Повелитель Вселенной - Сарджент Памела (бесплатная библиотека электронных книг txt) 📗
— Когда этот человек ехал ко мне со своим отцом Ширгугету и братом Алахом, — сказал Тэмуджин, — они везли моего старого врага Таргутая Курултуха. Но Наяха понял, что человек, поднявший руку на своего вождя, совершает преступление, и уговорил отца с братом отпустить Таргутая. Тогда он поступил правильно, и с тех пор не раз доказывал свою храбрость и надежность. Борчу будет командовать нашим правым крылом, Мухали — левым, а Наяха пусть станет нойоном тумэна и примет командование центром.
Карие глаза Наяхи сияли, он низко поклонился, явно обрадованный такой честью. Когда он выпрямился, его взгляд встретился с ее взглядом, и сиянье его глаз погасло. Хулан отвела взгляд. Он не может печалиться теперь, когда его верность вознаграждена так обильно. Он проявил свою преданность, подавив любовь, которую некогда испытывал.
Хан говорил о том, как он организует свою армию, и о тех, кто будет охранять его ночью и днем. Гурбесу наблюдала, как писцы кладут на бумагу его слова, как некогда они запечатлевали слова даяна.
Теперь некоторые уйгуры служили ему. И, наверное, скоро все они сдадутся ему, а торговые пути, проходящие по их земле, станут приносить хану большие богатства. Мрачность, которую она заметила в глазах хана, исчезла, когда он заговорил о том, что пошлет Субэдэя против сыновей Токтоха Беки и Джэбэ против Гучлуга. Когда он избавится от своих врагов, начнется еще одна война, великий поход против Си Ся. Хан создан для войн, он не остановится на завоеванном.
Ребенок в ее чреве шевельнулся. Наверно, она родит хану сына. Хан сохранил многое из того, что некогда было у найманов. Он не мог читать буквы, которыми записывались его слова, но понимал их пользу. Он до многого дотянется, и все же ей было непонятно, изменили ли его завоевания. Ему придется стать чем-то большим, чем просто генералом, чтобы удержать все, что он завоюет, и научиться править такими непохожими на него людьми. Она посмотрела на его сыновей. В своих шелковых халатах и других одеждах из верблюжьей шерсти они стали меньше похожи на монголов.
Хан провозгласил свою Ясу, свод законов, принятых для управления народом.
— Все люди да уверуют в Верховного Бога, который один дает жизнь и смерть, — провозглашал он. — Все должны знать, что мы обязаны всем Его могуществу, и да поклоняются Богу все по своей воле.
Гурбесу склонила голову. Она будет молиться вместе со своими христианскими священниками и в то же время присматривать, чтобы шаманы получали свое. Одетые в желтое монахи из тангутов могут тоже вращать для нее свои колеса. Все духи услышат ее молитвы, и она не пренебрежет теми, которые подвластны Тэб-Тэнгри. Ее сердце забилось часто, как бывало всегда, когда она думала о главном шамане. Инанча крепко взнуздывал своих шаманов и священников. Она надеялась, что Тэмуджин сможет сделать то же самое.
Яса будет править всеми монголами вечно. «Теперь мы монголы», — подумала Есуй. Ханская Яса запрещала кому бы то ни было провозглашать хана, пока все нойоны не соберутся на курултай, хотя, казалось бы, в этом не было необходимости. Тэмуджин не взял себе нового титула, хотя многие уже называли его хаханом — Великим Ханом, Ханом Ханов. У него не осталось ни одного грозного соперника.
— Люди нашего улуса не будут сражаться друг с другом, — продолжал хан, — всем запрещено заключать мир с любым народом, который не покорился нам.
Есуй взглянула на сестру и подивилась, скольким еще страдальцам придется разделить участь татар. Взгляды их встретились, и Есуй поняла, что Есуген тоже вспоминает погибших.
— Ни один подданный хана, — сказал Тэмуджин, — не смеет обращать монгола в рабство.
Есуй опустила глаза: рабов можно найти где угодно. Она подумала о пленниках, которых ей недавно подарили. Теперь, когда многое стерлось в ее памяти, ей стало легче быть равнодушной к слезам, порой блестевшим у них на глазах, к их утратам.
