Виноградник Ярраби - Иден Дороти (книга жизни txt) 📗
— А что, собственно, они знают?
— Да боже мой, что вы настоящая леди, — успокаивающим тоном сказала Бесс.
Мучившее ее сомнение, что Гилберту, если быть честным, может, вовсе и не нужна леди, рассеялось, ибо на обратном пути жених оказал ей немало знаков самого горячего расположения.
Он сказал, что она зарекомендовала себя наилучшим образом и он ею гордится. Рядом с ней все остальные женщины выглядели жалкими провинциалками. Миссис Уэнтуорт стало просто не слышно, как, впрочем, и остальных.
— Вы очень украшаете общество, моя дорогая. И поете просто прелестно. Как вам понравился первый званый обед в колонии?
— Было очень мило. Меня особенно заинтересовали изыскания мистера Уэнтуорта. В стране действительно остается еще так много неисследованного?
— Да, несомненно. Но мы с вами будем довольствоваться Ярраби и виноградниками. Предоставим нашим сыновьям заняться исследованиями. Я думаю, что по-настоящему открыть Австралию удастся лишь к концу нынешнего столетия.
Экипаж трясло на ухабистой дороге, и Юджиния качнулась на своем сиденье, задев Гилберта. Тот сейчас же обнял ее за талию.
— Наш старший сын должен стать виноградарем, но следующий может заняться исследованиями, если пожелает. Как вы к этому отнесетесь?
— Видимо, все решения принимают мужья, — пробормотала Юджиния, уткнувшись лицом в шелк его шейного платка. — Вы вообще намерены в нашей семейной жизни хоть иногда интересоваться моим мнением?
— Вот как! Думаю, вы опять вспомнили о миссис Джарвис.
— Этот вопрос всплыл вновь сегодня вечером, когда мы были наверху. Я сообщила дамам о нашем решении...
Гилберт отозвался на эти слова коротким довольным смешком. Затем он отпустил талию невесты, взял вожжи в обе руки и стегнул лошадь. Они просто летели по неровной, изрезанной рытвинами дороге.
— Уэнтуорт хотел сегодня вечером пить свои французские вина, но я уговорил его попробовать с рыбным блюдом белое «Ярраби-бургундское». Я не думаю, что все похвалили это вино только из вежливости. Как по-вашему? Я заметил, что Фил Ноукс попросил налить ему еще бокал. В этом году, после того как закончится винодельческий сезон, мы пригласим гостей. Так что приберегите какие-нибудь из ваших лондонских платьев. И продолжайте упражняться в пении.
Встречный ветер уже не нес с собой дикой дневной жары, он приятно освежал. Он веял запахом дыма, эвкалиптовых листьев и сухой травы. Дорога, что вела к центру разросшегося в ширину города, вилась вокруг залива, и можно было краешком глаза увидеть освещенное лунным светом море. В глубине гавани тихонько покачивался огонек на палубе «Кэролайн» — приветливая звездочка. И на темном бархате неба большие звезды казались уже не такими чужими и незнакомыми. Лошадь резво цокала копытами. Юджиния почувствовала, как рука Гилберта снова обвилась вокруг ее талии.
Завтра она продолжит свое письмо Саре и сообщит сестре, что брак требует внешней демонстрации единства взглядов, хотя про себя ты и можешь быть в чем-то не согласен с супругом. Однако, если подобная терпимость доставит ее дорогому Гилберту удовольствие, жертва будет оправданной. Она постарается и в дальнейшем следовать этому принципу. Впрочем, так ли? Юджиния уже начинала понимать, как трудно будет выполнить свое решение в жизни.
— Гилберт, — сказала она, подняв голову.
— Да, моя дорогая?
— Вы можете мне поклясться, что ребенок, которого ожидает миссис Джарвис... — она запнулась, поняв, сколь чудовищен ее вопрос, — он не ваш?
Наступило продолжительное молчание. Юджиния нервно уголком глаза взглянула на Гилберта. Привела ли она его в ярость? Или, может, он думает, как бы половчее признаться в своей вине?
Но Гилберт не сердился, нет, а явно забавлялся, если можно назвать этим словом громкий хохот, которым он вдруг разразился.
— Что вам наговорили эти паршивые сплетницы? Я утверждаю: нельзя разрешать женщинам одним удаляться наверх. Право же, в спальнях сплетничают больше, чем спят.
— Ах, нет, Гилберт, ничего такого сказано не было.
