Бессмертник - Плейн Белва (книги без регистрации TXT) 📗
У двери в детскую они остановились. Их было — он принялся считать — пять? Нет, скорее семь. В темноте не различить. Они просто стояли у двери. Почему? Кто это?
В разбитое окно влетела пуля. Еще одна, еще. Прицельный обстрел. Марк вскрикнул — пуля впилась ему в бедро. Давид упал. Мертв или ранен? Времени выяснять не было.
— Они на крыше! — закричал Авраам. — Залезли на крышу пристройки.
Сволочи! Гады! Они теперь спокойно перестреляют всех через окна. Не высунешься, не ответишь. Да и куда стрелять? В темноту, наобум?
Их оставалось всего трое — живых и не раненых: Авраам, Йигель и Эрик. Они отползли в дальний конец комнаты и оттащили с собой Марка. Пули сыпались градом.
Внезапно град прекратился. В полной тишине раздался голос — еврейская речь с сильным акцентом:
— Эй вы, там! У нас есть предложение. Слышите?
Аврам, Йигель и Эрик стояли, крепко взявшись за руки.
— Слышите? Мы знаем, что вы там! Пусть ответит Алон-начальник! Отвечай! Можешь не показываться.
— Откуда они знают Алона? — шепотом спросил Эрик.
— В городе есть арабы. У них свои каналы.
— Алон-начальник! Лучше поговори с нами! А то подпалим все, что тут осталось. А отдашь, что попросим, — оставим тебя в покое.
Аврам прошептал:
— Надо отвечать?
— Нет, — резко ответил Йигель.
— По-моему, надо, — заспорил Эрик. — Устроим переговоры, потянем время. Может, Алон успеет прислать помощь из города.
— Что вы хотите? — громко спросил Авраам.
— Ты Алон-начальник?
— Да. Что вы хотите?
— Шесть детей. Шесть — все равно каких. Мы их заберем и будем держать у себя, пока ваше правительство не выпустит из тюрьмы наших борцов за мир.
— Эти «борцы за мир» два года назад напали на школу, — шепотом пояснил Йигель Эрику. И сказал Аврааму: — Пошли их к черту.
— Вы же знаете, что детей мы не отдадим! — крикнул Авраам.
— Лучше отдай. А то перережем всех детей до единого, и вас в придачу. Посмотри, наши люди уже около детской. Ждут сигнала.
— У вас ничего не выйдет! — крикнул Авраам. — Нас здесь больше ста человек.
— Было когда-то. Теперь столько нет.
Тишина.
— Мы сейчас войдем в детскую и передушим их как цыплят. Алон-начальник! Лучше отдай нам шесть детей. Любых шесть детей.
На кроватях у малышей нарисованы уточки и зайчики. На стенах пляшут клоуны и слонята. Там спит Джулиана. Моя Джулиана.
Кто-то подергал запертую кухонную дверь.
Они вскочили.
— Осторожней! Не открывай!
— Кто там? — крикнул Йигель, наставив на дверь револьвер.
В ответ — громкий шепот:
— Это я, Шимон! Откройте!
Йигель приоткрыл дверь. В кухню протиснулись двое: молодой араб с поднятыми руками, за ним, не отводя от его спины ружья, Шимон.
— Этот тип полз по склону с ножом. — Шимон отдал нож Аврааму. — Мы его поймали. Цви и Алон погибли, Макс и Бен пошли дальше. Может, они и доберутся до города.
— Если б знать, сколько их, — сказал Эрик, — мы бы могли…
— Что? — с горечью бросил Авраам. — Что мы можем?
— Спросите у него все-таки, сколько их, — предложил Эрик.
Йигель произнес что-то по-арабски и перевел ответ:
— Говорит — не знает.
— Дай-ка нож. — Эрик забрал у Авраама нож и приставил его к шее араба. Парень отшатнулся, всхрапнув от ужаса и дико вращая глазами. — Йигель, скажи ему: если он не ответит, я вспорю ему брюхо, как он вспорол собаке. А может, и… Эзре. Переводи.
Йигель заговорил по-арабски. Парень что-то пробормотал, и Йигель перевел:
— Четверо.
— Только перед детской их пять или шесть! Да еще на крыше! Скажи, пусть не врет! — потребовал Эрик.
— Говорит — пять. Себя забыл посчитать.
Эрик чиркнул ножом по плечу араба. Тот завопил. Эрик отнял окровавленный нож.
— Отвечай! — крикнул он. — Отвечай или я перережу тебе горло!
Араб задрожал, что-то сказал, и Йигель перевел:
— Говорит — на крыше двое. Сколько у детской, он не знает. Остальные погибли.
