Обреченные стать пеплом - Dar Anne (книги без регистрации полные версии txt) 📗
– В детстве мне самолётики делал отец, – прикусила нижнюю губу я, засунув руки в карманы пижамных штанов. – Так до сих пор и не научилась нормально их конструировать самостоятельно.
– Кто твой отец? – задал неожиданный вопрос Роб.
– Раньше был бизнесменом, начальником успешной полиграфической фирмы. Теперь он мастер: из-под его рук выходят утончённые скрипки.
– Интересный человек, – сдвинул брови Робин.
Мы немного помолчали.
– Почему ты сделал первый самолётик из страницы, на которой был изображён? – вдруг решила поинтересоваться я.
– Просто хотел отпустить себя. Хотя бы так… Хотя бы как-то…
– Помогло?
– Хочешь проверить? – спросил он, и, словив на себе заинтересованный взгляд, он встряхнул журналом в своих руках. Открыв очередную страницу со своим изображением, он вырвал её и в считанные секунды сделал из неё ещё один самолётик, который вдруг протянул мне. – Держи, это тебе. – Наблюдая за тем, как я ворочаю самолётик в руке, он добавил. – Выпусти его. Только плавно, чтобы не протаранить обшивку какого-нибудь автомобиля, припаркованного внизу.
Я ухмыльнулась, ещё раз посмотрела на собеседника, потом на самолётик в своей руке, одно крыло которого улыбалось мне его улыбкой, и плавно пустила лёгкую бумажную конструкцию перед собой.
Мы помолчали ещё полминуты.
– Ну что, полегчало? – спокойным тоном поинтересовался Робин.
– Если честно, ничего не почувствовала, – с озорной улыбкой посмотрела на собеседника я.
– Тогда, могу предложить тебе кое-кого повесомее меня, – не ответив на мою улыбку улыбкой, произнёс с сосредоточенным выражением лица Робин, начав листать плотный журнал в своих руках. Не прошло и десяти секунд, когда он нашёл то, что искал. – Вот, – он протянул мне журнал и, как только я его взяла и прежде чем успела изучить его содержимое, добавил. – Можешь попробовать отпустить, вдруг полегчает? Но, только если ты этого хочешь.
Я опустила всё ещё улыбающийся взгляд в журнал и замерла. С глянцевой страницы на меня смотрел идеальный портрет Дариана Риордана, “потомственного миллиардера”, как гласила колонка слева от фото. Моя улыбка словно подверглась шоковой заморозке, поэтому рассыпалась лишь спустя несколько секунд.
Робин внимательно наблюдал за мной, но я этого не осознавала. Помедлив ещё несколько секунд, я, тяжело выдохнув, запрокинула голову и захлопнула журнал, но поняла, что машинально заложила страницу с Дарианом указательным пальцем. Как только я это осознала, я сразу же раскрыла журнал повторно и, не сомневаясь ни секунды, аккуратно вырвала портрет Риордана. Присев на корточки, я положила журнал на бетонный пол и начала делать из его заветной страницы самолётик, списывая лёгкую дрожь в руках на ночную прохладу. Когда дело было сделано, я поднялась и подошла к краю балкона, чтобы как можно дальше за его пределы протянуть свою руку. Как только самолётик высвободился из моих сжатых пальцев, мой взгляд упал на огромный, до боли знакомый сине-голубой глаз, пронзительно заглянувший в этот миг в мою душу. В сердце мгновенно кольнуло, и я поняла, что легче, возможно, мне когда-нибудь и станет, но точно не сегодня.
Самолётик, с самого начала отказавшийся лететь по ровной траектории, пару раз неуклюже накренился и, подхваченный вихрем неожиданно поднявшегося ветра, сорвался вниз. Я обернулась и с неловкой улыбкой посмотрела на Робина, который, как оказалось, всё это время внимательно наблюдал за моими движениями.
– Я ведь говорила, что я хреново делаю самолётики, – пожала плечами я.
– Что ж, пожалуй нам всё-таки станет легче, пусть даже и не сегодня, – невозмутимо ответил Роб.
Как же всё-таки странно, когда тебя видят насквозь, и когда ты сам способен увидеть кого-то сквозь кожу. Что ж, если бы я верила в существование родственных душ, тогда, пожалуй, я бы поверила в то, что душа Робина Робинсона может являться таковой для меня.
