Дом на городской окраине - Полачек Карел (читать книги регистрация txt) 📗
— Пожалуйста, пан директор, — сказал Людвик, — я приму ваше предложение… разумеется, если пан Михелуп меня отпустит.
— Люди! Люди, не бойтесь! — продолжала кричать взъерошенная дама. — Со мной ничего не случилось!
— Дэзи, — рассердился генеральный директор, — прошу вас, замолчите. Вы действуете мне на нервы…
— Со мной, в самом деле, ничего не случилось! — истерически кричала дама.
— Будешь сидеть тихо или нет? — взревел генеральный директор. — Смотри, я заставлю тебя замолчать! Ах, пан, — снова обратился он к Михелупу. — Вы живы? Ответьте, ради бога! Или нет, лучше молчите, я вам все возмещу. А как дама? Жива? Боже мой, какое несчастье!..
Пани Михелупова была жива и пыталась усадить мужа в машину.
— Люди, не бойтесь! Со мной ничего не случилось! — все еще кричала взъерошенная дама. Из толпы начали доноситься ядовитые замечания, пани Дэзи, наконец, умолкла и притулилась в уголке автомобиля.
Директор Гартенегг сел рядом с шофером; пану Михелупу было предоставлено место рядом с пани Гартенегговой; пани Михелупова оказалась рядом с бывшим шофером. Когда все места были заняты, директор приказал сидевшему за рулем пану Людвику трогаться. Ему хотелось поскорее уехать с места аварии. Автомобиль умчался, оставив кучку взволнованно дискутирующих свидетелей.
«Глу-глу-глу», — шумела затихающая гроза. Сквозь поредевшие тучи прорвался пучок солнечных лучей и, как рефлектор, осветил мокрое шоссе. С лугов поднимались клочья пара, над всем краем неожиданно выгнулась арка радуги. Бухгалтер чувствовал, как на его лице подсыхает грязь, а по телу расползался зуд; костюм был в нескольких местах порван. Да и пани Михелупова выглядела не лучше. К ее щеке пристал конский навоз, по всему телу растеклась боль от ушибов. В довершение бед бывший шофер уснул, склонив голову ей на грудь, — из его рта несло пивом.
Пани Гартенеггова брезгливо забилась в угол, стараясь, чтобы между ней и бухгалтером оставалось свободное пространство. Она сморщила нос и пожаловалась:
— Освальд, этот пан дурно пахнет.
Обернувшись, директор с укором произнес:
— Молчите, Дэзи, ради бога молчите!
— Он ужасно пахнет, Освальд…
— Пахнет — так пахнет! Что ему делать? Вывалялся в навозе, вот и пахнет. Как вы себя чувствуете, пан? — обратился он к бухгалтеру. — Не слишком сильно расшиблись?
— Ой-ой-ой, — простонал Михелуп.
— Ну-ну… — пытался утешить Михелупа директор Гартенегг, — неужели так плохо? Прошу вас, успокойтесь, я вам все возмещу…
— Мы оставили… там… мотоцикл… — с трудом выдохнул бухгалтер.
— Неважно, пан, неважно… — залебезил директор, — все убытки я беру на себя…
— Но я… мы… он был у нас так долго… а теперь там… лежит, всеми покинутый…
С неожиданной грустью вспоминал бухгалтер машину, коварного врага, свидетеля его страданий, причину всех удивительных и запутанных приключений. Мотоцикл взбудоражил его тихую, упорядоченную жизнь. Бухгалтер тысячекратно проклял машину, тысячекратно отрекся от недруга, который гонял его с места на место и не давал спокойно вздохнуть. И вот теперь понимает, как привык к этому коварному созданию. Ему будет не хватать машины с блестящими трубками, шестернями, гофрированным цилиндром и привесной коляской наподобие турецкой туфли…
— Ой, ой, ой, — простонал он.
— Вам больно, друг мой, больно? — участливо спрашивал директор, — надеюсь, вы не слишком сильно расшиблись. Я вам все возмещу, будьте покойны.
— А вы как себя чувствуете, мадам? — обратился он к пани Михелуповой.
— Я… еле… жива… — простонала она.
— Ах, какое горе! — вздохнул господин Гартенегг. — Какое несчастье! Я так удручен…
Он погрозил бывшему шоферу кулаком.
— Хулиган! Мерзавец! Я тебя выведу на чистую воду! Я тебя… Ну, погоди же!
Но виновник несчастья не слышал, он был погружен в невинный сон.
— Освальд! — хныкала жена. — Этот господин, действительно, дурно пахнет. Я не перенесу…
— Дэзи! — возвысил голос директор. — Ни слова больше! Это действует мне на нервы.
Шофер Людвик опытной рукой вел машину, смотрел вперед, и его безучастное лицо говорило, что на все эти разговоры он не обращает внимания. А директор Гартенегг все вертелся на сидении и приставал к бухгалтеру.
— Я, — говорил он, — не желаю, чтобы дело дошло до суда. Мне было бы крайне неприятно, если бы началась юридическая волокита. Вы меня понимаете? Я лицо известное в высоких кругах… понимаете? И не хотел бы, чтобы мое имя попало в газеты… Надеюсь, мы с вами поладим. Что вы об этом думаете?
— Ой, ой, ой, — услышал он вместо ответа.
— Пан бухгалтер, — жалобно взывал директор, — не причиняйте мне лишнего беспокойства. Скажите, будьте добры, сколько бы вы хотели в качестве возмещения убытков? Я готов на любую сумму.
Сзади громче прежнего послышалось:
— Ой, ой, ой!
Пани Михелупова, тоже поняла, что настал подходящий момент присовокупить свои стоны к жалобным возгласам мужа.
— Говорите же, пан, — настаивал директор, — как высоко вы оцениваете свои потери? Скажите хоть слово, чтобы мы могли договориться.
— Ой-ой-ой…
Пани Михелупова тоже застонала громче.
— Прошу вас, скажите что-нибудь вы, мадам, — уговаривал директор. — Сколько бы вы хотели получить? Я предлагаю вам десять тысяч, — снова обратился он к Михелупу, — неплохая сумма, верно?
— Ой-ой-ой…
— Двадцать тысяч, куда ни шло… Согласны?
— Ой-ой-ой…
В довершение несчастья начала верещать и пани Дэзи.
Директору Гартенеггу казалось, что он бредит.
— Попрошу тишины. Ти-хо! Я не слышу собственных слов. Даю тридцать, даю…
И стал, как ненормальный, набавлять, точно они были на аукционе.
Мотор ровно гудел, шофер Людвик неподвижно восседал за рулем и, казалось, не видел, как директор рядом с ним жестикулирует и взволнованно кричит.
Однако прежде чем машина въехала на улицы города, жалобное «ой-ой-ой» затихло, и в автомобиле воцарилась тишина.
Вечером супруги Михелупы сидели за столом, искупавшиеся, розовые, с лицами, облепленными пластырем. Доктор Гешмай осмотрел их и нашел лишь несколько синяков, ушибов да царапин. Прописал компрессы, свинцовую примочку и покой.
Ночь склонялась над городом. С улицы доносились голоса запоздалых пешеходов, гудки автомобилей и звяканье трамваев. Дети спали. Бухгалтер на цыпочках прошел в детскую и увидел, что Маня сладко сопит, свернувшись в клубок, а гимназист лежит с приоткрытым ртом и бормочет во сне. Видно, и здесь его мучит геометрия или еще какой-нибудь призрак.
Вернувшись, Михелуп вынул из ящика тетрадь, где в цифрах запечатлелась биография покойного мотоцикла, и принялся подсчитывать. Пани Михелупова блаженствовала, сложив руки на коленях.
Закончив подсчеты, бухгалтер поднял голову.
— Руженка, — сказал он, — если сравнить количество расходов, связанных с оплатой и содержанием мотоцикла, и вознаграждение, которое мы получили от директора Гартенегга, то напрашивается вывод, что мы с тобой остаемся в большой выгоде. Баланс у нас, слава Богу, весьма обнадеживающий. Угадай, много ли мы заработали?
Пани Михелупова склонилась к нему, и бухгалтер шепнул ей на ухо цифру. Жена зарделась от радости.
— А еще говорят, — похвалялся бухгалтер, — будто я не умею покупать. Сколько разговоров было из-за этого мотоцикла!
— Я тебя никогда не упрекала, — защищалась жена, — от меня ты ни словечка не слышал.
— От тебя нет, — согласился Михелуп. — Но от остальных… Сколько было пересудов!
Он встал и, прохаживаясь вокруг стола, вслух размечтался:
— Теперь мы избавлены от всех забот. Отдадим долги и еще немалые денежки положим на книжку, чтобы в случае чего не остаться с пустыми руками… Будем вести размеренную, уравновешенную жизнь.
— Я все не могу успокоиться, — призналась жена. — Никак не поверить…
— Верь не верь, а это так, мать, — с воодушевлением отвечал бухгалтер, — уж я позаботился. Все как следует рассчитал. Я знал, что не ошибусь, если куплю мотоцикл. Чутье никогда меня не подводит…
