Ясный новый мир - Михайловский Александр (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
Сражение за Париж началось, и для маршала Фоша, застигнутого врасплох, оно стало ужасным сюрпризом.
10 июля 1918 года, утро.
Станция Даурия, железнодорожный вокзал.
Штабной поезд корпуса Красной гвардии.
Генерал-лейтенант Красной гвардии
Бережной Вячеслав Николаевич
Целый месяц эшелоны корпуса двигались по революционному Транссибу, попутно зачищая города и станции на этой важнейшей магистрали от окопавшегося в органах советской власти бандитов, жулья и антисоветского элемента. Благо мандат, выписанный товарищем Сталиным еще во времена подавления киевских самостийщиков, давал мне на то все права. По этому мандату я мог отстранить от должности, арестовать и передать суду революционного трибунала любого, кто будет действовать против интересов советской власти и центрального правительства в Петрограде.
Это самое центральное правительство из Оренбурга, Уфы, Челябинска, Кургана, Петропавловска, Омска, Каинска, Красноярска, Нижнеудинска, Иркутска и Читы выглядело чем-то виртуальным. И свои местные дела губернские товарищи собирались решать абсолютно самостоятельно, не оглядываясь на петроградские власти, мол – они далеко, а мы здесь, рядом. Приходилось делать таким товарищам внушения, иногда, в случае откровенного бандитизма и беспредела, вплоть до ВМСЗ.
Больше всего времени – около десяти суток – корпус задержался в Оренбурге, ликвидируя мятеж не признавшего советскую власть атамана Дутова и одновременно делая внушение местным советским властям, которые превратили борьбу с мятежниками, общей численностью не более одной тысячи сабель, в самый настоящий антиказачий террор. Еще немного, и по всему Уралу полыхнуло бы широкое антибольшевистское казачье движение, инспирированное массовыми расстрелами, грабежами, реквизициями, контрибуциями местной большевистской верхушки, действующей под руководством председателя Оренбургского военно-революционного комитета Самуила Моисеевича Цвиллинга, члена партии большевиков с 1905 года и уголовника, приговоренного к виселице за убийство своего дальнего родственника.
В нашей истории гражданская война на Урале вспыхнула еще зимой 1917/1918 годов, и с самого начала протекала очень бурно и жестоко. В результате Цвиллинг был убит уже второго апреля 1918 года. Но в этой альтернативной истории все подобные процессы были притушены, и в Оренбурге, при нейтралитете и апатии основной массы населения и слабости противоборствующих сторон, на какое-то время установилось двоевластие. Из-за чего все события на Урале сдвинулись на пять-шесть месяцев вперед, только на этот раз их инициатором стал не атаман Дутов, у которого не было оснований говорить о гибели России, а местные большевики, то есть тот же Цвиллинг, скорее всего являвшийся креатурой Свердлова, и которому, в силу оторванности от местного населения, не удалось выиграть выборы в губсовет. Все началось в конце мая – начале июня, но тут как раз подошли эшелоны нашего корпуса.
Быть может, нам удалось бы спокойно проследовать через территорию зреющего мятежа, а может быть и нет. Но я не стал рисковать и оставлять за спиной эту пороховую бочку, которая могла рвануть с любой момент. Ведь нашей обязанностью было не только отражение врагов внешних, но и борьба с врагами внутренними. Пришлось, отбив телеграмму в Петроград, чуть притормозить и установить в Оренбурге настоящую советскую власть. В результате чего за подготовку антисоветского мятежа вместе со своим ближайшим окружением под трибунал угодил не только атаман Дутов, но и самоназначенец Цвиллинг со всем своим кагалом. Приговор был строгий, но справедливый. И поделом.
Нечто подобное, пусть и в значительно меньших масштабах, мы встречали чуть ли на каждом шагу, расчищая себе путь, а настоящей советской власти – дорогу. В результате передовая бригада нашего корпуса прибыла на станцию Даурия к тому моменту, когда части постоянной готовности местной Красной гвардии: егерская бригада полковника Слащова и разведывательно-штурмовая бригада подполковника Бесоева, которого тоже не обошли чином, огрызаясь на наседающую японскую пехоту, медленно отступали вдоль железнодорожных путей вглубь Даурии. Они выиграли время для того, чтобы первая Даурская кавалерийская бригада войскового старшины Метелицы сумела сформироваться и подготовиться к боевым действиям.
