Проснись, моя любовь - Шоун Робин (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
— Я думаю, мы начнем с этого.
Чарльз потянулся и вырвал полотенце из рук Морриган.
Глава 7
У Элейн перехватило дыхание. Из горла вырвался еще один писк. «Бог мой, — подумала она в приступе помешательства. — Пищат несмазанные петли или мыши — женщины не пищат!»
Назвавшийся ее мужем высокий мужчина с каштановыми волосами, смуглой кожей и рассеченным шрамом лицом подошел еще ближе. Так близко, что она ощутила не очень приятный запах пота и кожи, какой-то знакомый и незнакомый запах животного, и что-то еще — тонкий мускусный аромат, будто теплыми волнами исходивший от кожи и одежды. Она откинула голову. Он был так близко, что она видела отражение бледного лица Морриган в его темных зрачках. Так близко, что чувствовала мягкое трение рубашки о свою грудь.
Элейн посмотрела вниз. Коричневые соски набухли от холода. Она пискнула. И попыталась прикрыть грудь руками. И отступила назад. Одновременно.
Мужчина двинулся следом, так же бесшумно ступая в пыльных высоких сапогах, как босая Элейн.
С голыми ногами.
«Разве в прошлые века мужчины не были ниже?» — спросила себя Элейн, как никогда близкая к истерике. Если Морриган, как предполагала Элейн, выше среднего роста, то этот мужчина намного выше шести футов. Он навис над ней, темный и угрожающий. Словно…
Вдруг глаза Элейн расширились. Это был человек из сна, тот, который стоял над ней с хлыстом.
Мозолистые пальцы без предупреждения обхватили ее запястья.
Элейн рванулась назад — слишком поздно.
Он разглядывал ее разведенные в стороны руки — ее левую руку — так, как будто никогда не видел раньше.
А что, если муж Морриган такой же сумасшедший, как шотландская служанка?
Его темные ресницы медленно поднялись. Элейн обнаружила, что смотрит в самые синие и самые холодные глаза, которые она когда-либо встречала.
Две силы воли столкнулись — он хотел разоблачить, она — скрыться. Высокий мужчина с каштановыми волосами, смуглой кожей и рассеченным шрамом лицом развел ее руки шире и опустил вниз по сторонам. Так легко, как будто сгибал проволоку. Элейн шумно выдохнула; ее невольно зачаровала его явная физическая сила.
Она никогда раньше не задумывалась, насколько легко ранить женщину.
Губы мужчины искривились в медленной улыбке. Он разжал давящие пальцы. Одна крепкая рука обхватила ягодицы, другая скользнула вокруг плечей.
Тепло. Чистое неподдельное тепло окутало Элейн. Чистое неподдельное ощущение. Плоть к плоти — мозолистые руки захватили ее спину и ягодицы. Одежда к плоти — слегка царапающий хлопок потерся о соски. Кожа к плоти — мягкие, как масло, бриджи раздвинули бедра. Твердые шершавые сапоги сковали ноги.
Элейн пристально вгляделась в склоненное лицо: сильно загоревшая кожа, белый рубец от правой брови и почти до уголка губ. В распахнутых синих глазах сверкал вызов.
Он хотел причинить боль Морриган.
Сердце Элейн пропустило удар и бросилось нагонять упущенный ритм.
Он хотел причинить боль ей.
Лицо резко устремилось вниз. Его губы накрыли ее — горячие, такие горячие, что Элейн показалось, что ее сжигают заживо. Что-то влажное и еще более горячее просовывалось между губами.
Бог мой, подумала она, инстинктивно сжимая губы, это же французский поцелуй.
Мэтью никогда так не делал. И не хотел делать. И не сделал бы.
Скользкое вторжение прекратились. Облегчение немедленно сменилось ужасом, когда ее нижнюю губу засосало внутрь горячей и мокрой плоти. Острые зубы вонзились в нежную кожу. Больно. Невольный протест перерос в неожиданный выпад:
— Не надо, остано…
Мокрое, жадное тепло вторглось в рот. Вкус мужа Морриган состоял из бренди, соли и чего-то чисто мужского. И все это было чужим. Агрессивным. Ничто в предыдущей жизни Элейн не подготовило ее к такой грубой сексуальности — ни брачные пособия, ни фантазии, ни, уж тем более, семнадцать лет брака с милым, мягким и утонченным Мэтью.
