Тайна России - Назаров Михаил Викторович (читать книги без .txt) 📗
Всем этим американское государство представляет собой уникальное образование: созданное из денационализированных осколков множества народов, на крови десятков миллионов уничтоженных местных жителей, отстроенное трудом привезенных из Африки рабов, украшенное масонской государственной символикой и поклоняющееся капиталистическому "золотому тельцу" под еврейским контролем… "То, что мы называем американизмом, есть в главных своих чертах не что иное, как кристаллизовавшийся еврейский дух" (Зомбарт). То есть в лице США "тайна беззакония" создала свою собственную вселенскую империю — прообраз всемирной империи антихриста — на той самой материалистической идеологии, которой дьявол искушал Христа в пустыне.
В полную противоположность этому расширялась русская цивилизация, превращая Русь в многонациональную Империю православного Царя. Разумеется, именно религиозный удерживающий смысл первичен в понятии Третьего Рима, а не политико-имперский. Но в любом государстве его духовная культура проявляется и во внешней политике. У России она именно благодаря своему удерживающему смыслу тоже отличались от всех других в методах и целях колонизации. Так, отряд Ермака пошел в 1581 г. присоединять Сибирь, дав строгий обет целомудрия и соблюдая посты, почему и совершил чудо: положившись на волю Божию, одолел крохотными силами огромное войско хана Кучума. И как раз на отношении русских пришельцев к сибирским народам и европейцев к американским можно видеть колоссальную разницу: приобщение к Православию у одних и истребление с официальными премиями за скальпы у других…
Российская империя — единственная, которая сохранила малейшие вобранные в себя племена, ибо она строилась на равенстве всех народов перед Богом; даже в своих гигантских размерах она воочию явила миру геополитическое чудо Третьего Рима. В ней был прообраз истинной Вселенской империи — должного содружества народов мира, призванных совместно служить Божию замыслу о них. В этой причастности к должному для всего человечества стержню истории и состоит причина знаменитой «всемирности», «вселенскости» русского духа (о чем писали славянофилы и Достоевский).
Так в ходе развития двух разных имперских цивилизаций — российской удерживающей и европейской апостасийной — они, обогнув земной шар с двух разных сторон, образовали вторую границу друг с другом, российско-американскую. Экстенсивное расширение за счет малых племен было исчерпано, теперь оставалось только наступление друг на друга.
Глубина, всеохватность и в то же время убедительность Православия, не видимая извне иностранцам, создала на Руси духовно самодостаточную цивилизацию, в своем совершенстве не нуждавшуюся в заимствованных идеях. Именно чувство обладания Истиной, а не отсталость (как это казалось заезжим западным путешественникам), было причиной незаинтересованности Московской Руси в контактах с Западом, изменившим вероучению Вселенских Соборов. Оставаясь сама собой, Россия не испытала ни Возрождения, ни Реформации, ни сравнимых с западными ересей (за исключением проникших с Запада ересей стригольников и жидовствующих в конце XV в.; последняя была наиболее опасной, ибо захватила даже митрополита и царскую семью — но все же стараниями прп. Иосифа Волоцкого и архиепископа Геннадия в 1504 г. была побеждена). Эпоха Земских Соборов XVI–XVII вв. дополнила симфонию двух властей мнением всесословного народного представительства, было разработано правовое государственное законодательство ("Судебник", 1550 г., утвержденный первым Земским Собором).
Новые падения и испытания ждали Россию в результате нараставшего боярского эгоизма, ставшего заметным уже при Иоанне Грозном, чем и объяснялись его кровавые чистки опричнины. При этом он сам под влиянием своих страстей и интриг окружения нередко грешил против христианской нравственности и справедливости, подрывая свой авторитет как ее гаранта. Это создало «трещину» в симфонии властей: при всем своем государственном таланте и глубоком понимании духовной сущности самодержавия, Грозный в борьбе с боярством не сделал Церковь своим союзником, а вынудил ее обличать его жестокости. Как бы ни оправдывали действия Царя некоторые авторы (опровергая, впрочем, и частую клевету на него), все же причисление Церковью умученного митрополита Филиппа к лику святых является также и осуждением Иоанна Грозного.
