Лейла. По ту сторону Босфора - Ревэй Тереза (книги онлайн полные версии txt) 📗

— Нет. Я сделал бы то же, будь мне столько лет, сколько тебе. Но не советую бросать камни по настоящим кораблям. Не хотел бы, чтобы у тебя были неприятности.

— А что со мной может случиться? — спросил Ахмет, широко раскрыв глаза.

— Тебя арестуют и бросят в тюрьму, — напряженно ответил Луи.

— Тогда я стану героем!

Луи вздохнул. И стар и млад, все мужчины одержимы одним и тем же. Стать героем. В глазах кого? Матери, любимой женщины, благодарной родины? Он горько усмехнулся, ибо в это больше не верил. Он не верил во многие вещи, даже в Бога. «Я становлюсь старым и желчным», — подумал он, и от этой мысли стало совсем грустно.

Внимание француза привлекла деревянная балюстрада, скрытая среди деревьев.

— Что это?

— Любимое место мамы и бабушки в хорошую погоду. Пойдемте, я вам все покажу!

Ахмет взял его за руку и потянул за собой по тропинке, укрытой в зарослях ежевики. Они вышли на склон, на котором возвышалась очаровательная небольшая терраса с панелями, украшенными голубым и зеленым фаянсом. Скамьи так и приглашали присесть. В хорошую погоду сюда приносили подушки и ковры. Шаги Ахмета звучали на деревянном полу, кое-где подгнившем от сырости. В почти братском молчании мальчик и мужчина созерцали удивительную картину, и Луи никак не мог насытиться зрелищем. На горизонте виднелись холмы азиатского берега, море в белых гребнях, деревянные домишки между куполами массивных мечетей, минаретов и кипарисов, темно-синяя фасадная византийская мозаика, а также фиолетовая, коралловая, ярко-красная или зеленая. Восхитительные и волнующие нагромождения Константинополя, где разбегаются глаза и что-то неведомое и нескончаемое берет вас за горло — ностальгия, страх, жестокая и одновременно мимолетная радость…

Ахмет вынул из кармана кусок промасленной бумаги, осторожно его развернул, показывая четыре спички. Он предложил их Луи, чем весьма тронул француза, и тот пообещал при первой же возможности пополнить его сокровищницу.

— Если мне удастся снова тебя увидеть, — смеясь, добавил он. — С тобой очень трудно встретиться.

— Это из-за мамы.

— Я догадался. Вероятно, она сердится на меня за то, что я напугал тебя своей машиной.

Мальчик присел на перила балюстрады и принялся болтать ногами.

— Обычно она не такая, но из-за всех этих изменений у нее появилось много проблем. Бабушка недовольна и усложняет ей жизнь, мама вынуждена ее слушать. Все очень сложно, понимаете? Холодно, нельзя найти подходящие продукты… Теперь нужно долго кипятить молоко, перед тем как его выпить, а значит, оно не такое вкусное, — огорченно уточнил он. — В школе не хватает преподавателей. Многие не вернулись с войны. Мама волнуется, это естественно, — объявил он, пожимая плечами.

Луи задержал в легких дым, и у него закружилась голова. Он ничего не ел с раннего завтрака.

— Скажи маме, что не стоит бояться. С вами ничего не случится. Я сделаю все возможное, чтобы помочь вам.

— В любом случае, отец никому не позволит причинить нам вред, — дерзко вскинул Ахмет.

— Конечно… Твой отец — хороший человек. Умный и, безусловно, симпатичный. Тебе повезло.

— А ваш отец, какой он?

— Мой отец?

Мужчина попытался вспомнить черты отца, но они были размыты. Четким было лишь воспоминание о непререкаемом авторитете полковника пехоты. У Гарделей было семеро детей, Луи был затерян среди братьев, забытый отпрыск, почти нежеланный сын. В детстве его совсем не замечали, и Луи хотел, чтобы отец им гордился. Желая его удивить, по окончании политехнической школы он решил пойти во флот и поступил на старший курс военно-морского училища. Отец лишь нахмурился. «Ты не учился в высшем военно-морском училище и никогда не станешь одним из них», — заявил он. И впоследствии Луи неоднократно в этом убеждался. Иногда в кают-компании офицеров он чувствовал какую-то тяжкую неловкость, которая была невыносима, поскольку оставалась невысказанной. Порой достаточно всего лишь одного взгляда, чтобы почувствовать себя изгоем. В последнее время Луи казалось, что им пользуются из-за его дипломатического таланта. Он даже начал задаваться вопросом, не ошибся ли с карьерой.