Мужчина сильнее обхватил ее правой рукой. «У Морриган на попе будут синяки», — подумала Элейн. Мысль немедленно испарилась, когда она почувствовала, что лобок трется об оттопыренную кожу бриджей, почувствовала масляное мягко-твердое шероховатое трение возле половых губ. Его язык вышел только для того, чтобы с силой втолкнуться внутрь.
Наружу. Трение. Внутрь. Трение. Наружу. Трение. Внутрь.
Глубоко.
Сильно.
Горячо.
Проникающе.
Как толчок мужчины.
Электрический ток пробежал от рта к груди и ниже, к плоти меж ног. Элейн застыла от шока, вызванного затопившей волной ощущений. Она даже не представляла, что существует такой жар, такое вожделение. От простого поцелуя. Унизительно было сменить цивилизованное поведение на чистые животные инстинкты. Всю жизнь она лишь предавалась тайным фантазиям, сейчас — была шокирована до глубины души.
Движение бедер прекратилось. Одновременно влажный горячий язык отпрянул, а твердо державшие руки разжались. Элейн открыла глаза. Она не заметила, когда их закрыла.
Зрачки мужчины расширились до такой степени, что трудно было рассмотреть синие радужки вокруг. На ее глазах зрачки сузились. Правый уголок рта поднялся вверх, изгибаясь к белому тонкому шраму. Он отступил.
— А сейчас, мадам, вы оденетесь к ужину. И когда прозвучит гонг, вы присоединитесь ко мне внизу. Если вы наденете то отвратительное серое платье, я разорву его прямо на вас перед всеми слугами. А если вы не присоединитесь ко мне, я отнесу вас вниз, привяжу к стулу и насильно накормлю. Мы поняли друг друга?
Голос был глубоким, звучным; слова произносились безупречно четко. У Элейн в университете был один заслуженный профессор с таким говором. Он тоже был англичанином.
Его глаза сузились до синих щелочек.
— Мне передали, что у вас болит горло, хотя, по моему личному мнению, единственное, что у вас нездорово — это душа. Но я не буду обвинять без доказательств. На сей раз, я прощаю ваше молчание. Однако это не значит, что я прощу мрачное и невоспитанное поведение. Если вы не способны разговаривать, можете кивнуть. Повторяю, мы поняли друг друга?
Элейн кивнула. О, да, она поняла его. Громко и ясно. Вполне очевидно, он найдет способ превратить жизнь Морриган в ад на земле.
— Прекрасно. Мы обсудим дальнейшее за ужином. Вы будете носить волосы распущенными до тех пор, пока я не скажу иначе. Бог-свидетель, кроме волос, больше взглянуть-то особенно не на что.
Ледяной холод затопил Элейн от ушей до пальцев ног. С тех пор, как в конце шестидесятых-начале семидесятых она была студенткой-пышечкой, над ней никто не смеялся. Нагота, казавшаяся естественной при поцелуе, теперь стала смущать так остро, что это причиняло боль.
Тонкие темные волоски на ногах поднялись, будто наэлектризованные. Она боролась с этим чужим для нее телом, пытаясь стоять прямо и ровно. Впилась ногтями в ладони, чтобы не сорваться и не нагнуться за полотенцем в попытке скрыть физические изъяны Морриган — сейчас и ее изъяны.
Он отвернулся с таким видом, как будто то, что он видел перед собой, не стоило того, чтобы на это смотреть. И прошел к закрытой ранее двери. Элейн никогда не видела такой прямой и величественной походки. На пороге он остановился.
— Если вы когда-нибудь попытаетесь запереть от меня спальню, я привяжу вас с разведенными руками и ногами к кровати. Обнаженной. И смогу на досуге наслаждаться вашим костлявым задом. Понятно? И кстати, если уж принимаете ванну, то надо уделять внимание всем частям тела. У вас уродливое черное пятно под левым ухом.
Дверь мягко закрылась. Не иначе как в грязного мерзкого сассенахского лорда вселился дьявол, чтобы добиться согласия Элейн. Он и Хэтти — два сапога пара. Оба, казалось, считали, что Морриган — дрессированная шавка.
Элейн заскрежетала зубами. Хэтти с ликованием говорила, что «их лордство» уехал на две недели. Две недели — это четырнадцать дней. А прошло только три. Где же еще одиннадцать?
