Цветы на нашем пепле - Буркин Юлий Сергеевич (лучшие книги txt) 📗

14

Однако, «перед смертью не надышишься». День, за который он так упорно торговался с думателем, не принес Лабастьеру никаких радостей. Словно их прощальный запас был исчерпан вчера.

Сначала он рассмотрел выполненный министром юриспруденции проект приказа о введении на Безмятежной смертной казни дворянам за измену королевской присяге. Но не подписал его, чем министра крайне разочаровал.

Потом он принял Ракши, и пришлось заниматься уже несколько раз откладываемым им вопросом о легализации некоторых видов оружия, коими Тилия намеревалась оснастить королевский отряд. Проспорив около часа, пришли к обоюдному решению, немного повременить…

Затем явился Лаан. Лабастьер несказанно обрадовался и предложил другу провести часок за сосудом напитка бескрылых. Но тот вел себя как-то странно и затеял туманный разговор – сперва об успехах принца Лабастьера Седьмого, а потом – о неких долгах и обязанностях…

Лабастьер тщетно пытался вникнуть в суть его слов, но тот бродил вокруг да около… Наконец, король, догадавшись, на что Лаан намекает, заявил ему, что если тот желает спать с Мариэль, то к ней с этим и следует обращаться, и скрепя сердце, добавил, что та, вроде бы, отказывать не собирается.

Лаан внезапно вспылил и в самых повышенных тонах ответил, что, мол, пришел он вовсе не за тем, а чтобы напомнить королю о его долге перед народом. На Безмятежной царит хаос и беспорядок, в чем они лично убедились во время недавней кратковременной инспекции, король же, вкушая радости семейной жизни, проводит дни напролет в неге и безделье, и даже не пытается преодолеть охватившую его позорную болезнь боязливости…

Лабастьер не нашелся, что ответить ему. Но тот и не стал дожидаться, а гордо удалился сразу, как только закончил свою тираду.

И тут же появилась Мариэль. Выглядела она разгневанной, чему Лабастьер даже не удивился. Такой сегодня день. Причина ее дурного расположения духа выяснилась сразу. Она сообщила, что невольно слышала разговор Лабастьера с Лааном и возмущена той пошловатой легкостью, с которой он сообщил махаону об их возможной близости. Она предложила Лабастьеру хорошенько подумать о своем поведении и о ее положении в королевской семье в то время, как она с группой придворных отправляется показывать принцу красоты лесной природы…

Лабастьер решил развеяться и полетать в одиночестве в столичном небе. Но прохладный осенний ветерок добавил еще один штришок в картину его удрученности, а легкий моросящий дождик прекратил прогулку, вымочив ему крылья, и во дворец король возвращался пешим ходом.

Махнув рукой на все, он засел в библиотеке.

Когда Мариэль вернулась, они помирились, но до любовных ласк как-то не дошло.

…И вот наступила полночь.

– ?.. – спросил думатель даже не словом, а самим ощущением скептического ожидания. Что сильно Лабастьера обозлило. Словно сговорившись, все тычут ему сегодня его несостоятельностью. Но он тут же сообразил, что причиной раздражения служит подавляющее его психику телепатическое поле.

– Я готов, – отозвался он.

– Зови болвана-церемониймейстера! – обрадовался думатель.

– Это еще зачем? – удивился король.

– Если мы будем общаться в непосредственной близости, контактируя буквально физически, процесс займет раза в три меньше времени.

Лабастьер Шестой припомнил вид грузового помещения Золотого Храма, облик думателя и зловоние вокруг него… Его передернуло.

– Я не тороплюсь, – отозвался он.

– Как знаешь, – согласился думатель. – Но тогда повозиться придется с недельку. – И перед глазами короля внезапно возник образ ослепительно красивого пожилого седовласого самца-маака, с доброжелательной усмешкой пожимающего плечами.

– Это один из моих эмоциональных автопортретов, – пояснил думатель. – Так я выгляжу сам для себя.

Не успел Лабастьер и подумать, сколь разительно этот образ отличается даже не от реального вида думателя, а от того, какое впечатление производит его характерец, как тот добавил:

– А иногда и вот так…

Старец был тем же, но теперь он был лыс, морщинист, а черты его лица источали наиподлейшее ехидство.

– Не беспокойся, я воспринимаю себя достаточно адекватно, – пояснил думатель. – Автопортретов у меня три. Все зависит от настроения. Третий, между прочим, самка… Хотя те два портрета, которые ты сейчас видел, я употребляю существенно чаще. Но хватит обо мне. Расслабься. Я начинаю.

Лабастьер даже вздрогнул, как от удара, почувствовав, что нечто мощное и пульсирующее врывается в его голову: «!!! … !!! … !!! … !!! … !!! …» Он не мог сосредоточиться на содержании этого вихря мысленной информации, но ощущение было почти физическим…

Он замер и, потеряв счет времени, отдался этому чувству…

… !!! … !!! … !!! … !!! … !!! … !!! … !!! … !!! … !!! … !!!

…Казалось, прошла вечность. Но в какой-то момент его обуял внезапный ужас перед сумасшествием. Ему вдруг показалось, что он – совсем не он, а кто-то другой… И нечто похожее на боль набухало у этого «другого» в голове. Он открыл глаза и попытался закричать… Но крика не получилось, он лишь застонал. И звук этот отдался в висках уже настоящей острой болью и тошнотой.

– Все-все-все, – виновато улыбаясь, сказал ему седовласый старец. – На сегодня хватит. Мы трудились почти пять часов. Переваривай то, что получил, а я появлюсь завтра…

Он взмахнул крыльями и улетел в никуда.

А Лабастьер Шестой, сжав голову руками, выполз, чтобы не разбудить Мариэль, из гамака и, постанывая, распластался на полу спальни. А мириады слов, картин, образов, запахов, целые жизни и даже эпохи, словно бутоны, точно свернутые доселе тугие клубки, распускались, разворачивались сейчас в нем и, переплетаясь, занимали свои места в его памяти, беспощадно растягивая ее до болезненно немыслимых размеров…

Лишь под утро, перебравшись обратно в гамак, он забылся беспокойным сном, а проснулся, соответственно, к середине дня. Но теперь он чувствовал себя не так уж плохо. А полученные от думателя сведения уже давали о себе знать.

Например, вкус предложенного ему придворным освежающего напитка из урмеллы, напомнил ему вкус жасминового нектара, и он явственно представил себе этот невиданный на Безмятежной цветок. Ассоциация потянула за собой воспоминание о том, что жасминовый нектар особенно вкусен подогретым, и Лабастьер тут же распорядился, чтобы в следующий раз урмелловый напиток ему подали горячим.

Выйдя на веранду дворца и оглядевшись, король испытал неожиданное чувство, как будто видел все окружающее впервые. Дома дворян и простолюдинов показались ему удивительно нарядными и умиляли своей нефункциональной прелестью. А в осенних красках природы почудились нечто сказочное, и Лабастьер догадался, что проистекает это от того, что земная флора окрашена совсем по-иному…

С площади вспорхнули и направились к нему несколько бабочек, и король узнал сопровождаемых репетиторами сына и жену. Неожиданно он почувствовал легкий укол ревности, ведь он-то теперь знал точно, что между Лабастьером Седьмым и Мариэль нет никакого кровного родства, и биологически по отношению к ней они с сыном абсолютно равны. Но он моментально отбросил эту мысль. Ведь она-то об этом не знает. И никогда не узнает.

Сын, махнув ему рукой, пролетел с репетиторами мимо, а Мариэль, приземлившись на веранду, обеспокоенно вгляделась в лицо мужа: