Эластичность. Гибкое мышление в эпоху перемен - Млодинов Леонард (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
Когда мой сын Алексей учился в девятом классе, я сказал ему, что, занимайся он ежедневно на полчаса больше, получал бы пятерки, а не четверки. Он возразил: «Зачем мне это?» – и вид у него был такой, будто он наконец понял, зачем я хожу к психотерапевту. В тот раз ум Алексея напомнил мне о газонокосилке, которая имелась у нас в доме, когда я был маленький. Если хорошенько дернуть за пусковой шнур, она просыпалась и даже срезала сколько-то травинок, но затем чихала и глохла. Дергать Алексея за пусковой шнур я был волен сколько влезет, но без убедительной мотивации, какая возникает исключительно изнутри, думать мозг Алексея отказывался.
Сделать так, чтобы компьютер обрабатывал информацию, легко. Для этого его достаточно лишь включить. Но у человеческого мозга кнопка «вкл.» – внутренняя. Как раз система вознаграждения обеспечивает мотивацию, чтобы начать или продолжить мыслительную цепочку. Эта система подключает вашу систему переработки данных к школьным домашним заданиям, совершению покупок, чтению газеты или сбору головоломки. Она направляет ваш мозг к выбору, какие задачи осмыслять, и помогает определить конечную точку, к которой осмысление движется. Как сказала одна ученая-нейробиолог, «нет большей радости у меня в жизни, чем додуматься до идеи, которая хороша. В тот миг, когда она возникает у меня в голове, это приносит громадное удовлетворение, уж такое оно благодатное… Моя [система вознаграждения], надо полагать, слетает с катушек от восторга, когда это происходит» [54].
Система вознаграждения у Пэт Дарси вдохновляла ее заняться эластичным мышлением, связанным с ее художественными и творческими склонностями. Но подпитка дофамином перевело ее творчество в форсированный режим, отняв возможность остановить эту деятельность.
Из-за того, как это средство подействовало на ее поведение, врачи Дарси в конце концов уменьшили ей дозу. К сожалению, симптомы болезни Паркинсона вернулись, и Дарси перенесла операцию, в ходе которой ей в черепе просверлили маленькое отверстие и ввели туда зонд. Через зонд доставили жидкий азот и таким способом уничтожили точно определенные участки мозга. То, что так можно помочь делу, кажется контринтуитивным, поскольку болезнь происходит из-за смерти клеток, производящих дофамин. Но целью операции не было разбираться впрямую с болезнью: она устраняла симптомы, уничтожая ткань, деятельность которой в нормальном состоянии дофамин подавляет, и которая стала чрезмерно активной. В случае Дарси операция помогла обуздать симптомы болезни, а со снижением дозы лекарства художественные порывы пациентки сделались спокойнее и управляемее. «Мое увлечение вновь стало удовольствием, которое никому не мешает», – сказала она.
Когда мысль остается не поощренной
Если ваша система вознаграждения мотивирует вас думать, то каким был бы человек, если бы не мог переживать удовольствие, обеспечиваемое системой вознаграждения? У нас есть некоторые представления об этом благодаря несчастному малому, которого в нейробиологической литературе называют пациентом ЭВР [55].
Выросший на ферме, ЭВР превосходно учился и женился сразу после старших классов, а к двадцати девяти годам уже сделался финансовым контролером в одной почтенной строительной фирме. Но затем, в тридцать пять, у него нашли доброкачественную опухоль мозга и хирургически удалили ее. Несмотря на операцию врачи не ожидали «никаких серьезных нарушений». На восстановление ЭВР потребовалось всего три месяца, но когда он оправился, стало ясно, что в мышлении у него имеется значительная неполадка.
ЭВР утратил способность принимать повседневные решения. На работе, например, получив задание рассортировать документы, он мог целый день потратить на рассуждения с самим собой о достоинствах и недостатках принципа сортировки документов по дате, по объему или по составу. Отправляясь по магазинам, он тратил непомерно много времени, выбирая между различными торговыми марками, придирчиво вникая во все подробности. «Решение, где поужинать, могло занять несколько часов, – писал один его врач. – Он брался оценивать планировку каждого ресторана, особенности меню, атмосферы и манеры управления. Подъезжал к каждому заведению, чтобы выяснить, насколько там людно, однако и тогда не в силах был решить, какой же выбрать».
Врачи пациента ЭВР проделали кучу проверок и анализов и ничего подозрительного не обнаружили. Коэффициент интеллекта у ЭВР был около 120. По стандартному тесту личности, именуемому Миннесотским многоаспектным личностным опросником, получалось, что у ЭВР все в норме. Еще один тест – Стандартизованное собеседование по оценке нравственного развития – показал, что у ЭВР здоровое понимание этики и он вроде бы без труда улавливает нюансы общественных ситуаций. На вопросы о международной политике, экономике и финансов он отвечал со знанием дела. Так что же с ним было не так? Отчего ему не удавалось принимать решения?
Врачи ЭВР считали, что никаких физических изъянов у него нет. Его «трудности не суть результат органических или неврологических расстройств», говорили они. Такого рода презрительный и раздраженный отклик можно было бы ожидать, если бы они удалили ему бородавку на носу, а он следом счел их виноватыми в своей синусной головной боли. Что правда, то правда – дело было в 1980-е, и по сравнению с нашим теперешним пониманием мозга и с технологиями его исследования тогдашние смотрелись как из мультика про Флинтстоунов. Но все-таки если у пациента что-то вырезали из мозга, и после этого у него возникают неполадки в поведении, поневоле заподозришь хирурга.
Врачи ЭВР настаивали, что неувязка – в его «компульсивном типе личности», а неполадки после операции – следствие исключительно его «трудностей с адаптацией, а значит, поправимы психотерапией». Не получив никакой помощи, ЭВР в конце концов махнул на врачей рукой.
Задним числом понятно, что вся беда с диагностикой ЭВР заключалась в том, что проверки сводились к его способности мыслить аналитически. Эти проверки ничего не выявили, поскольку его знания и навыки логического мышления никак не пострадали. Неполадка оказалась бы более очевидной, если бы врачи взялись проверять эластичное мышление ЭВР – или понаблюдали, как он ест шоколадное печенье, или пнули бы его в голень, или как-нибудь еще присмотрелись к его эмоциям. Штука в том, что, когда некоторое время спустя исследователи добрались до ЭВР и провели над ним контролируемые эксперименты, они обнаружили, что у ЭВР решительно не все в норме.
У ЭВР, как оказалось, почти на нуле способность чувствовать. Вероятно, найдется уйма людей, которые возразят, что то же можно сказать об их супругах. Но не соприкасаться со своими чувствами и не иметь их совсем – не одно и то же. Если в ответ на ваш вопрос «Как ты себя чувствуешь?» человек пожимает плечами, это, вероятно, не очень красноречиво, а вот вопли, адресованные телевизору во время футбольного матча, говорят много чего: вопящий явно способен на чувства.
Сегодня нам известно о мозге достаточно, чтобы сопоставить физический ущерб, нанесенный ЭВР в ходе хирургического вмешательства, и недоработки его мозга. Для нас в данном случае значимо то, что врачи удалили ЭВР значительную часть лобной доли, именуемую орбитофронтальной корой, а это часть системы вознаграждения в мозге. Без нее ЭВР не мог переживать сознательное удовольствие [56]. В результате никакой мотивации для совершения выбора или формулировки и достижения целей у него не возникало. Это объясняет, почему решения, где, например, поесть, создавали ему трудности: мы совершаем такой выбор, основываясь на своих целях – получить удовольствие от пищи или атмосферы в заведении, – а у ЭВР никаких целей не было.
Обратите внимание на контраст между способностью ЭВР проходить предложенные врачами проверки на интеллект и знания и беспомощностью этого пациента в обстоятельствах житейских выборов. Врачи проверяли его знания и понимание общественных норм, экономики и финансов. В тех проверках критерии принятия решения были определены извне: ЭВР предлагали выбрать правильный ответ. Это требует аналитического мышления, а не эластичного. В быту ЭВР оказывался в ситуациях, где нет правильных ответов, а есть лишь предпочтительные. Разница такая же, как между вопросами «Где Париж?» и «Где бы вы хотели провести отпуск?». Чтобы ответить на второй вопрос, необходимо придумать и сформулировать критерии, определяющие ваш выбор. И вот это – эластичное мышление.
