Сердце мастера - Арье Вера (книги бесплатно без .txt, .fb2) 📗
В кухонном шкафу обнаружилась пачка индийского чая и несколько кусков сахара. Усевшись за квадратный стол, Оливия достала из дорожной сумки пирожки, купленные на выходе из метро в круглосуточном магазинчике с загадочной неоновой вывеской «Выпечка & Ксерокопия».
Отхлебывая из чашки дымящийся чай, она смотрела в окно.
Снежило. Огромный сугроб под окном рассекали тени фонарей – он был похож на свадебный торт, небрежно разрезанный рукой подвыпившего гостя. Неподалеку блуждающим огоньком мерцала чья-то сигарета, с громким лаем носилась пятнистая собака, ревела снегоочистительная машина, медленно ползущая по запорошенной улице…
Насыщенный день катился к концу.
Достав смартфон, Оливия написала: «Добралась, любимый. Москва ошеломляет… Как ты там без меня?»
Родион тут же перезвонил, и они проговорили целый час, будто бы он не провожал ее сегодня на московский рейс, будто бы не виделись вечность.
Утром она проснулась рано: всю ночь в непродутых батареях клокотала вода, а на рассвете вдобавок заскрежетала дворницкая лопата. Дворником оказалась румяная женщина в оранжевом жилете и ватных штанах. Умело орудуя своим инвентарем, она энергично что-то напевала, раскидывая нападавший за ночь снег. Позавидовав ее бодрости, Оливия зевнула и поплелась в душ.
Ровно в девять раздался телефонный звонок: ассистент господина Волошина подтвердил, что встреча состоится в оговоренное время, но не в офисе на Маросейке, а у него дома.
Такого поворота Оливия не ожидала…
Но, с другой стороны, побывать в гостях у русского коллекционера ей вряд ли когда-нибудь еще доведется!
Судя по карте, Волошин жил недалеко от Садовой-Каретной, куда можно было добраться на «букашке» – так мама называла троллейбус «Б», следовавший по Садовому кольцу. Теперь «букашка» стала автобусом, но ехать в нем по-прежнему было интересно.
Все вокруг казалось ей необычным: и ширина мощеных тротуаров, на обочине которых то и дело мелькали остовы пустующих скамеек, и призывный блеск все еще украшенных по-праздничному магазинных витрин, и многолитровая мощь стоящих в пробке автомобилей, и феерическая пряничная иллюминация. Словом, поражал размах, имперское величие города, в котором жителю европейской столицы было трудно не почувствовать себя провинциалом.
Выйдя из автобуса, Оливия пересекла «окружную» по подземному переходу и вынырнула возле памятника мужчине с автоматом – им оказался Калашников, известный изобретатель массового стрелкового оружия. Через несколько минут рокочущая магистральная улица осталась позади, и Оливия углубилась в тихие переулки. Деревья в скверах и во дворах были облеплены белоснежной сахарной ватой, покров газонов размечен пунктиром чьих-то лап, а по замерзшему пруду бродил одинокий человек в униформе, расчищая лопатой лед – видимо, на этом месте замышлялся детский каток.
Оглядевшись, Оливия достала телефон и сверилась с маршрутом: до дома Волошина оставалась минута ходьбы.
В глубине этого обычного московского района, застроенного кирпичными высотками, скрывалась тополиная аллея, по четной стороне густо усаженная особняками: коралловым с конусовидным флигельком, терракотовым с монограммой на фасаде, имбирным с четырьмя колоннами, и под конец – дымчато-серым, деревянным, отстроенным в классическом русском стиле. По тому, как тщательно были подобраны детали в его оформлении – черная ажурная ограда, белые резные наличники, грозового цвета сруб – и по отсутствию номерной таблички, Оливия поняла: ей – сюда!
Собравшись с духом, она нажала на кнопку звонка.
На крыльцо вышла круглолицая женщина средних лет в форменном платье горничной. Приветственно улыбнувшись, она провела Оливию в дом. В просторной прихожей стояла лишь чугунная подставка для зонтиков и деревянная скамья с нижним сундуком.
– У нас отапливаемые полы, – произнесла женщина. – Но, если желаете, можете остаться в обуви…
Взглянув на инкрустированный паркет, Оливия разулась, отдала горничной свое пальто, натянутое по-парижски поверх легкой пуховой куртки, и по коридору прошла в гостиную.
Это был удивительный дом – в нем царила какая-то спокойная, разнеженная атмосфера, которая сразу обволакивала пришедшего, но уже через мгновение, не давая опомниться, обрушивала на него цвета, ароматы, звуки…
Посреди небольшой сдвоенной гостиной стояла голландская печь, в которой потрескивали поленья. Напротив нее вальяжно раскинулся велюровый диван, к нему примыкал столик с зеленой лампой на бронзовом цоколе. Сквозь окно, исчерченное морозными изразцами, проникали лучи бледного солнца, отражавшиеся в лакированной крышке рояля «Vogel». Распахнутые смежные двери вели в столовую и на кухню.
Там что-то шкворчало, ворочалось, звенела посуда, шумел закипающий чайник.
Оливия опустилась в одно из кресел, стоявших у окна гостиной. Сквозь небольшую проталину на заиндевевшем стекле проглядывал зимний сад: всего несколько разрозненных, выбеленных снегом и известью яблонь. К стволу одного из деревьев была приделана птичья кормушка, которую чистил садовник в овчинном тулупе и вязаной камуфляжной шапке с надписью «ФСО».
«Интересно, где же хозяин», – вздохнула Оливия, взглянув на часы. Впрочем, запаздывал он всего на несколько минут. В дверях появилась горничная.
– Ной Яковлевич сейчас подойдет, – пропела она, словно подслушав ее мысли. – Может быть, принести вам пока чаю или кофе?
В эту минуту где-то хлопнула дверь, впустив в дом струю сладковатого морозного воздуха. Стягивая на ходу тяжелый овчинный полушубок, из кармана которого торчала знакомая камуфляжная шапка, в комнату вошел мужчина, ради встречи с которым Оливия проделала весь этот путь.
В том, что перед ней стоит именно Ной Волошин, она не сомневалась.
Он был тщательно выбритым, загорелым и абсолютно лысым. Его сильная шея с выпирающим кадыком утопала в горловине белого вязаного свитера, на широком запястье поблескивали массивные командирские часы.
Вопреки брутальности облика в его блестящих, как ртуть, глазах царили покой и безмятежность. Он смотрел на Оливию с мягкой доброжелательностью – так смотрит на непросветленного паломника буддийский монах, уже познавший обманчивую природу реальности.
– Добрый день, господин Волошин. Спасибо, что…
– Очень рад, что вам удалось отыскать мою берлогу. Простите, что задержался… Оливия. Я могу вас так называть? Завелись, знаете ли, у нас снегири. И до того хороши птахи, что я им даже кормушку обустроил!
С этого отстраненного пассажа Волошин начал беседу, которая продолжалась несколько часов. Размеренностью речи, взвешенностью суждений и сдержанным дружелюбием, в котором не было ни грамма фамильярности, он настолько расположил к себе Оливию, что уже через несколько минут она перестала думать о своем акценте и тщательно подбирать слова – разговор потек искрометно и стремительно, как весенний ручей.
После вежливого обмена формальностями – об общественных волнениях в Париже и о рекордных снегопадах в Москве – Волошин пригласил Оливию к столу: подходило время обеда. Она несколько смутилась, но отказываться было неудобно…
Большую часть комнаты, прилегавшей к гостиной, занимал овальный стол, накрытый отглаженной скатертью. Сервирован он был безупречно. Посередине, в хрустальной вазочке, окруженной кусочками колотого льда, лежала черная икра, в плетеной корзинке – овальные ломтики хлеба, а рядом, в масленке из мутного стекла – сливочно-желтое деревенское масло. С краю стояли бутылки с минеральной водой и запотевший граненый штоф с серебряной пробкой.
Не успела Оливия расстелить у себя на коленях накрахмаленную салфетку, как в комнату вошла горничная с подносом. На нем возвышалась супница, в которой дымились зеленые щи. К ним прилагались вареные яйца, сметана и ватрушки. В дополнение прибыли грибные «жульены» с оплывающей сырной коркой, паштет из куриной печени, украшенный завитками подмороженного масла, пирог с капустой и сложный русский салат, носивший имя простого французского соуса – «винегрет». В качестве горячего были заявлены щучьи котлеты с картофельным пюре и соленьями, но до них добраться Оливия уже не рассчитывала – ей хотелось поскорее оказаться в деловой обстановке кабинета или гостиной, чтобы начать интервью.