Но я в подобное не верила.
Глава 10.
Меня разбудила жуткая боль внизу живота. Неожиданно повисшая беспросветная серость за окном накрапывала мелким, но густым дождём, настенные часы показывали восемь часов утра. Отдышавшись, я попыталась поднять правую ногу, но резкая боль, мгновенно разрезавшая низ моего живота вдоль, заставила меня вскрикнуть и замереть. Подождав ещё несколько секунд, я, не переставая учащённо дышать и морщиться от режущей боли, сбросила с себя тонкое одеяло и оцепенела, поняв, что лежу в растекающейся по простыне луже крови. Несколько раз подряд нажав на кнопку вызова медсестры, я едва сдерживала подступившие к глазам слёзы боли и страха. Я не понимала, что со мной происходит, но мне достаточно быстро объяснили.
В течении дня я трижды подвергалась обработке обезболивающими через капельницу, дважды пила огромные розовые таблетки, ровно двадцать три раза, не смотря на отдающуюся в пятках боль, ходила в туалет, чтобы менять насквозь мокрые прокладки, по размерам больше напоминающие памперсы. Ещё никогда в жизни у меня не было столь мучительной менструации, но, судя по неоднозначным выражениям моего лечащего доктора, я начала подозревать, что подобное теперь будет случаться со мной чаще, чем мне того хотелось бы.
К концу дня, окончательно обессилев от притуплённой обезболивающими боли, я, в очередной раз вернувшись из туалета, зарылась под одеяло и, в позе зародыша, держась за живот, постаралась заснуть, но мысли о сегодняшнем приходе родителей и воспоминания о вчерашнем посещении Пандоры, Генри и Руперта, крутились в моей голове с такой скоростью, что следующие десять минут мне пришлось жмуриться изо всех сил, чтобы поскорее выпроводить своих родственников из палаты своих мыслей. И, кажется, у меня это в итоге получилось. Во всяком случае, в какой-то момент я перестала думать о них, в моей голове вдруг наступила глухая тишина, а перед глазами мелкими крапинками зарябила темнота…
Тот факт, что я плачу, я осознала не сразу, но как только осознала, поняла, что не могу остановиться, да и остановить себя я, в итоге, так и не попыталась.
Не знаю, как долго я проплакала, но это длилось точно не меньше пятнадцати минут, как вдруг моего плеча кто-то коснулся. Я замерла и ещё не успела подумать о том, кто бы это мог быть – наверняка бы пришла к выводу, что это Бетти или какая-нибудь другая медсестра – как вдруг где-то совсем рядом над моей головой раздался знакомый, успокаивающий мужской голос:
– Таша, ты чего?
– Ничего, – сквозь заложенный нос отозвалась я.
– А можно мне твоего “ничего” хотя бы половину?
Помедлив секунду, я высунула заплаканное лицо из-под одеяла. В палате было темно, но моим глазам хватало света, проникающего сюда из-за приоткрытой входной двери и с улицы, густо освещённой фонарями, чтобы рассмотреть мельчайшие подробности красивого и обеспокоенного лица Робина. Он присел передо мной на корточки, и мне было достаточно всего лишь протянуть вперёд руку, чтобы дотронуться его белоснежной кожи, всегда казавшейся мне холодной, словно утренний иней или мрамор…
– У меня болезненная менструация после операции… – глухо произнесла я, продолжая неподвижно лежать в позе эмбриона.
– Поэтому ты плачешь? – бархатным тоном, ни на миг не раздражающим мой чувствительный в этот момент слух, спросил он, явно осознавая, что причина моих слёз в другом.
Прежде, чем дать ответ, я попыталась хотя бы постараться обуздать свои слёзы.
– Я была беременна… От Дариана… Срок был совсем маленьким… После случившегося ребёнок не выжил… Произошёл выкидыш и теперь… Я больше никогда не смогу родить… – мой голос , всё это время предательски дрожащий, задрожал ещё более беспощадно. – Никогда… – слёзы градом хлынули из моих глаз.
Я ещё никогда не проговаривала вслух факты последствий, произошедших со мной после этой злосчастной аварии, и теперь, проговорив это, я вдруг ощутила невероятную, пульсирующую боль в районе пустоты – там когда-то давным-давно находилось моё сердце.
