Волчий зал - Мантел Хилари (читать книги онлайн .TXT) 📗
— Законно то, что решил парламент.
— Есть закон выше парламента. Закон Божий. Спросите епископа Фишера.
— Я не умею определять Божий Промысел и, Господь свидетель, не считаю епископа Фишера достойным его истолкователем. Воля парламента, напротив, выражена вполне отчетливо.
Она закусывает губу, не желает на него смотреть.
— Я слышала, доктор Беттс теперь еретик.
— Он верит в то же, во что ваш отец король.
Он ждет. Мария поднимает голову, впивается серыми глазами в его лицо.
— Я не назову еретиком милорда моего отца.
— Правильно. Лучше, чтобы эти ловушки сперва проверили ваши друзья.
— Я не понимаю, как вы можете быть мне другом, если вы друг этой особы. Маркизы Пемброкской.
Она не хочет именовать Анну королевой.
— Положение упомянутой дамы таково, что ей не нужны друзья, только слуги.
— Пол говорит, вы — сатана. Мой кузен Реджинальд Пол. Который бежал в Геную. Он сказал, при рождении вы были такой же, как все другие христианские души, но потом в вас вошел дьявол.
— А вам известно, леди Мария, что я бывал тут ребенком? Лет девяти-десяти. Мой дядя был у Мортона поваром, а я, сопливый мальчишка, на заре складывал хворост для растопки печей и сворачивал шеи курам. — Он говорит серьезным тоном. — Как вы думаете, дьявол тогда в меня вошел? Или раньше, примерно в том возрасте, когда другие принимают крещение? Как вы понимаете, мне хотелось бы знать.
Мария наблюдает за ним искоса; на ней старомодный жесткий чепец домиком, из-под которого она смотрит, как лошадь, которой набросили на голову тряпку, а та сползла. Он говорит мягко:
— Я не сатана. И милорд ваш отец не еретик.
— А я не приблуда.
— Конечно. — Он повторяет то же, что сказал Анне Шелтон: — Ваши родители верили, что состоят в браке. Это не означает, что их брак был законным. Вы ведь понимаете разницу?
Она трет пальцем под носом.
— Да, понимаю. Только на самом деле их брак был законным.
— Скоро королева приедет навестить свою дочь. Если вы просто выкажете ей уважение как супруге своего родителя…
— Только она его сожительница…
— …ваш отец вернет вас ко двору и вы получите все, чего лишены сейчас: тепло и приятное общество. Послушайте меня, я желаю вам добра. Королева не ждет от вас дружбы, ей нужен лишь декорум. Прикусите язык и сделайте реверанс. Это займет одно мгновение и переменит все. Помиритесь с ней сейчас, до того, как она родит. Потому что если будет мальчик, у нее не останется поводов с вами ладить.
— Она меня боится, — говорит Мария, — и будет бояться, даже если родит мальчика. Она боится, что я выйду замуж и мои сыновья станут ей угрозой.
— Кто-нибудь говорит с вами о замужестве?
Сухой недоверчивый смешок.
— Еще в младенчестве меня помолвили с французским дофином. Затем с императором, потом с французским королем, с его старшим сыном, с его вторым сыном, со всеми его сыновьями, сколько их ни на есть, потом один раз опять с императором и один раз с его кузеном. Меня сватали без передышки. Однако когда-нибудь я выйду замуж на самом деле.
— Но только не за Пола.
Она вздрагивает, и он понимает, что кто-то ей такую мысль подсказал: может быть, прежняя воспитательница Маргарет Пол, а может, Шапюи, который ночи напролет изучает генеалогию английской знати — укрепить ее притязания, сделать их неоспоримыми, выдать полу-испанку Тюдор за коренного Плантагенета.
Он говорит:
— Я видел Пола. Знал его еще до отъезда. Вам такой не годится. Вашему мужу нужна будет твердая рука, чтобы крепко держать меч. Пол похож на старуху, которая сидит в углу и боится леших и домовых. В жилах у него не кровь, а святая вода, и говорят, он рыдает в три ручья, если его слуги убьют муху.
Мария улыбается и тут же затыкает рот рукой, как кляпом.
— Вот и правильно, — кивает он. — Никому ничего не говорите.
Мария произносит, не отнимая пальцев ото рта:
— Я не могу читать. Не вижу букв.