— Каждый человек должен платить за свою жену, — сказал Тэмуджин. — Не будет больше воровства женщин в обычае людей нашего улуса, ибо это воровство в прошлом приводило лишь к вражде и смертоубийству. Наши женщины будут распоряжаться своей собственностью, трудясь по своему разумению, а мужчины должны заниматься лишь войной и охотой.
Бортэ подняла глаза на мужа. Видимо, он этими словами намекает на нее и на Оэлун-экэ: многие поплатились жизнями за то, что их украли. Но он не станет думать о своих прошлых бедах, он заботится лишь об объединении народа.
Голос у него был торжественный. Лицо окаменевало, когда он останавливался, чтобы другие доносили его слова до народа, толпившегося у балдахина. Она надеялась, что сегодня он испытывает радость, что он наконец расстался со своей печалью. Он плакал по Джамухе в ее шатре, все измены были забыты, когда он горевал по человеку, бывшему когда-то его ближайшим другом. Видимо, от отчаяния он увлеченно и радостно занялся планами набега на тангутов, но отделаться от Джамухи не мог. Он часто ходил к Тэб-Тэнгри, чтобы послушать голос старого друга, говорившего через шамана. Дух его анды все еще преследовал его, глядя на него черными глазами сводного брата.
Ее муж замолчал. Она наблюдала, как Тэб-Тэнгри воздевал руки и благословлял Ясу от своего имени. Странно, подумала она, что Тэб-Тэнгри так похож на покойного Джамуху. Этого сходства она не замечала никогда. Его красивое лицо стало тоньше, а в глазах появился хищный блеск, как у Джамухи.
Джамуха хотел руководить Тэмуджином. Наверно, теперь Тэб-Тэнгри овладевало старое честолюбие Джамухи. Бортэ закрыла глаза, когда шаман запел. Голос бился в ушах, заглушая ее собственные мысли.
93
Уже поблизости от стана Бортэ запыхалась. Конь Хадаган остановился рядом.
— Толста я становлюсь, — сказала Бортэ. — Может быть, и годится для хатун быть пухленькой и показывать, как хорошо ее кормит муж, но это обременительно.
Хадаган рассмеялась. Кречет на ее рукавице взмахнул крылами.
— Ты никогда не будешь толстой.
«Вот Хадаган никогда не будет толстой, — подумала Бортэ. — Может, Небо и не наделило ее красотой, но стройна она, как девушка».
Охрана ждала их неподалеку. Бортэ намотала сворку кречета на рукавицу. Она немного отдохнула от своих волнений, но в стане они снова навалятся.
Юрты ханского стана усеяли равнину на обоих берегах реки, которая разлилась из-за весеннего таяния снегов. Бортэ поплотней запахнулась в соболью шубу, которая была одной из многих, подаренных хану ойратами. Белые соколы у ее охранников были тоже подарком ойратов. Джучи, посланный с войском, покорил ойратов и киргизов, и их северные леса были присоединены к государству хана. Тэмуджин поручил Джучи править этими людьми. Наверно, слухи о том, что Джучи не настоящий сын хана, наконец умолкнут.
Тэмуджин достиг многого со времени вторичного провозглашения ханом два года тому назад. Новый поход против тангутов, покорение оленеводов и лесных племен. Туматы после короткого сопротивления сдались ханскому генералу Дорбэю, который умно распорядился послать шпионов и распространить ложные слухи о передвижениях своих войск, что позволило ему застать туматов врасплох.
Но, кроме побед, были у ее мужа и огорчения. Ее приемный сын Борогул погиб, наткнувшись на засаду туматов. Огорченный Тэмуджин повел было армию против туматов сам, но Борчу и Мухали отговорили его. Бортэ знала, что Тэб-Тэнгри действовал заодно с двумя генералами. Шаман предпочитал удерживать хана поблизости от стана, в пределах действия своих заклинаний.
Бортэ знала, о чем шепчутся в юртах. Тэб-Тэнгри вещал на всех курултаях. Он прекословил хану на глазах у всех, не вызывая гнева Тэмуджина, и требовал все, что ему было угодно. Собственная мать хана не осмеливалась открыто высказываться против шамана, и теперь она была больна, чем доказывала, что рассердила духов. Стан Тэб-Тэнгри увеличился до таких размеров, что почти соперничал со станом хана, и еще многие семьи перекочевывали туда, чтобы служить шаману.