Японцев в Даурии не любили еще с давних времен, и по мобилизации для отражения непосредственной угрозы в момент нападения казаки поднялись все до единого. Это по поводу Семенова и Унгерна у кого-то могли быть иллюзии, а вот с японцами все было ясно сразу. Но этих трех бригад, одна из которых была кавалерийской, то есть годилась только на роль маневренного резерва, против нескольких десятков тысяч вторгшихся японцев было недостаточно. А остальной личный состав корпуса, распущенный по домам для проведения полевых работ, собирался по мобилизации медленно, ибо что мужика, что казака в разгар лета от поля и сенокоса оторвать тяжело.
Но тут неделю назад на Забайкальский фронт прибыл наш корпус. Его передовые части, едва выгрузившись из эшелонов, помогли остановить натиск японцев, прорвавшихся уже почти к самой станции Даурия, усилиями местных жителей и красногвардейцев превращенной в полевой укрепрайон. Вражеское командование почувствовало, что теперь против него сражаются не местные ополченцы, а кадровые, хорошо вооруженные и мотивированные части с опытом Германской войны, которая закончилась совсем недавно. Несколько дней на ближних подступах к станции шли ожесточенные бои.
Даже имея над противником качественный перевес и все увеличивающиеся резервы, я не спешил наносить решающий удар, стремясь добиться того, чтобы как можно больше японских солдат легло бы под нашими пулеметами, шрапнелями и фугасами. Потом, по мере прибытия основных сил, включая три высланных вслед нам в качестве подкрепления кадровых стрелковых дивизии – среди них знаменитую 52-ю Латышскую, нам удастся отразить вражеское наступление и начать теснить японцев обратно к границе, туда, откуда они пришли.
Но все это будет потом, а пока еще не наступило время выкладывать на стол все козыри. Тем более что идет необъявленная война. Японская армия на территорию Советской России вторглась, но никаких обязательных для таких случаев дипломатических действий, вроде демаршей и объявления войны, японская дипломатия не предприняла, что наводит на мысль о том, что самураи, подобно англичанам, стараются не замечать первое государство рабочих и крестьян.
Видел я и Колю Бесоева, который на второй день после нашего прибытия на минутку заскочил к нам в штаб корпуса для того, чтобы согласовать наши действия. Ну, я ему и объяснил популярно, что держать на фронте в окопах его бригаду, а также бригаду Слащова – это все равно что забивать гвозди микроскопом. Так что ему следовало немедленно сдать позиции прибывшей в первом эшелоне стрелково-механизированной бригаде подполковника Рагуленко и отойти в тыл для приведения бригады в порядок и подготовки ее к работе по специальности.
Я бы сказал ему и больше, только рядом с Колей маячила беременная – месяце так на пятом – деваха, которую тот отрекомендовал как свою жену Дарью. На комиссаршу из «Оптимистической трагедии» она не тянула, а вот на любящую и любимую женщину, а заодно его адъютанта – вполне.
Тогда я подумал, что надо будет как-нибудь поаккуратнее намекнуть Коле, чтобы он постарался убрать свою супругу с фронта, а то будет жалко, если ее убьют. А ведь она очень красивая и к тому же беременная, а значит – вместе с ней должен будет погибнуть еще не рожденный ребенок. А если она случайно попадет в плен к японцам, которые зачастую ведут себя как дикари? Нет, и еще раз нет. Жене Коли Бесоева на фронте делать нечего, и ее следует как можно быстрее отправить туда, где нет выстрелов и где не убивают.
Потом, правда, я узнал их историю и понял, что Шекспир в данном случае нервно курит в сторонке. Некуда Николаю Бесоеву убирать Дарью. Местная она, из казачек. Родители померли. Первый муж, от которого не осталось ничего, кроме памяти, сгинул на Германской войне. Жила вдовой, и вдруг, как снег на голову, свалился на голову Дарьи красавец офицер, который спас ее от насильников. А потом его отряд, числом малый, а в деле страшный, освободил ее родную станицу от беспредельщиков – семеновцев.
