Поющие в терновнике - Маккалоу Колин (книги онлайн полные версии .txt) 📗

Однажды, примерно через полгода после возвращения Фрэнка, Мэгги вошла в гостиную и застала мать в кресле у окна – Фиа смотрела в сад, там Фрэнк подрезал розовые кусты. Она обернулась на звук шагов, и что-то в ее невозмутимом лице пронзило сердце дочери… Мэгги порывисто прижала руки к груди.

– Ох, мама! – беспомощно прошептала она.

Фиа посмотрела на нее, покачала головой и улыбнулась:

– Ничего, Мэгги, ничего.

– Если бы я хоть что-нибудь могла сделать!

– А ты можешь. Просто вот так держись и дальше. Я тебе очень благодарна. Теперь ты мне союзница.

VI

1954–1965

Дэн

17

– Так вот, – сказала матери Джастина, – я решила, что буду делать дальше.

– Я думала, все давно решено. Ты же собиралась поступить в Сиднейский университет, заниматься живописью.

– Ну, это я просто заговаривала тебе зубы, чтобы ты не мешала мне все как следует обдумать. А теперь мой план окончательный, и я могу тебе сказать, что и как.

Мэгги вскинула голову от работы (она вырезала тесто для печенья формой-елочкой: миссис Смит прихварывала, и они с Джастиной помогали на кухне). Устало, нетерпеливо, беспомощно посмотрела она на дочь. Ну что поделаешь, если девчонка с таким норовом. Вот заявит сейчас, что едет в сиднейский бордель изучать на практике профессию шлюхи – и то ее, пожалуй, не отговоришь. Ох уж это милейшее чудовище Джастина, сущая казнь египетская.

– Говори, говори, я вся обратилась в слух. – И Мэгги опять стала нарезать елочки из теста.

– Я буду актрисой.

– Что? Кем?!

– Актрисой.

– Боже милостивый! – Тесто для печенья снова было забыто. – Слушай, Джастина, я терпеть не могу портить людям настроение и совсем не хочу тебя обижать, но… ты уверена, что у тебя есть для этого… мм… внешние данные?

– Ох, мама! – презрительно уронила Джастина. – Я же не кинозвездой стану, а актрисой. Я не собираюсь вертеть задом, и щеголять в декольте до пупа, и надувать губки! Я хочу играть по-настоящему, – говорила она, накладывая в бочонок куски постной говядины для засола. – У меня как будто достаточно денег, хватит на время, пока я буду учиться, чему пожелаю, верно?

– Да, скажи спасибо кардиналу де Брикассару.

– Значит, все в порядке. Я еду в Каллоуденский театр Альберта Джонса учиться актерскому мастерству и уже написала в Лондон, в Королевскую академию театрального искусства, попросила занести меня в список кандидатов.

– Ты уверена, что выбрала правильно, Джасси?

– Вполне. Я давно это решила. – Последний кусок окаянного мяса скрылся в рассоле; Джастина захлопнула крышку. – Все! Надеюсь, больше никогда в жизни не увижу ни куска солонины!

Мэгги подала ей полный противень нарезанного елочками теста.

– На, сунь, пожалуйста, в духовку. И поставь стрелку на четыреста градусов. Да, признаться, это несколько неожиданно. Я думала, девочки, которым хочется стать актрисами, всегда что-то такое изображают, а ты, кажется единственная, никогда никаких ролей не разыгрывала.

– Ох, мама, опять ты все путаешь, кинозвезда – одно дело, актриса – совсем другое. Право, ты безнадежна.

– А разве кинозвезды не актрисы?

– Самого последнего разбора. Разве что кроме тех, кто начинал на сцене. Ведь и Лоуренс Оливье иногда снимается в кино.

Фотография Лоуренса Оливье с его автографом давно уже появилась на туалетном столике Джастины; Мэгги считала, что это просто девчоночье увлечение, а впрочем, как ей сейчас вспомнилось, подумала тогда, что у дочери хотя бы неплохой вкус. Подружки, которых Джастина изредка привозила в Дрохеду погостить, обычно хвастали фотографиями Тэба Хантера и Рори Кэлхоуна.