— Только намекали, да? Ну что ж, может, я и подходящий объект для сплетен. Холостяком я вел довольно свободную жизнь. Но уверяю вас, я до вчерашней ночи миссис Джарвис в глаза не видел. Вы мне верите?
Конечно, она ему верила. Она была убеждена, что в таком важном деле он ей не солжет.
И все-таки он не сказал, что подыщет какую-нибудь другую, более подходящую прислугу. Очевидно, в его глазах миссис Джарвис и была вполне подходящей. Если он впервые увидел эту женщину лишь вчера ночью, ясно, что она произвела на него очень сильное впечатление.
Юджиния теперь и сама с нетерпением ждала встречи с миссис Джарвис.
Глава VI
Что прошло, то прошло. Молли говорила себе тысячи раз: надо смириться с тем, что минувшего не вернешь, и забыть о нем. Даже то, что произошло вчера, уже отошло в прошлое. Могила, вырытая в пыльном грунте, и бедняцкий, грубо сколоченный гроб с останками Харри Джарвиса — все это теперь уже только воспоминание. Вряд ли она станет приходить к нему на могилу. Холмик покроют осыпавшиеся эвкалиптовые листья, а ветер будет разметать его пыль до тех пор, пока он не сровняется с землей, так что исчезнут даже следы могилы. Нельзя сказать, что она не любила Харри. Она будет вспоминать о нем всякий раз, глядя на его ребенка. Она благодарна ему за то, что он предоставил ей какое-никакое убежище, и никак не могла смириться с такой ненужной, нелепой кончиной мужа. Обделенный судьбой бедолага, он только-только начал понимать, что значит быть счастливым. Он называл Молли «моя дорогая жена», «моя красотка». Несмотря на ужасные испытания, через которые он прошел, душа Харри не очерствела. На его худых запястьях и лодыжках остались неизгладимые шрамы от наручников и ножных кандалов, но он не утратил способности быть ласковым и нежным.
И вот теперь Харри лежит в сухой земле, а она, чувствуя легкую тошноту — из-за своей беременности или, может, просто потому, что волнуется, — сидит в маленькой гостиной миссис Келли напротив молодой женщины, которая должна стать ее хозяйкой.
Она-то воображала, что давно уже перешла рубеж, когда какая-либо ситуация способна по-настоящему взволновать ее. На протяжении десяти лет горя и унижений она никогда не склоняла головы. Этому еще в детстве научила ее мать. Молли была старшей дочерью в многодетной семье. Они жили в живописном, но сыром и грязном коттедже в Букингемши-ре. Отец работал на ферме. Платили ему гроши, но зато они всегда имели яйца и молоко с фермы, маленький участок земли возле дома снабжал их свежими овощами, и хлеба домашней выпечки тоже всегда было в достатке. Мать Молли, служившая до замужества горничной в помещичьем доме, строила честолюбивые планы относительно будущего своих детей. В барском доме она увидела, как живут богатые. Если ее детям не приходилось рассчитывать на что-либо подобное, как-то улучшить свою долю они все же могли. Поэтому их обучили чтению и письму, внушили, что человек должен быть гордым, честным и послушным, но не подхалимничать. Молли поступила на работу еще совсем молоденькой розовощекой крестьянской девушкой, и ей казалось, что весь мир открыт для нее.
И перед ней действительно предстал целый мир. Пятнадцать тысяч миль по бесконечным морским просторам, среди мерзости, убожества и страданий. Много лет спустя она узнала: ее мать умерла вскоре после того, как узнала, что ее дочь приговорена к ссылке. Молли плакала от нестерпимой боли, но все же старалась не терять окончательно веры в жизнь и не впадать в отчаяние. Разве могла она себе позволить такое — ведь мама с Небес смотрит на нее и велит вести себя с достоинством и не терять самообладания. О мужчинах Молли успела узнать все — достаточно было страшного опыта с этим ее хозяином в Лондоне, а потом кошмарного четырехмесячного плавания. После того как ее в первый раз попытались изнасиловать в зловонном углу трюма, когда она дралась, как зверь, и наконец одолела тощую вонючую тварь, разрыдавшуюся тут же, у ее ног, она научилась, как ни странно, прощать жизни и эту грязь. Эти жалкие мужчины были несчастны не меньше, чем она. Пока у нее есть силы сопротивляться, ее не сломят, но нельзя допускать, чтобы душа озлоблялась. Она видела женщин, снедаемых ненавистью. Они превращались в полных яда мегер с горящими злобой глазами.
