах у Ольги Борисовны потемнело, в груди сперло. Захотелось швырнуть в Боткина чем-то тяжелым, но из-за любви к порядку на столе у Ольги Борисовны ничего подходящего для метания не было — только два телефонных аппарата, городской и внутренний, да направления и выписка, принесенные Боткиным. Рука с судорожно дергающимися пальцами потянулась к бумажкам, но Алексей Иванович, явно догадавшись о намерениях заведующей, проворно схватил их и не глядя сунул в карман. В сердцах Ольга Борисовна стукнула кулаком по столу. Руку от кулака до локтя пронзило болью. На глаза навернулись слезы, готовящиеся хлынуть ручьями. Закрыв лицо руками, Ольга Борисовна разрыдалась, оплакивая свою никчемную и никому не нужную жизнь, проходящую в окружении идиотов, алкашей и просто придурков, оплакивая несбывшиеся мечты и собственную былую наивность, граничащую с глупостью. Надо было прилепиться к какой-нибудь кафедре, а не идти в «практическое здравоохранение», будь оно трижды проклято! Здравоохренение!
И был Ольге Борисовне голос свыше. Низковатый, тихий, приятного тембра. «Ничего, ничего, — говорил голос. — Все пройдет, все будет хорошо…» И словно какой-то теплый луч коснулся ее головы…
Слезы закончились раньше, чем перестало трясти. Ольга Борисовна продолжала прятаться в собственных ладонях и слушать голос. Чудо не удивляло ее, а воспринималось как нечто совершенно естественное, будто каждый день голоса слушала. Потом Ольга Борисовна вдруг осознала, что теплый луч это не теплый луч, а чья-то рука, тоже, впрочем, теплая. Рука размеренно гладила ее по голове: «Ничего, ничего…» «Все пройдет…» «Все будет хорошо…» Ольга Борисовна отняла руки от лица, подняла голову и встретилась взглядом с Боткиным, отпрянувшая рука которого замерла в воздухе и со стороны могло показаться, что Алексей Иванович собирается дать заведующей отделением подзатыльник.
