Андропов вблизи. Воспоминания о временах оттепели и застоя - Синицин Игорь Елисеевич (читать книги txt) 📗
Отец вернулся в Хельсинки 29 ноября. Он сказал, что через три дня для нас снова начнется война. В середине того же дня в постпредство позвонила Херта Куусинен и, узнав от дежурного, что советник Елисеев утром приехал из Москвы, немедленно назначила мне «пропущенный урок немецкого языка». В вечерних сумерках 29 ноября она пришла в постпредство, но, естественно, занятий так и не было, чему я был очень рад.
Спустя много десятилетий отец рассказал мне, что Херта, уходя, смогла взять с собой в сумочку только семьсот тысяч марок из семи миллионов, отпущенных Булганиным Финской компартии на переезд ее лидеров сначала в Швецию, а затем в Москву – для расширения «териокского правительства» Отто Куусинена. В тот вечер с членом ЦК КПФ была достигнута договоренность о том, что остальную сумму Херте передадут в полночь на конспиративной встрече в условленном месте. Когда совсем стемнело, укрыв Херту на заднем сиденье огромного представительского «бьюика», отец с матерью выехали в город «в кино». Им удалось незаметно высадить ее неподалеку от дома, где жил еще один доверенный член ЦК КПФ, которому Херта передала деньги на хранение. Условный сигнал о благополучной встрече двух членов ЦК был затем принят в постпредстве, и в 23 часа на том же «бьюике» с дипломатическим знаком CD резидент выехал на новую встречу с Хертой Куусинен. Шесть миллионов триста тысяч марок были уложены в пакет дипломатической почты с сургучными печатями – на случай, если дипломатов остановит финская полиция и поинтересуется содержимым их портфеля. Но на эту встречу Херта уже не вышла.
Предчувствуя самое печальное развитие событий, отец решил все же пробовать запасной вариант на следующее утро. Он рано поднял нас, чтобы всей семьей, да еще с подругой матери, к восьми часам утра приехать на знаменитый рыбный рынок Хельсинки в порту перед дворцом президента республики. В мою небольшую корзинку, с которой я помогал взрослым при походах в магазины, уложили на дно тяжелый пакет и закрыли его сверху какой-то фирменной упаковочной бумагой.
Поехали на «форде» тоже с овальным знаком CD на переднем и заднем бамперах, обозначавшим экстерриториальность транспорта и дипломатическую неприкосновенность его пассажиров, с одним из сотрудников отца за рулем. Меня с корзинкой притиснули на заднем сиденье. Машину поставили неподалеку от рынка, оставили меня с сотрудником и корзинкой в «форде». Отец велел, когда водитель мне даст сигнал, что он увидел тетю Херту, выйти из машины и отдать моей учительнице корзинку с «московским подарком».
Ждать пришлось долго. Херта так и не появилась, зато родители и подруга матери вернулись с полными корзинами рыбы, которой хватило бы для пропитания на целый месяц… Когда мы прибыли в полпредство, оно оказалось оцепленным полицией. Нас пропустили внутрь, но потом уже никого не выпускали. Оказалось, что в восемь часов утра Красная армия перешла границу Финляндии и начала боевые действия. Херта была арестована финской полицией, вероятно еще в прошлый вечер, и поэтому не смогла прийти ни на ночную встречу 29-го, ни на запасную – 30-го.
Ближе к вечеру раздался сигнал воздушной тревоги. Со стороны западной гавани, которая находилась в полукилометре от нашего дома, послышалась стрельба зениток. Это «сталинские соколы» на два дня раньше, чем Берия обещал резиденту, начали бомбежку Хельсинки. Они не попали ни в портовые сооружения, ни в вокзал или другие военные объекты. Зато неподалеку от советского полпредства и других дипломатических миссий, расположенных в этом районе, разорвались две мощные бомбы. Оконные стекла нашего дома разлетелись на куски и ранили двух советских дипломатов, погасло электричество.
Так мировая война во второй раз догнала меня бомбами, на сей раз – советскими.
Из Москвы пришел приказ – оставить для охраны здания на 10–15 дней двух работников хозяйственной группы, а остальным вернуться на Родину. Видимо, нарком иностранных дел Молотов всерьез полагал, что война с финнами продлится не больше двух недель.
