Лезвие бритвы. Звездные корабли. Обсерватория Нур-и-Дешт. Озеро горных духов - - (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
– Так, – произнес, помолчав, начальник отдела кадров. – Знания и способности у вас, видимо, большие, и вы нужны в исследовательских институтах, а вот… – говоривший умолк.
– Досказывайте, раз начали.
– Сами понимаете или позже поймете. Что вы скажете, профессор?
– Я полагаю – направить в ту физиологическую лабораторию, о которой я вам говорил. Пойдете младшим сотрудником в сравнительную физиологию зрения? – повернулся он к Гирину.
– Пойду… пока, – равнодушно согласился тот.
– Что значит «пока»?
– Пока не будет создана специальная психофизиологическая лаборатория, необходимость которой докажу и добьюсь организации!
– Ну вот и хорошо, – заключил начальник отдела кадров.
«Неудачно началось у меня в Москве, – раздумывал Гирин, оглядывая свою комнату с кое-какой приобретенной наспех мебелью. – Провалилось дело с работой в нужном мне институте. Безденежье не дает возможности реставрировать статую Анны и привезти ее на выставку. Художники сказали, что выставят, если я возьму на себя все расходы. И на том спасибо».
На другой день Гирин отправился в геологический институт, где работала едва ли не половина тех геологов, которым наша страна обязана рудами и нефтью, углем и алмазами, бокситами и цементом. Гирин шел по темным, заставленным шкафами коридорам, с волнением читая на дверях известные по газетам фамилии и негодуя на тесноту устарелого здания постройки тридцатых годов. Андреев встретил его в проходе разгороженного шкафами кабинета. Гирин подумал, что эта узкая щель никак не подходит человеку, вся жизнь которого прошла в просторах казахских степей, бесконечных болотах сибирской тайги, высях Алтая и Тянь-Шаня. Геолог, должно быть, прочел его мысли, потому что, слегка усмехнувшись, сказал:
– Это не беда, после тайги хорошо сидеть потеснее. Устанешь, знаете, когда полгода без стен – трудно сосредоточиться.
– Вы все тот же, – приветливо, но не принимая шутки, ответил Гирин. – Бывает ли у вас то, что вы назовете бедой?
Геолог заулыбался еще шире и вдруг сердито стукнул по столу.
– Как же нет беды? Беды нет только разве у полных идиотов. Есть такие – всем довольны… а вот у меня! – Андреев распахнул высокие створки простецкого фанерного шкафа, открыв две колонки некрашеных лотков.
В полутемной глубине замаячили угловатые куски горных пород. Даже на неопытный взгляд Гирина камни удивляли разнообразием: то угрюмым темно-серым, то теплым красным, желтым цветом, то сочетанием разнокалиберной пятнистости. Какие-то блестки, серебристые и черные, огоньки маленьких кристаллов – зеленых, розовых, синеватых – слабо мерцали в кусках камня, как бы поддразнивая Гирина и укоряя в невежестве.
– Видите, все полно! – крикнул Андреев, и Гирин сразу понял, что геолог действительно говорит о самом наболевшем. – И здесь, и в коридоре, и на складе, паршивом складе тоже. А здесь каждый из этих, для вас простых, камней – редчайшая вещь. Вот эти, – Андреев рывком выдвинул тяжеленный лоток, – отбиты от скал в почти недоступном ущелье притока Индигирки. Мы, надрываясь, несли их в заплечных мешках, перегружали на оленей, мчали на плотах через бушующие пороги. А эти – с вершинного гребня… хм, одной громаднейшей горы – я и сам не знаю, как удалось спуститься с грузом образцов. А эти – чтобы добыть их, мы поднимали лошадей на веревках на отвесные кручи ригелей – перегородок в ледниковых ущельях… Там, в левом шкафу, – мы вывезли их сквозь страшные пески из хребта, от которого четыреста километров до ближайшей воды… А вот там – из жарких болот Африки – первые, которых коснулась рука ученого, а не равнодушные пальцы белого проспектора, стремящегося лишь к обогащению!..
Гирин с уважением осматривал стойки с рядами одинаковых лотков.
– Неужели негде хранить? – спросил он. – Как же это?
– Негде! Когда-то, в первые пятилетки, нам отчаянно не хватало геологов. И мы посылали на ответственные работы студентишек со второго курса… а уж дипломники, те чуть ли не в начальниках групп ходили. Конечно, съемка получилась пестрая и коллекции были собраны разной ценности. С тех пор утвердился взгляд, что геологические коллекции хранить не следует – надо слишком много места, документировали карту, представили пробу – и долой. До сих пор не переломить заскорузлой косности. А по-моему, та сумма труда, которая затрачена на то, чтобы проникнуть в недоступные места, вынести оттуда эти камни, – уже сама по себе заслуживает сохранения. Мало ли что когда понадобится – ведь всех маршрутов и экспедиций не повторишь, – полстолетия пройдет, пока кто-нибудь опять явится на то же место! Так неужели нельзя построить – тьфу, дрянь! – большой каменный сарай с несколькими отопляемыми кабинетами и сделать для страны настоящее хранилище? При нашей теперешней технике – ерунда, дешевка, а какие ценности будут сохранены. Только построй с расчетом – с запасом места, иначе через пять лет повторится то же самое.
– Совершенно ясно! Одного не пойму: как же это не очевидно вашим большим деятелям? Ведь по современным масштабам вопрос в самом деле пустяковый!
– Верно, что пустяковый. Но его не возьмут отдельно, а вместе с целой кучей других – и выйдет, что еще не время, – пробурчал Андреев. – Беда в том, что академики наши давно перестали сами собирать коллекции в поле. Нас, старых геологов, дразнят суевериями, якобы мы в таежных путешествиях набрались первобытности от шаманов. Не выступаем в маршрут в понедельник, опасаемся зловещих мест и чересчур ценим собранные каменья. Те, кто всю жизнь проводит в городах или курортах, всегда под защитой крыши, стен, света и тепла, даже не представляют, как необъятен ночной простор степи и тайги, как опасен каждый шаг в темных горах, как грозно ревут волны во время бури в открытом море или когда река, стиснутая ущельями, бешено хлещет пенными струями о камни порогов. Кто знает опасности камнепада или морозной вьюги, тот понимает, что даже самая хорошая выучка и знание дела, самый широкий опыт не могут застраховать от непредвиденной катастрофы в океане громадного, еще мало познанного мира вокруг нас. Потому мы цепляемся за каждый вынесенный из маршрута образец, каждый набросок карты, а идиотская сарайная экономия отнимает от нас драгоценные документы труда и риска…
– Эге, я посмотрю, у каждого своя беда, даже у таких столпов науки, как вы!
– Жизнь, что поделаешь! – Геолог успокоился так же внезапно, как рассердился.
Гирин помолчал и тихо, точно самому себе, сказал:
– Завидую вашему характеру. Мы в психологии называем это хорошо сбалансированной личностью. Быстрое торможение и приход в норму.
– Должно быть, привычка к самым различным невзгодам, – ответил Андреев и почему-то вздохнул. – Если бы вы попутешествовали столько, сколько я, в первые годы Советской страны, в первые пятилетки, при еще мало развитом транспорте. Одному богу, да разве еще черту, известно, сколько томительных часов и дней я провалялся на почтовых и железнодорожных станциях, пристанях, аэродромах! Сколько убеждений, угроз, мольбы, чтобы своевременно отправить свою экспедицию, отослать груз, вывезти людей домой. Что перед этим таежные невзгоды – пустяки, в них зависишь от себя, своего здоровья, смекалки и крепости. А вот когда вы попадаете в зависимость от человека, да еще нередко плохого… – геолог поморщился, – черт его знает, случайность это или закономерность, что там, где надо иметь дело с людьми, с их нуждами и заботами, там попадаются как раз дрянь людишки. А будь моя на то воля, подбирал бы совершенно особых людей, чтобы выслушивать человеческие нужды и просьбы в жилотделах, собесах и, уж конечно, для геологов – на транспорте. Да еще ставил бы над ними этакую независимую и вдумчивую инспекцию с беспощадными правами, вроде Рабкрина прежних лет!
– Вижу, что натерпелись! – рассмеялся Гирин, а геолог вспыхнул негодованием.
– Представьте на минуту – большая река в тайге. Пустынные берега в неглубоком восточносибирском снегу, ранние морозы крепчают по ночам, и река туманится паром, а по ней с громким шорохом ползет, теснится, а на быстринах мчится шуга. Со дня на день река станет – тогда всей экспедиции, только что выбравшейся из тайги, придется два месяца ждать санного пути по реке.