— Ладно. Свяжите его, — приказал Эрик и сам удивился: Авраам и Йигель повиновались без слов.
— Алон-начальник! Чего ты ждешь? Чтобы мы подожгли детскую?
— Вам это так не пройдет! — крикнул в ответ Авраам.
Господи, где же они, где Бен с Максом? И если они каким-то чудом прорвались к дороге, как скоро можно ждать помощи из города?
Эрик подполз к окну, выходившему на площадь. Около детской запалили факел. Наверняка чтобы поджигать. В колеблющемся свете он их сосчитал: пять. Нет, все же семь. Наготове, у самой двери. Ждут. До него донесся их лающий смех. Звери! Скоты! А с другой стороны двери — дети, несчастные женщины. Джулиана… Никогда прежде не знал он такой ярости, такой…
Он вскочил с криком, не узнавая собственного голоса, не понимая, что кричит:
— Я их убью! Я их убью!
— Пригнись! — заорал Йигель. — Эрик, болван, пригнись!
— Грязные скоты! Подлецы! Убийцы!
Йигель потянул его вниз:
— Уймись! Что ты можешь? Их семеро.
— У меня есть граната…
— Слишком далеко. Тебя подстрелят с крыши. Тебе не дадут приблизиться, кинуть прицельно. Только зря погибнешь…
Перед глазами у Эрика вспыхивали красные и желтые пятна. Все ужасы, все мыслимые и немыслимые человеческие несчастья явились ему разом — как утопающему является разом вся его жизнь. Людские страдания и муки жгли ему грудь. Потеря детей, насилие, безвременные смерти. Все, все разом…
Он рванулся, оставив в руке у Йигеля лоскут рубашки, распахнул дверь и выскочил на улицу с гранатой.
Оставшиеся в живых описывали это так:
«Он мчался к детской, словно футболист к воротам противника за решающим голом. Петлял, пригибался, пули вспарывали землю у его ног. Метрах в пяти от шайки арабов, от двери в детскую, пуля прошила ему спину, и он упал. Упал, успев кинуть гранату и убить всех до единого».
Так кончился налет. Снайперы в страхе убежали с крыши, но дальше сада им удрать не удалось. Когда из города подоспела помощь, пожары были уже потушены и в кибуце стояла тишина. Только плакали женщины, собирая погибших в последний путь.
На другой край земли, в Америку, пришла телеграмма. С тех пор минула неделя. Джозеф постарел на десять лет. Сейчас он завтракал — впервые за эти дни. Допил кофе, отодвинулся от стола, но не встал. Так и продолжал сидеть. С открытым ртом. Точно старик. Как выглядит она сама, Анна не знала. Должно быть, ужасно. Но — не все ли равно?..
В это время Селеста принесла почту. И — новое испытание: в ворохе счетов, рекламных проспектов, соболезнований оказалось письмо от Эрика. Отправленное десять дней тому назад.
У Анны задрожали руки, но она произнесла ровно и сдержанно:
— Джозеф… Тут письмо от Эрика.
— Прочитай, — сказал он бессильным, безжизненным голосом.
Она сглотнула и послушно начала:
— «Дорогие дедушка и Нана, я только что вернулся с поля, мы сеяли овес. Отсюда, из окна, видны темные влажные поля — до самого горизонта. Очень красиво».
Господи, всего несколько дней назад он сидел за письменным столом, и рука его касалась этого листка. Нет, наверное, не за письменным столом, а за грубо сколоченным, некрашеным… Вокруг глаз у него лучики морщинок — он часто щурится, рано наденет очки. А сами глаза такие светлые, сияющие, особенно на загорелом лице; он там, наверное, хорошо загорел — в полях, на открытом солнце.
— «Полагаю, никто не сочтет меня краснобаем и лицемером, а если сочтет — что ж, я не виноват. Так вот, я пишу абсолютно искренне, не для красного словца: меня здесь что-то удерживает. Мне не хочется покидать это место, а хочется и дальше вносить свою лепту в благое дело. Надеюсь, вы поймете меня, как никто».
Джозеф застонал, и Анна умолкла.
— Продолжай, — проговорил он.
— «Я действительно чувствую свою принадлежность к этой стране. Впервые с тех пор, как я стал сознательно размышлять, кто я такой, меня перестали раздирать противоречия. Здесь я просто — пара рабочих рук, нужных рук… Я знаю, вы надеялись, что я продолжу семейное дело. Тысячи людей были бы счастливы и благодарны за такую возможность. И я тоже благодарен, поверьте. Но… это не для меня. Приехав сюда, я понял это окончательно».