Поверенный в делах СССР несколько дней вел переговоры со ставшим «союзным» германским посольством о помощи советской миссии в эвакуации из Хельсинки. Была достигнута договоренность, что нас переправят на немецком пароходе «Донау», стоявшем в западной гавани, в Таллин. Вскоре мы оказались в Москве.
Зимняя война, негативные подробности ведения которой советской стороной скрывались от советских граждан вплоть до середины 90-х годов, показала полную стратегическую нищету Сталина и его упрямую самоуверенность, бездарность и даже тупость наркома обороны Ворошилова, профессиональную слабость и профнепригодность большинства советских маршалов и генералов, примитивно низкую подготовку командиров среднего и низшего звена армии, ВВС, ВМФ. Думается, что общая слабость Красной армии, ее полная неподготовленность к ведению войны, несмотря на храбрость и героическую выносливость красноармейцев и командиров в тяжелейших природных условиях финской зимы, были вызваны не только сталинскими чистками высшего командного состава РККА в канун Второй мировой войны и слабой, формализованной подготовкой командиров и красноармейцев. Очевидно, как и разгром, учиненный НКВД, сомневающейся в вожде верхушки Красной армии в 1937–1938 годах, все предыдущие волны репрессий, уничтожившие или загнавшие в ГУЛАГ большую часть самых деятельных представителей интеллигенции, предприимчивых, энергичных и хозяйственных крестьян, обруганных Лениным и Сталиным новым ругательством – «кулак», а также самых развитых рабочих, лишили Красную армию действительно широкой народной базы инициативных и организованных мобилизационных резервов, из которых только и возможно было государству черпать кадры перспективных низших и средних командиров. Остававшаяся на свободе активная часть населения была настолько запугана и деморализована, что от этой «сталинской» болезни Красная армия не излечилась и в первые два года Великой Отечественной войны.
Тех читателей, кто хочет подробнее узнать то, что происходило в ходе военных сражений в 1939–1940 годах, отсылаю к документальной книге Бориса Соколова «Тайны финской войны», вышедшей в Москве в 2000 году…
Немецкий пароход «Донау» благополучно доставил нас через сутки из Хельсинки в Таллин. Мы изрядно оголодали, поскольку немецкий капитан «союзной» Германии не кормил своих русских пассажиров. Зато советское полпредство в Эстонии накормило и обласкало нас прямо на пристани. Еще через день мы были дома, в Москве.
Когда отец писал эту главу своих мемуаров, он рассказывал, что даже начальник разведки Фитин не знал о переносе даты нападения Советского Союза на Финляндию на три дня ранее, чем было запланировано. Но факт этого переноса оправдывал Фитина и резидента, не выполнивших задание «самого хозяина» – Сталина, который приказал перевезти руководителей КПФ через Стокгольм в Териоки. Срыв задания не повлек за собой оргвыводов, хотя резиденту пришлось переволноваться, возвращая в казну шесть миллионов триста тысяч финских марок. Финуправление его Наркомата отказалось принимать деньги, которые оно не выдавало. В Госбанке также ответили отказом, поскольку получателем этих миллионов НКВД не числился. После долгих уговоров только Фитин взял на себя смелость принять эти деньги в кассу разведки по приходной ведомости…
Весь позор для Советского Союза Зимней войны хорошо описан в современной литературе. Поэтому я хотел бы подчеркнуть только еще одно: позиция нейтральной Швеции, отказавшейся пропустить англо-французский экспедиционный корпус для участия в советско-финской войне на стороне финнов, и давление шведского правительства на финляндское в пользу скорейшего заключения мира была поистине ключевой к тому, чтобы разгоравшаяся мировая война не сожгла своим огнем Финляндию и не опалила всю Скандинавию весной 1940 года.
…В середине марта 1940 года резидент Елисеев вновь прибыл в Хельсинки в качестве поверенного в делах и начал практически восстанавливать дипломатические отношения Суоми и Москвы. Одним из первых его шагов стало освобождение из финского лагеря для военнопленных двух хозяйственников советского полпредства, оставленных «на две недели» в начале декабря для присмотра за зданием миссии. Они рассказали, что в одном из бараков своего лагеря видели Херту Куусинен и нескольких товарищей, приходивших до войны на приемы в полпредство.
