Записки убийцы - Джонс Лайза Рени (книги хорошего качества .TXT, .FB2) 📗
Тоскливо выдохнув, разворачиваюсь на каблуках, и на миг мой взгляд останавливается на мягкой, чрезмерно пухлой мебели в центре просторной комнаты и сводчатом потолке над ней. Диван и кресла темно-серые, но так было не всегда. Некогда они были кремового цвета, который выбрала моя мать, и мой мысленный взор возвращает меня на два года назад, к этому дивану с красными отпечатками ладоней на подушках. Опять вижу на нем саму себя, всю залитую кровью. Когда в дверь вошел Кейн, его рубашка с белым воротничком была тоже пропитана кровью, а пиджак исчез. Внутри у меня зарождается дрожь – такая же, как и тогда, и я отталкиваю это воспоминание, злобно и яростно, быстро расхаживая по комнате.
– Черт возьми, Лайла! – рычу я. – Не позволяй этому пролезть тебе в голову!
Похлопав себя по щекам, выбрасываю это из головы, проясняя мысли, хотя не останавливаюсь, словно на разминке в спортзале. Снова пересекаю комнату, пока не оказываюсь в кабинете, а затем в гардеробной. Заталкиваю набор для снятия отпечатков пальцев обратно в сундук и закрываю его, перекинув защелку на место. Уперев руки в бока, обдумываю варианты: стоит позвонить Кейну или нет? Надо ли предупредить его, что он может быть в опасности? Невесело смеюсь, и смех мой, ломкий и незнакомый, разносится по комнате. Кейн в опасности?! Я что, чокнулась? Вообще-то это никогда не подлежало сомнению, но похоже, на данный момент я окончательно двинулась головой. Кейн не в опасности. Кейн и есть опасность. Ему не нужно, чтобы я держала его за руку, но мне, черт возьми, определенно требуется время, чтобы все это обдумать, прежде чем я снова увижу этого человека, а его пронизывающие взгляды нацелятся на меня. Что мне на самом деле нужно, так это выполнить свою работу: найти автора записки, найти моего убийцу и убраться из штата Нью-Йорк к чертовой матери.
Направляясь через гостиную, с раздражением ловлю себя на том, что мой разум вызывает в воображении образ Кейна, прислонившегося к своей машине сегодня вечером: высокого, темноволосого и чертовски привлекательного мужчины, в глазах у которого горит огонь. Почему, черт возьми, он не мог просто растолстеть и потерять всякую привлекательность? Перевод: так легче было бы выбросить его из головы. Конечно, я знаю, что это делает меня жуткой стервой, но если б я вдруг перестала находить его привлекательным, то была бы равнодушной жуткой стервой. «И равнодушие по отношению к Кейну было бы желанным затишьем посреди адской бури», – думаю я, входя на кухню и снова направляясь к двери гаража, где логика вынуждает меня резко остановиться. Я не могу добраться до своего чемодана, не отключив сигнализацию. «Вот черт…»
Нажимаю кнопку на панели возле двери, и низкий мужской голос из динамика тут же спрашивает:
– Чем могу вам помочь, мисс Лав?
– Вы можете снять с сигнализации гаражную дверь и оставить остальную систему включенной?
– Нет, мэм. Боюсь, если вы хотите открыть одну из дверей, вам придется полностью снять систему с охраны.
– Ну да. Конечно же, не можете. Спасибо.
– Какие-то проблемы? – спрашивает мужчина.
– Не те проблемы, которые я не смогла бы решить, – говорю я. – Спасибо.
Он что-то отвечает, но сейчас для меня это просто набор слов. Отключаюсь от него, мысленно повторяя свои собственные слова: «Не те проблемы, которые я не смогла бы решить». Кроме одной, исправляюсь я. Той, которую я оставила решать Кейну. И эта реальность обращает мои мысли к строке алфавита в верхней части той записки, которую мне оставили сегодня вечером. «Я – это Яблоко», – говорилось там. А «Д», решаю я, – это дура, которой я была, выставив себя на всеобщее обозрение и нарушив золотое правило, которое усвоила еще в полицейской академии, а позже и в ФБР. И все же поступила именно так. Я настолько выставила себя напоказ, что с равным успехом могла быть такой же голой, как тогда на пляже.
Воспоминания опять накатывают на меня, и я крепко зажмуриваюсь, мысленно блокируя образы, которые хотят быть увиденными, но они сохраняются, крича в моем сознании, словно сороки. Это словно удар в живот, сравнимый с ударом того толстяка в клоунском костюме, который набросился на меня на бульваре Санта-Моника в мою первую неделю в Эл-Эй. Я подставила этому ублюдку подножку и надела на него наручники, арестовав его, а затем провела ночь перед телевизором, пересматривая «Оно» Стивена Кинга за большой пиццей с сыром. Потому что я – Лайла-блин-Лав и оказалась этому мудацкому клоуну не по зубам. Показала ему, кто тут хозяин. Губы у меня сжимаются. Вот как мне нужно владеть своими воспоминаниями – и как тот, кто написал эту записку, пытается завладеть мной прямо сейчас. Я не могу этого допустить. Мне нужно подумать. Я должна выяснить, что, черт возьми, только что произошло.
Отталкиваюсь от двери, подхожу к стойке, хватаю свой портфель и направляюсь в кабинет, напряженно размышляя. Либо мы с Кейном были здесь не единственными в ту ночь, либо он нарушил наш обет молчания и рассказал кому-то об этом – кому-то, кто сейчас предает нас обоих, во что я не верю. Не потому, что я оцениваю преданность Кейна ко мне как непоколебимую, – он просто не настолько глуп, чтобы предоставить кому-то оружие, которое можно использовать против него. Возвращаюсь к варианту «А»: мы были не одни в ту ночь. И кто бы там еще ни был, этот человек до сих пор молчал. До того вечера, когда я вернулась в родные края. Почему? Что подвигло его подшутить надо мной именно сейчас, а не в любой момент в течение последних двух лет?
Добравшись до кабинета, взбегаю по ступенькам. Как только оказываюсь наверху, подхожу к столу, сажусь, достаю из сумки папку с делом и бросаю ее на стол. Вздохнув, кладу руки по обе стороны от папки, пока неготовая открыть ее. Повернувшись вместе с креслом влево, оказываюсь лицом к стене, украшенной лишь тремя белыми досками слева и массивной пробковой доской от пола до потолка справа. Все это не принадлежало моему отцу. Эти доски были и остаются моими, и когда я смотрю на них, некая часть моего сознания видит все те многочисленные дела, которые я когда-то обдумывала здесь. Вообще-то к тому времени, когда я начала работать в этом кабинете, на меня уже навесили ярлык «девушки-убийства» – шуточка, выданная по пьяни одним из моих коллег на вечеринке по случаю проводов кого-то на пенсию, которая прижилась. Суть в том, что почти каждое из дел, которыми я занималась в этом доме, начиналось с трупа. И многие из них я раскрыла только потому, что не сдавалась. Запиралась в этой комнате, которую стала называть своим Чистилищем, и безвылазно сидела там, пока не находила ключ к разгадке. Тянусь за своим значком, достаю фотографию, спрятанную в его кожаной обложке, и смотрю на саму себя с Кейном Мендесом. Переворачиваю ее и изучаю сделанные шариковой ручкой отметки – мой личный отсчет всех преступников, профили которых я составила и которых мои усилия помогли осудить. Таковых уже тридцать один. Тридцать один раз я доказала, что грехи моего прошлого, включая Кейна Мендеса, не определяют того, что я собой представляю.
Засовываю фотографию обратно в удостоверение, а затем встаю, подхожу к одной из белых досок, беру маркер с металлической полочки под ней и забираюсь на деревянный библиотечный табурет с тремя ступеньками. Сдернув колпачок, начинаю писать имена убийц, которых я помогла довести до суда. На десятом имени останавливаюсь и смотрю на список, представляя жертв всех этих нелюдей и сознавая, какой кровавой стала вся моя жизнь. И почему же? Пишу свой ответ огромными буквами: ПОТОМУ ЧТО Я – ДЕВУШКА-УБИЙСТВО.
Глава 6
Мне не нравится прозвище Девушка-убийство. По большому счету, оно просто отвратительное, но, стоя здесь и глядя сейчас на него, написанное моим неряшливым почерком на белой доске, я не ощущаю никакого отвращения. Вообще-то, в отличие от этого места, этот титул мне подходит. Раздраженная этим заключением, откладываю маркер, спускаюсь с низенькой приступки и подхожу к своему столу. Усевшись за него, поворачиваюсь и снова смотрю на собственноручно написанные слова: ПОТОМУ ЧТО Я – ДЕВУШКА-УБИЙСТВО. Девушка, блин, убийство… Мои руки на обтянутых джинсами коленях сжимаются в кулаки, напряжение сковывает плечи. В самую точку. Это я. Это верно, даже если я ошибаюсь.