Мужчина заметил, что Ахмет с любопытством за ним наблюдает.

— Мой отец был военным.

— Паша! Как мой дедушка!

По-видимому, мальчугану понравился этот факт биографии Гарделя. Османы любили армию, на штыках и саблях которой на протяжении веков держалась Высокая Порта. «В глубине души они так и не оправились от вырождения и упразднения янычар [20]», — подумал Луи.

— Да, Ахмет, но наверняка не так велик, как твой дедушка. Но он был хорошим солдатом. Его уже давно нет в живых.

— Вы его любили?

Задавал ли Луи себе когда-нибудь этот вопрос? В его семье не говорили о любви. Воспитание и его собственная сдержанность запрещали это делать.

Вдруг тишину нарушил женский голос. Звали Ахмета, тон был строгий и укоризненный.

— Эх, пора делать уроки, — сказал мальчик.

Когда она появилась на тропинке, у Луи возникло абсурдное желание потушить сигарету. Он инстинктивно расправил плечи и отметил, что его пульс участился. Супруга Селима с ног до головы была закутана в длинный кусок ткани бирюзового цвета, а белое прозрачное облако какой-то прозрачной материи скрывало ее лицо. Яркое пятно ее одеяний выделялось на фоне мрачного сада. Совсем недавно османские женщины носили одежду всех оттенков синего, бронзового, изумрудно-зеленого и гранатового, но сейчас предпочитали однообразную сдержанность черных вуалей. Селим объяснил, что в его семье женщины не ограничивали себя. Глядя на сияющую хозяйку дома, Луи мысленно выражал им крайнюю признательность.

Обнаружив рядом с Ахметом капитана Гарделя, Лейла остановилась. Зная, что постоянно где-то поблизости находится этот мужчина, она не чувствовала себя как дома. Раздраженная свекровь жаловалась на то, что ее с прислугой заперли в нескольких комнатах гаремлика, а другие отдали Селиму и дядюшке Мехмету, а также временно живущим у них гостям. Пришлось пересмотреть всю организацию дома, так как французский офицер собирался жить и принимать гостей по западным правилам. Непривычная сервировка расстраивала кухарку. Лейла вынуждена была обучить молодых служанок накрывать на стол по-европейски, с персональными приборами, а также выставлять стулья с солдатской строгостью. Ей также пришлось помогать им застилать постель. Лейла считала это унизительным, но юные турчанки отказывались слушать французского слугу и вообще появляться перед мужчиной, который не являлся родственником их хозяйки. Однако все потихоньку налаживалось.

— Когда приезжает ваша жена? — спросила она по-французски почти без акцента.

— В феврале, надеюсь, — отвел Луи, довольный, что она к нему обращается. — Мадам, мне очень жаль, я понимаю, что мое присутствие доставляет много хлопот. Я должен поблагодарить вас за гостеприимство.

Он говорил быстро, запинаясь, опасаясь, что она убежит. Он был пригвожден взглядом черных глаз Лейлы-ханым. Турчанка качнула головой, словно принимала его извинения. Это был неожиданный шанс беседовать с ней с глазу на глаз. Луи, снедаемый любопытством, поддался желанию пообщаться с ней. Но что сказать? Селим говорил, что супруга владеет несколькими языками, в том числе арабским для чтения Корана, а также персидским, языком поэтов. Она была знакома с западным миром благодаря своим просвещенным родителям, но оставалась набожной и верной традициям.

— Вы привыкли к нашему городу? — спросила она.

— Ваш муж был столь любезен, что показал мне его. Я сожалею лишь о том, что оказался здесь в качестве солдата. Иногда я чувствую, что меня ненавидят.

— Правда? — удивилась она. — Однако говорят, что французов принимают неплохо. Впрочем, как и итальянцев. Они ведут себя благородно.

— Все же здесь лучше быть британцем, — улыбаясь, ответил он.

— Эти люди ничего не поняли о нашем менталитете. Они считают нас отсталыми варварами. Впрочем, они построили свою империю, пренебрегая чаяниями коренного населения, чего нельзя сказать о наших султанах.