»Две жизни» (ч.III, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
Врежьте себе в сознание, в сердце, в вечную и вечную память, что все внешние обстоятельства каждого человека, какие бы они ни были, как бы тяжелы они ни казались вам и самому поставленному в них человеку, все — повторяю — его обстоятельства защищают его вековую жизнь, а не подавляют или губят ее. Помните вечно о величии и ужасе человеческих путей, благословляйте их, не делая в них разницы. Ибо и те и другие отныне одинаково священны для вас. Примите благословение Любви, посылаемое всем вам Светлым Братством, примите мир, радость и помощь его как привет вашей новой жизни и не забывайте: оно признало вас равными себе, и да не огорчат вас больше никакие отрицания ваших доблестей и талантов, никакое непризнание вас людьми да не нарушит вашей устойчивой гармонии. Будьте благословенны именем Светлого Братства — мир вам.
И. благословил всех и низко, касаясь земли рукой, поклонился всем.
— Идите, друзья и братья, радуйтесь счастью возвратить Жизни те дары и таланты, что Она дала вам в веках, и, очищенными, проносите не себя в талантах, но таланты в себе несите во все дела и встречи.
Глаза стоявших людей сияли, точно лампады. Казалось, им жаль было отрываться от сверкавшего красотой и мощью лица И. Медленно они поклонились ему и стали выходить из трапезной. Только сейчас я понял, что дверь в трапезной была одна, именно та, широкая, через которую мы вошли.
Люди выходили поодиночке, и каждый отдавал два поклона: настоятелю и нам всем, на который, вслед за И., мы все отвечали. Я видел, как рука Али благословляла каждого выходившего, я слышал, как каждому Он говорил одно или несколько слов. Я понимал, что в этих словах Али определяет каждому предстоящий ему труд и место для его новой жизни. Но я понимал это духом, а не своей телесной формой. Мне казалось, что Флорентиец дает мне это понимание и приказывает передавать каждому Его благословение, Его такт и мир.
Трапезная пустела. Столы, где сидели согбенные фигуры и откуда братья-подавальщики бесшумно сняли посуду, передав ее через окошечки в левой стене в кухню, теперь блистали белизной и чистотой, мгновенно бесшумно вымытые братьями-столовниками. За этими блистающими пальмовыми столами, среди уже почти пустой трапезной, ярко залитой светом ламп внизу и светом из окон наверху, где, как я понял, были кельи братьев и сестер Общины, оставались только три фигуры.
Последний сияющий счастьем и радостью брат вышел, отдав свой поклон благоговения и любви. Я заметил теперь, что три фигуры вовсе не добровольно оставались сидеть, что они делают попытки выпрямиться, желают уйти вслед за остальными, но не могут этого сделать, как не мог несчастный карлик оторваться от пола в маленькой трапезной детей в Общине Али перед Франциском.
— Встаньте, несчастненькие, любимые детки мои, которых не смогло и не сумело выносить сердце мое, и в том вина моя, а не ваша, — раздался голос настоятеля. И был этот голос до того нежен и ласков, столько было в нем любви и трогательной защиты, что слезы невольно покатились по моей щеке, и я воззвал всеми силами к божественному милосердию Флорентийца.
"Мужайся и твори действенную Любовь, только так могу помочь через тебя", — услышал я его дивный голос и устыдился своей слабости. Я мгновенно овладел собой.
— Не защитила и не раскрыла сердец ваших моя Любовь, и в том вина моя, а не ваша. Не приобщило вас к деятельности мира и радости усердие мое, и то вина моя, а не ваша. Я не сумел найти путей и приспособлений для вашего освобождения, я был вам примером слабым и малым, да будут небеса взыскательны ко мне, благи и милостивы к вам. Простите мне, родные мои, дети мои любимые, что я не смог, не сумел защитить вас, мне порученных. Да будет сердце мое века и века местом успокоения и защиты вам постольку, поскольку небеса, справедливые и чистые, могут утвердить нашу связь.
Голос настоятеля, весь его вид, весь шар Света, обвивавший его сейчас, точно огромный сноп огня, потрясали мой организм, через который, как я это четко сознавал, шла колоссальная сила Флорентийца, вливаясь в шар Раданды.