– И все-таки я не понимаю. – Мэгги покачала головой. – Ты – и вдруг актриса!

Джастина пожала плечами:

– Ну а где еще я могу орать, выть и вопить, если не на сцене? Мне ничего такого не позволят ни здесь, ни в школе – нигде! А я люблю орать, выть и вопить, черт подери совсем!

– Но ведь ты так хорошо рисуешь, Джасси! Почему бы тебе и правда не стать художницей, – настаивала Мэгги.

Джастина отвернулась от громадной газовой печи, постучала пальцем по баллону.

– Надо сказать работнику, пускай сменит баллон, газа почти не осталось; хотя на сегодня хватит. – В светлых глазах, устремленных на Мэгги, сквозила жалость. – Право, мама, ты очень непрактичная женщина. А ведь предполагается, что как раз дети, когда выбирают себе профессию, не думают о практической стороне. Так вот, имей в виду, я не намерена подыхать с голоду где-нибудь на чердаке и прославиться только после смерти. Я намерена вкусить славу, пока жива, и ни в чем не нуждаться. Так что живопись будет для души, а сцена – для заработка. Ясно?

– Но ведь Дрохеда тебе дает немалые деньги! – С отчаяния Мэгги нарушила зарок, который сама же себе дала – что бы ни было, держать язык за зубами. – Тебе вовсе не пришлось бы подыхать с голоду где-то на чердаке. Хочешь заниматься живописью – сделай одолжение. Ничто не мешает.

Джастина встрепенулась, спросила с живостью:

– А сколько у меня на счету денег, мама?

– Больше чем достаточно – если захочешь, можешь хоть всю жизнь сидеть сложа руки.

– Вот скучища! Под конец я бы с утра до ночи только трепалась по телефону да играла в бридж; по крайней мере матери почти всех моих школьных подруг больше ничем не занимаются. Я ведь в Дрохеде жить не стану, перееду в Сидней. В Сиднее мне куда больше нравится, чем в Дрохеде. – В светлых глазах блеснула надежда. – А хватит у меня денег на новое лечение электричеством от веснушек?

– Да, наверное. А зачем тебе это?

– Затем, что тогда на меня не страшно будет смотреть.

– Так ведь, кажется, для актрисы внешность не имеет значения?

– Перестань, мама. Мне эти веснушки вот как осточертели.

– И ты решительно не хочешь стать художницей?

– Еще как решительно, благодарю покорно. – Джастина, пританцовывая, прошлась по кухне. – Я создана для подмостков, сударыня!

– А как ты попала в Каллоуденский театр?

– Меня прослушали.

– И приняли?!

– Твоя вера в таланты собственной дочери просто умилительна, мама. Конечно, меня приняли! К твоему сведению, я великолепна. И когда-нибудь стану знаменитостью.

Мэгги развела в миске зеленую глазурь и начала осторожно покрывать ею готовое печенье.

– Для тебя это так важно, Джас? Так хочется славы?

– Надо думать. – Джастина посыпала сахаром масло, до того размякшее, что оно заполнило миску, точно сметана: хотя старую дровяную плиту и сменили на газовую, в кухне было очень жарко. – Мое решение твердо и непоколебимо, я должна прославиться.

– А замуж ты не собираешься?

Джастина презрительно скривила губы.

– Черта с два! Всю жизнь утирать мокрые носы и грязные попки? И в ножки кланяться какому-нибудь обалдую, который подметки моей не стоит, а воображает себя моим господином и повелителем? Дудки, это не для меня!

– Нет, Джастина, ты просто невыносима! Где ты научилась так разговаривать?

– В нашем изысканном колледже, разумеется. – Джастина быстро и ловко одной рукой раскалывала над миской яйцо за яйцом. Потом принялась яростно сбивать их мутовкой. – Мы все там весьма благопристойные девицы. И очень образованные. Не всякое стадо безмозглых девчонок способно оценить всю прелесть таких, к примеру, латинских стишков:

Губы Мэгги нетерпеливо дрогнули.

– Конечно, очень неприятно признаваться в своем невежестве, но все-таки объясни, что же сказал этот римлянин?

– Что это чертовски надежный костюм.