— Что, вам не дают свечей?!
— Нет, я хочу сказать, у меня слабеет зрение. И голова все время болит.
— Вы много плачете?
Она кивает.
— Доктор Беттс привезет лекарства. А до тех пор пусть кто-нибудь читает вам.
— Мне читают. Читают Тиндейлово Евангелие. Вы знаете, что епископ Тунстолл и Томас Мор нашли в этом так называемом Писании две тысячи ошибок? Там больше еретического, чем в священной книге магометан.
Сказано с вызовом, однако он видит, что ее глаза наполняются слезами.
— Все это исправимо, — говорит он.
Мария встает; в первый миг ему кажется, что сейчас она, забывшись, уткнется с рыданиями в его дорожную куртку.
— Доктор приедет на днях. А пока я велю, чтобы вам растопили камин и подали ужин. Куда захотите.
— Дайте мне повидаться с матерью.
— Сейчас король этого не допустит. Однако все может измениться.
— Отец меня любит. Это все она, эта подлая женщина, нашептывает ему всякие гнусности.
— Леди Шелтон будет к вам добра, если только вы ей позволите.
— Что мне до ее доброты? Я переживу Анну Шелтон, поверьте. И ее племянницу. И всех, кто посягает на мой титул. Пусть делают что хотят. Я молода. Я могу подождать.
Он выходит, Грегори за ним, завороженно оглядываясь на девушку, которая вновь садится у погасшего камина, складывает руки и с каменным лицом принимается ждать.
— Этот ее кроличий мех, — говорит Грегори, — такое впечатление, будто его грызли.
— Да уж, она истинная дочь Генриха.
— А разве кто-то сомневался?
Он смеется.
— Нет, не в этом смысле. Представь… если бы у старой королевы были любовники, избавиться от нее не составило бы труда, но как очернить женщину, которая делила ложе только с одним мужчиной? — Он осекается; даже тем, кто безусловно поддерживает короля, трудно упомнить, что по официальной версии Екатерина была женой принца Артура. — Мне следовало сказать, только с двумя мужчинами. — Он окидывает сына взглядом. — Мария ни разу не посмотрела на тебя, Грегори.
— А по-твоему должна была?
— Леди Брайан считает, что ты чрезвычайно мил. Разве для женщины это не естественно?
— Я не заметил в ней ничего естественного.
— Найди кого-нибудь, кто растопит камин. А я распоряжусь насчет ужина. Вряд ли король хочет уморить ее голодом.
— А ты ей понравился, — говорит Грегори. — Странно.
Он понимает, что сын говорит искренне.
— Разве такого не может быть? Мне кажется, дочери меня любили. Бедняжка Грейс, я так и не знаю, понимала ли она толком, кто я.
— Она тебя обожала, когда ты сделал ей ангельские крылья. Говорила, что будет хранить их всегда-всегда. — Сын отворачивается; в голосе как будто страх. — Рейф утверждает, что скоро ты будешь вторым человеком в королевстве. Что это уже и теперь так, неофициально. Что король поставит тебя выше лорда-канцлера и всех остальных. Даже выше Норфолка.
— Рейф забегает вперед. Послушай, сын, не говори никому о Марии. Включая Рейфа.
— Я услышал больше, чем следовало?
— Что, по-твоему, будет, если король завтра умрет?
— Мы будем скорбеть.
— А кто займет трон?
Грегори кивает в сторону леди Брайан, в сторону девочки в колыбели.
— Так сказал парламент. Или королем станет сын королевы, который еще не родился.
— Но произойдет ли это? На самом деле? Еще не родившийся младенец? Девочка, которой нет и года? При регентстве Анны? Болейны были бы рады, это да.
— Тогда Фицрой.
— Надо ли искать так далеко?
Взгляд Грегори обращается к дверям комнаты, из которой они вышли.
— Вот именно, — говорит Кромвель. — И вот что, Грегори. Очень разумно составлять планы на полгода, на год вперед, но грош им цена, если у тебя нет планов на завтрашний день.
После ужина он беседует с леди Шелтон. Леди Брайан уходит спать, потом спускается их урезонить.
— Вы так за ночь совсем не отдохнете!
— Да-да, — машет на нее Анна Шелтон. — Проснемся квелые, кушать не захотим.