Эта трещина в отношениях Царства и Церкви разъедалась и далее боярским эгоизмом. После пресечения царствовавшей ветви Рюриковичей со смертью Феодора Иоанновича в 1598 г. властные поползновения боярства усугубились небрежным отношением к основам православного самодержавия и престолонаследия. Была нарушена клятва следующему соборно утвержденному Царю Борису Годунову и его потомству (как ни относиться к нему лично, он был через свою сестру ближайшим родственником последнего Царя из Рюриковичей): после смерти Бориса законный наследник Престола Феодор был убит вместе с матерью, а пытавшийся их защитить первый русский Патриарх Иов был заточен в монастырь… Так на одну причину смуты, посеянную еще при Иоанне Грозном и усугубленную боярами, наложилась новая — убийство наследника… Наступило Смутное время…
И вновь отметим, что такое поведение русской знати ничем не отличалось от нравов в Западной Европе (там подобное было в порядке вещей) — но, видимо, то, что там сходило с рук, в православной России не могло быть принято за норму на Божиих весах. На этот раз испытание России было серьезнее: в условиях смуты уже не дикая татарская стихия, а умственно утонченная и хитрая «христианская» цивилизация оккупировала Третий Рим, требуя "всего лишь" присоединения к своему духу…
В отличие от Православия, которое никогда не навязывало себя Западу, католики постоянно пользовались любыми затруднениями России для попыток подчинить Православную Церковь папе или добиться унии (которую все-таки в 1596 г. в Бресте обманом, через предателей, навязали юго-западным русским областям)… В Смутное время искушению поддалась уже часть высшего русского общества в самой столице Руси, впустив в Кремль польских оккупантов, — и впервые на русском троне воссели католики: в 1605 г. Лжедмитрий I, затем польский королевич Владислав, боярство было готово пустить на русский Престол и вторгнувшихся шведов… Вновь казалось, что дни православной России сочтены…
Однако и на этот раз Россию вывели из смуты Церковь (огромное значение имел призыв к сопротивлению Патриарха Гермогена, умученного за это поляками) и духовное здоровье народа в опоре на традиции городского самоуправления (именно оно выдвинуло в вожди почти никому не известных на Руси нижегородцев: земского старосту Минина и зарайского воеводу, князя Пожарского). В народном ополчении, изгнавшем оккупантов, участвовали, кроме русских, татары, марийцы, чуваши, коми и другие волжские и северные народности Третьего Рима.
Преодолена же была смута в 1613 г. решением Всероссийского Земского Собора (ему предшествовали три дня строгого поста и молитв по всей России), который восстановил законную «природную» преемственность в престолонаследии как волю Божию (Романовы были ближайшими родственниками Иоанна Грозного через его супругу Анастасию) и принес от имени всех будущих поколений русского народа клятву верности этой династии.
Расцвет соборной деятельности, выход в 1639 г. к Тихому океану, воссоединение большей части Малороссии с Россией в 1654 г., продвижение южных и западных рубежей к европейским морям — все это превращало Русь в великую вселенскую Империю одновременно с отстройкой апостасийной империи с другой стороны глобуса…
Но в эту эпоху в Россию под «цивилизаторским» давлением капитализма начали уже проникать западные соблазны Просвещения. Русские дворяне все больше завидовали вольностям и роскоши своих западных «коллег», что пародийно отражает известное "Сказание о роскошном житие и веселье" (XVII в.). Фактически русская аристократия в XVII в. стала превращаться в третью силу, стремившуюся в своих интересах ослабить и власть Царя, и власть Церкви. Это ярко проявилось в деле Патриарха Никона (ниже выделим общий знаменатель его оценки с двух разных позиций: Каптерев Н.Ф, "Патриарх Никон и Царь Алексей Михайлович", Сергиев Посад, 1912; Зызыкин М.В, "Патриарх Никон, его государственные и канонические идеи", Варшава, 1931–1938).
