В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора - Галкин Даниил Семенович (книги без регистрации txt) 📗
Прощание с отцом было тяжелым. Он, как всегда, держался стойко. Даже старался улыбаться, чтобы хоть немного смягчить траурное настроение разлуки. Никто из нас не знал, насколько она окажется длительной. Отец уведомил нас, что ему поручено возглавить вместе с директором демонтаж основного оборудования завода и перебазировать его на Урал. Он маме и, для подстраховки, мне на небольших клочках бумаги указал конечный пункт назначения и попросил, когда название это крепко врежется в память, сразу их уничтожить. Как говорят, от греха подальше. Тем более что даже в довоенное время подозрительность и сверхсекретность порой доходили до абсурда. А в условиях войны неосторожное слово или название города на клочке бумаги могло вызвать подозрение не только у органов НКВД, но и у простых граждан: все боялись шпионов и диверсантов.
Отец знал, куда нас везут. Это не было секретом: в Ставропольский край. Поэтому просил не беспокоиться. Пообещал, что двухсторонняя связь даже в условиях войны между нами не прервется. Наконец старшие по вагону оповестили, что через несколько минут состав отправляется. Провожающие, в том числе отец, распрощавшись, практически выпрыгивали на ходу.
– Берегите маленькую, до скорой встречи! – успел бросить он.
В окно мы увидели его стремительно удаляющуюся фигуру. Сестренка, как и все маленькие дети, не понимала, что происходит вокруг. Она, несмотря на страшную тесноту, беззаботно болтала с мальчиком примерно ее возраста, оказавшимся со своей мамой в одном с нами отсеке.
До Харькова, при расстоянии чуть больше ста километров, состав двигался двое суток. Навстречу, вне всякой очереди, проносились воинские эшелоны. Длительные остановки позволяли беженцам справлять свою нужду на природе. Благо было тепло. Люди перестали стесняться друг друга, так как другого варианта не было. Вагонные туалеты закрыли из-за нарушения работы санитарных систем. Когда раздавались три протяжных гудка – сигналы к отправлению состава, все в панике бежали к вагонам, опасаясь отстать и остаться наедине со своей горькой судьбой в чистом поле. По счастливой случайности наш состав проскочил зоны жесточайших бомбежек. Мы видели на всем коротком пути до Харькова, казавшемся вечностью, множество остатков сгоревших вагонов, перевернутых паровозов и различных искореженных предметов. Зримые шрамы войны на обгоревших строениях вдоль дороги, со зловещими провалами черных оконных глазниц, еще явственнее усиливали масштаб невиданной человеческой трагедии. Едкий дым от пожарищ заползал в щели вагона, смешиваясь со спертыми «ароматами» воздушного «коктейля» внутри.
После Харькова, по мере удаления от зоны боевых действий на юго-восток, движение нашего состава несколько ускорилось. Еще через сутки с небольшим мы высадились на небольшой станции с веселым названием, которое совсем не отвечало духу времени: Дивное. В этом степном городке происходило распределение беженцев по различным пунктам временного пребывания. Так рок войны забросил эшелон беженцев из Полтавы в станицу Петровское Село. Всех нас разместили в длинном бараке-долгожителе. Это строение каким-то чудом не сдули сильные степные ветры. После духоты на колесах, где мы были спрессованы как сельди в бочке, барачный комфорт показался нам раем. К нашему приезду барак успели разделить на крохотные равновеликие комнаты-отсеки с двумя нарами внизу и двумя наверху. Почти точная, но более просторная копия общего вагона. На нары положили полосатые ватные матрацы. Внизу расположились мама с сестренкой. Я в состоянии полного блаженства растянулся наверху. Напротив разместилась пожилая, непрерывно плачущая женщина с великовозрастной дочкой.
Маленькое окно высоко под потолком (такие полагается делать в строениях сельскохозяйственного назначения) было наглухо заколочено. Но резкий степной ветер постоянно прорывался через ветхие стены и бесчердачное двухскатное покрытие. Так сказать, обеспечивал эффект естественного проветривания. Самый большой дискомфорт, как водится, доставляли всем отхожие места. По отработанному практикой архитектурному стилю они мало чем отличались от тех, что были в Полтаве. Правда, вместо сплошной дощатой обшивки в шпунт или внахлест доски не состыковывались, а крепились вертикально, о чем свидетельствовали длинные узкие щели. Наверное, в условиях дефицита древесины в степной зоне ловкие мастера таким образом удешевляли стоимость возведения столь ответственных сооружений. При этом не забывали, конечно, и о своем кармане. В результате такой рационализации в них бойко, со свистом гулял степной ветер, разнося нежеланные ароматы на большие расстояния.
Лето было на исходе. Все больше ощущались дневные и ночные перепады температуры. С помощью примитивных буржуек в старом бараке с трудом удавалось поддерживать тепло. Простудные и желудочные заболевания, особенно у детей, создавали угрозу эпидемий. Но общая беда сплотила людей. Они старались посильно помогать друг другу.
К сожалению, все тревожнее становились сводки. Война быстро приближалась к Ростову – воротам Кавказа. Вероятно, это была основная причина массовой мобилизации гражданского населения на возведение оборонительных рубежей, включая молодежь допризывного возраста. Таким образом, я оказался в составе одного из сформированных отрядов. Попрощавшись с плачущей мамой и притихшей сестренкой, в длинной кавалькаде машин, крытых защитным брезентом, я отправился в неизвестном направлении. После изнурительной езды по ухабистой дороге нас группами стали высаживать в трех расположенных друг за другом степных поселениях. Там на следующий же день начались обширные земляные и строительные работы по возведению линий обороны. Названия этих поселений я запомнил на всю жизнь. Между селами с нерусскими названиями Чалтырь и Самбек располагалось село Веселое, название которого, как и Дивное, вызывало лишь грустную улыбку.
В зоне боевых действий
Шумовой фон приближавшейся войны стал непрерывным и днем и ночью. В первые дни непривычного физического труда ныло все тело, особенно мышцы рук и ног. Короткий сон в полевых условиях был подобен «маленькой смерти» – моментальный, глубокий, без сновидений. Примерно через неделю после работы лопатой и ломом, переброски с помощью тележек и носилок песка и земли стало появляться здоровое чувство укрепившихся мышц. Прошло еще дней десять в беспрерывном труде. Неожиданно ранним утром без объяснения причин наши группы срочно перебазировали южнее, в район Батайска.
Ходили слухи, что линия фронта приближалась к Ростову. Видимо, по этой причине гражданское население, привлеченное на возведение линий обороны, уводили в более безопасные места. Происходящее вокруг напоминало гигантский встревоженный муравейник. В разных направлениях с грохотом двигались военная техника, транспортные колонны, отряды солдат и народного ополчения. В небе с характерным гулом стремительно проносились и мгновенно исчезали в зловещем мареве взаимного уничтожения самолеты – истребители и бомбардировщики.
На земляных работах я подружился с двумя допризывниками – Кириллом и Миколой. Они, как и я, были эвакуированы с семьями с Украины в Ставропольский край. В один из дней, когда мы остервенело работали лопатами, подошел незнакомый военный средних лет и представился Богданом. Я не удержался и в шутку спросил:
– А фамилия ваша, случайно, не Хмельницкий?
Он рассмеялся и в унисон ответил:
– Нет, я родился на триста лет позже гетмана Хмельницкого. Но первая буква фамилии совпадает. А вот я вам троим задам хитрую загадку, проверю вашу смекалку. Почему у меня имя Богдан, а фамилия Хитров?
Мы одновременно хором изрекли:
– Вы, наверное, хитрый, поэтому и фамилия такая.
– Ну, допустим, а имя откуда?
Мы задумались. Мне вдруг вспомнилась бабушкина версия:
– Богдан – значит Богом дан.
Таинственный военный хмыкнул и произнес:
– Ну ладно, не буду мучить вас загадками. Вижу, вы смышленые ребята. Так вот, в таежной глухомани одной сибирской губернии очень давно появились две деревни: Богдановка и Хитрово. Вот и весь сказ. А теперь ваша очередь поведать о себе: после я объясню, зачем вы мне понадобились.
