Мираж черной пустыни - Вуд Барбара (читать книги бесплатно TXT) 📗
Там она нашла магамо, священное фиговое дерево, которое подтвердило правдивость ее видений. Жители других племен, живущих на этой земле, называют то время годом Нгаа Hep — годом Великого Голода (белые люди именуют этот период эпидемией оспы 1898 года), жители же ее деревни, те, кому удалось выжить, и их потомки называют Годом, когда леди Вачера переселилась за реку.
Она думала о них: о своей сестре, бездетной бедняжке Таате, чье имя означало «бесплодная», зарабатывающей себе на жизнь изготовлением горшков; о Нагайро, которая со дня на день должна была родить. И хотя женщины племени кикую не считали нужным готовиться к родам, мертворожденный ребенок считался дурным знамением и напрасной тратой времени, Вачера держала свой остро заточенный нож наготове.
Потом знахарка подумала о Кассе, своем брате, который был одним из старейшин племени. До нее дошли известия, что он подался на север, к горе Кения, и нанялся на работу к белому человеку. Теперь Касса пас коров, и это очень беспокоило Вачеру. Она чувствовала, что грядут великие перемены, которые на сей раз не пройдут мимо Детей Мамби. Перемены уже вошли в их жизнь, но пока они были несущественны и ничтожны. В целом жизнь племени протекала точно так же, как в дни предков. Разве что несколько женщин носили своих детей в чужеземной ткани, и старик Камау, принявший Бога белого человека, звался сейчас Соломоном. Но в целом старые традиции и порядки строго соблюдались.
Вачера заглянула внутрь себя.
Перемены грядут, она была уверена в этом, и эти перемены коснутся ее собственной маленькой семьи. Матенге был прирожденным воином, но белые люди запретили кикую носить копья, поэтому он больше не устраивал набеги на деревни масаи. Вачера с тоской вспомнила о тех временах, когда масаи воровали женщин и скот. Некоторые женщины были не против похищения, так как за воинами племени масаи закрепилась репутация потрясающих любовников…
В сердце Вачеры зашевелилась тревога. Она знала о приходе белого человека, о предстоящих переменах задолго до того, как тот ступил на землю кикую.
Это случилось много урожаев назад, еще до рождения молодой Вачеры. Во сне к Вачере пришел Нгай, бог света. Он забрал ее в свое царство, расположенное на вершине горы, и показал ей будущие события. Когда она рассказала об этих событиях клану, все страшно перепугались.
Вачера говорила о людях, которые выйдут из Великой воды, о том, что кожа этих людей будет похожа на кожу бледно окрашенных лягушек, а одежды — на крылья бабочек; о том, что эти мутунгу принесут с собой копья, изрыгающие огонь, и что будут они ездить по земле на гигантской железной многоножке.
Чтобы обсудить предсказания Вачеры, в экстренном порядке был созван совет старейшин. На совете было решено, что Дети Мамби не пойдут на чужеземцев войной, а встретят их с учтивостью, но без доверия.
Вскоре белые люди действительно пришли. Дети Мамби увидели, что они миролюбивы и не хотят им вреда, а хотят только пройти через их землю. Многие члены племени считали, что воцунгу искали для себя землю, где можно было бы обосноваться навсегда, и что скоро, не успев собрать и несколько урожаев, белые люди покинут землю кикую и никогда больше не вернутся.
Вачера успокаивала свою встревоженную душу поговоркой: «Мир похож на улей: все мы входим в него через одну дверь, а живем в разных сотах».
Раскат грома вывел обеих женщин из состояния задумчивости. Они не оторвались от своих занятий, даже не повернулись в сторону открытой двери, так как глядеть на деяния бога было строжайше запрещено, поэтому пожилая женщина помешивала свой суп, а молодая укладывала ребенка за спину.
Когда гром утих, молодая Вачера сквозь пелену дождя посмотрела на хижину своего мужа, которая стояла на расстоянии полета двух копий от хижины ее бабушки. Она вновь почувствовала, как защемило сердце от тоски. Это было похоже на неутолимый голод: ей так хотелось лежать в объятиях Матенге, чувствовать тепло его сильного тела слушать его глубокий смех. Но мужу запрещалось лежать рядом с женой, кормящей ребенка грудью, поэтому Вачере нужно было запастись терпением. Она подняла корзину и снова начала плести, забивая себе голову планами насчет участка кукурузы, думами о дожде, фантазиями о своем собственном будущем, о том дне, когда она будет сидеть в своей хижине, такой же как эта, и передавать знания внучке.