Я ясно видел, как в его шар лилась сила Али и еще несколько струй, огненных, алых и синих, образуя чудесную громадную пятиконечную звезду. Зрелище это было величественное и торжественное, ощущал я себя не только в великом храме, но точно силы Самой Жизни вошли сюда.
Неожиданно для меня Раданда, все держа руки скрещенными на груди, опустился на колени и поклонился в ноги трем сидящим фигурам. Я забыл обо всем, я точно вышел из тела и слился с огнем Флорентийца. Я видел не только тела фигур, я видел их горящие ауры и понимал разницу их трепетавших огней.
От великана с опалами шли бешено, зигзагами багровые, черные и грязно-серо-зеленые молнии, которые он направлял прямо в центр шара Раданды. Но огни, не достигая шара, катились обратно с удвоенной силой к сердцу и мозгу великана.
Вторая черная фигура, высылала, точно целое море змей, молнии, такие же багровые и черные, к ногам Раданды. Но и эти струи возвращались обратно, обвивая кольцами всю фигуру несчастного, должно быть, сильно от них страдавшего и задыхавшегося.
Последняя, более далекая фигура посылала нежные мольбы о прощении. Огненные линии, шедшие от нее, были испещрены черными и багровыми пятнами и кольцами. Я видел, что несчастное существо старалось вылить из сердца остатки своей чистоты, благословляло старца, благодарило его за любовь и заботы и старалось встать. Но от двух других фигур летели к этому несчастному молнии багровых проклятий и приказаний, угроз и ужасных ругательств, мешавших ему высвободиться и разорвать горькую связь греха со своими поработителями.
— Встань, мой друг, — раздался голос И., вытянувшего руку по направлению к боровшейся фигуре.
Я увидел, как грязные молнии вернулись к своим хозяевам, заставив их обоих вздрогнуть, а третья фигура, мгновенно от них освобожденная, засветилась голубыми и розовыми тонами и легко встала. Вся укутанная, она вышла из-за стола и стала приближаться к Раданде, защищаемая от пламени своих врагов рукою И. Когда фигура подошла к Раданде, натянутый на ее лицо плащ упал, и перед нами предстала женщина, нестарая и красоты редкостной. Она чем-то, каким-то дальним и неуловимым сходством напомнила мне Лалию. В тот же миг я услышал заглушенный стон за собой и увидел упавшую ниц перед Радандой фигуру красавицы, все тело которой сотрясалось в рыданиях, среди которых она выкрикивала:
— Прости, святой отец, прости великой грешнице. Безумная любовь и ревность свели меня с ума, и я поддалась чарам этого ужасного человека. Но я не проклинаю его больше. Да будут ему прощены мои страдания и проклятия, как ты простил нас всех.
Сказал ты, что на тебе грех наш. О нет, святой отец, на нас святость твоя, на нас печать Любви твоей, дающая нам надежду на спасение. К тебе же, святому, не может пристать ничто злое и грешное. Спаситель, заступник, помоги несчастному, сковавшему меня страшной клятвой. Пусть вся моя жизнь пойдет на труд для его спасения. Пусть любовь моя, над которой он так жестоко издевался, будет мостом к спасению. Не отвергай его, подай ему еще раз, в последний раз, благую руку помощи.
Женщина снова склонилась к ногам Раданды. В тот раздалось ужасное рычание, громадная фигура великана распрямилась, он сорвал с себя цепь, на которой висел сфинкс, и бросил ее, ловко рассчитав удар так, чтобы вся тяжесть цепи попала женщине в голову. По свисту в воздухе, который вызвала летящая цепь, я понял, что металл, соединявший длинный ряд головок сфинксов, был необычайно тяжел и что женщина будет неминуемо убита.
Рука И. протянулась навстречу летящей цепи, в воздухе мелькнула огненная молния, что-то треснуло, и я увидел цепь, ударившую по голове своего владельца. Он рухнул на пол, задел стол и опрокинул его на себя. Длинный стол схоронил под собой его фигуру.
В тот же момент, когда И. остановил полет цепи, я почувствовал, как силой Флорентийца из моей пластинки, данной мне Дартаном, вылетело несколько желтых молний, соединившихся вокруг головы женщины, образуя венец.