Мысли о будущем неожиданно вернули ее к настоящему, словно между этими двумя мирами существовала некая мистическая связь, и Вачера вновь подумала о белой женщине, которую видела утром на холме.
5
Услышав шелестящие звуки, Грейс подумала, что снова начался дождь.
Она распаковывала и расставляла вещи в своей палатке, в то время как мужчины собрались в обеденной палатке, чтобы пропустить по рюмочке-другой. Готовясь к ужину, Грейс надела свою военно-морскую форму. Ее взгляд упал на лежащий в бархатной коробочке «Крест за отличную службу» — медаль, которой ее наградили за проявленный на войне героизм.
Снова услышав за стенами палатки тихое шипение и опять подумав о том, что пошел дождь, Грейс подошла к брезентовой двери и выглянула наружу. Дождя не было, только стоял густой туман. Она обвела взглядом лагерь — призрачные очертания палаток, небольшие островки света, падающего от фонарей, и прислушалась. С закатом солнца лес оживал: то тут, то там слышались крики птиц, стрекот сверчков, кваканье древесных лягушек. Вдруг Грейс поняла, что звук, который она ошибочно приняла за шум дождя, на самом деле являлся не чем иным, как человеческим плачем, звук шел из соседней палатки.
Надев тяжелый форменный плащ, Грейс поспешила по доскам, положенным на землю на случай слякоти, к палатке своей невестки.
Роуз, положив голову на руки, сидела за туалетным столиком.
— Что случилось, Роуз? Почему ты плачешь?
Роуз выпрямилась и промокнула глаза кружевным платком.
— Все ужасно, Грейс. Я так надеялась, что больше не увижу эти лагеря. Мечтала о том, что буду жить в нормальном доме.
Грейс окинула взглядом палатку Роуз. Обставлена она была более элегантно, чем ее собственная. На кровати лежали атласные подушки, над туалетным столиком возвышалось красивое с золотым обрезом зеркало. И простыни были не просто белые, а розоватых и голубоватых цветов, присущих семье Тривертонов. Грейс увидела, что ее брат сделал все, чтобы сделать приятной жизнь своей жены. Вдруг до нее дошло, что в палатке нет личной служанки Роуз.
— Где Фэнни?
— В своей палатке. Она говорит, что хочет назад, в Англию! Грейс. — Роуз перешла на шепот. — Пожалуйста, скажи ему, чтобы он ушел.
Грейс посмотрела на африканца, стоявшего возле входа в палатку с бутылкой воды и льняным полотенцем. Он был одет в длинную, белую, доходящую до босых стоп канзу и турецкую феску.
— А чем он тебе не угодил, Роуз?
— Он пугает меня!
Мужчина заговорил:
— Меня зовут Джозеф, мемсааб. Я христианин.
— Пожалуйста, оставьте нас.
— Бвана Лорд велел мне заботиться о мемсааб.
— Я все объясню лорду Тривертону. Можете идти, Джозеф.
Когда они остались одни, Роуз с мольбой в глазах посмотрела на свою золовку и прошептала:
— Грейс, ты должна кое-что сделать для меня.
Грейс вгляделась в лицо Роуз. Щеки у нее пылали, губы дрожали. Несколько прядей светлых волос выбились из прически.
— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила Грейс.
— Это… Валентин. Понимаешь, я не могу — я не готова… — Роуз отвернулась и завертела в руках свою серебряную расческу. — Ты врач, Грейс. Он послушает тебя. Скажи ему, что после рождения ребенка прошло слишком мало времени.
Грейс молчала. Она не знала, что говорить.
— Помоги мне, Грейс. Я не перенесу этого. Не сейчас. Сначала я должна привыкнуть, — она махнула рукой, — ко всему этому.
— Хорошо. Я поговорю с ним. Не переживай из-за этого, Роуз. Теперь пошли, нас ждут мужчины.
Обе женщины испытали настоящий шок, стоило им переступить порог обеденной палатки.