Мираж - Рынкевич Владимир Петрович (электронная книга .TXT) 📗
Можно сказать, что в лице Кутепова и Захарченко-Шульц зарубежные монархисты имели своих едва ли не наиболее ярых активистов.
Другой участник покушения, Опперпут, — тоже не новое лицо на белогвардейско-шпионском горизонте. Опперпут, не раз перекочевывавший из одной антисоветской группировки в другую, был и организатором савинковских военных групп в Белоруссии, и доверенным лицом у правомонархистов-николаевцев...
Третий участник покушения на Лубянке, именовавшийся по подложному паспорту Вознесенским, являлся своего рода выдвиженцем из среды белых офицеров, посланным генералом Кутеповым в Финляндию для участия в террористической работе.
Перед самой экспедицией тройки в СССР генерал Кутепов приехал «проинспектировать» её из Парижа в Финляндию...
Белогвардейцы шли в двух разных направлениях. В сёлах они выдавали себя за членов каких-то комиссий и даже за агентов уголовного розыска. Опперпут, бежавший, отдельно, едва не был задержан 18 июня на Яновском спиртоводочном заводе, где он показался подозрительным...
Тщательное и методически произведённое оцепление дало возможность обнаружить Опперпута, скрывшегося в густом кустарнике. Он отстреливался из двух маузеров и был убит в перестрелке.
Остальные террористы двинулись в направлении на Витебск.
Пробираясь по направлению к границе, Захарченко-Шульц и Вознесенский встретили по пути автомобиль, направлявшийся из Витебска в Смоленск. Беглецы остановили машину и, угрожая револьверами, приказали шофёрам ехать в указанном ими направлении. Шофёр т. Гребенюк отказался вести машину и был сейчас же застрелен. Помощник шофёра т. Голенкин, раненный белогвардейцами, всё же нашёл в себе силы, чтобы испортить машину. Тогда Захарченко-Шульц и её спутник бросили автомобиль и опять скрылись в лесу. Снова удалось обнаружить следы беглецов уже в ройте станции Дретунь. Опять-таки при активном содействии крестьян удалось организовать облаву. Пытаясь прерваться через оцепление, шпионы-террористы вышли лесом на хлебопекарню Н-ского полка. Здесь их увидела жена краскома того же полка т. Ровнова. Опознав в них по приметам преследуемых шпионов, она стала призывать криком красноармейскую заставу. Захарченко-Шульц выстрелом ранила т. Ровнову в ногу. Но рейс английских агентов был закончен. В перестрелке с нашим кавалерийским разъездом оба белогвардейца покончили счёты с жизнью. Вознесенский был убит на месте, Шульц умерла от ран через несколько часов...»
«Правда» 6 июля 1927 г.
4
Кипа разноязычных газет, растрёпанных, помятых, зачитанных, лежала на отдельном небольшом столике у окна. Участники совещания иногда тянулись к ним, что-то искали, сверяли. У каждого, занявшего место за длинным столом, была выборка из газет, подготовленная секретарями. Никогда ещё в Шуаньи у Великого князя Николая Николаевича не было такого нервного и громкого собрания. Сам князь, очень постаревший, согнувшийся, с обозначившимся под смятыми морщинами щёк черепом, с виноватым взглядом слушал выступавших, со старческим тихим страхом избегал взглядов Кутепова, сидевшего поодаль от него.
Вся свита Великого князя, конечно, была здесь. Бароны с немецкими фамилиями: Врангель и его помощники-генералы, некоторые наиболее известные российские промышленники, ожидающие возвращения той России, где они были хозяевами. Все слушали Врангеля.
Он говорил о Кутепове в оскорбительно сочувственном тоне человека знающего, умеющего и удачливого, поучающего неумелого, необразованного неудачника. Так истинный аристократ сочувствует выскочке, пытавшемуся занять чужое высокое место и провалившемуся:
— Все мы помним сражения, выигранные генералом Кутеповым на полях Гражданской войны, и при этом прекрасно помним, что тогда Александр Павлович шёл в общем строю Белой армии, дисциплинированно выполнял приказы Антона Ивановича Деникина, а потом и мои, когда мне довелось стать командующим. Были у генерала Кутепова и поражения, как и у всех нас. После того, как нам пришлось покинуть Россию и увести армию на Запад, Александр Павлович решил продолжить борьбу с большевиками именно в России, направляя туда небольшие группы наших людей. Мы все за такую борьбу. Наверное, и в ней, в этой борьбе, могут быть и победы, и поражения. К сожалению, у Кутепова здесь только поражения, причём такие, для которых я не могу подобрать более мягкого слова, чем позорные поражения. Этот позор явился результатом того, что Кутепов взялся за дело, к которому совершенно не подготовлен. Советы и предостережения мои и других его старших соратников не могли заставить Кутепова сойти с гибельного пути. Предупреждали о подозрительности «Треста» — нас не слушали. Более того. Он даже не принял во внимание моё конкретное предупреждение о предательстве генерала Монкевица с уличающими того документами. Что же теперь? Потеряны годы, потеряны деньги, которых у нас так мало, и, главное, потеряны люди, герои Белого дела, наши лучшие люди. Они погибли, потому что Кутепов легко попал в сети провокаторов ГПУ и сам переправлял наших лучших офицеров на расправу большевистским палачам.
Слушали Врангеля столь внимательно, что никто не заметил, как Великий князь вдруг закрыл глаза и откинулся в кресле, уронив голову набок. Внимание присутствующих было обращено в этот момент к какому-то из промышленников, перебившему речь Врангеля:
— Пётр Николаевич, а как вы оцените политическую программу Кутепова, с которой он недавно выступил на совещании в Финляндии, где, кстати, присутствовали чекисты? Наверное, они ему и написали эту программу. Там же признается государственным имуществом всё, что у нас отняли.
— Эта программа плохо продумана и неумело сформулирована. Генералу Кутепову не следует заниматься политикой.
Наконец заметили, что Николай Николаевич в обмороке. Закричали, побежали за докторами, протягивали стаканы с водой. Великий князь быстро очнулся.
— Продолжайте, барон, — пробормотал он, оглядев присутствующих печально-виноватым взглядом.
Он не слушал Врангеля, презиравшего всех Романовых и нелепо мечтавшего воспользоваться смутой и прийти к власти в России то ли царём, то ли президентом. Внук Николая I, вешавшего декабристов, любил верных слуг трона, таких как Кутепов. Но позор есть позор. Что сказал бы дед, узнав, что внук приласкал в своём дворце безбожника-коммуниста, что жена даже в голову его поцеловала?
Врангель бьёт не столько по Кутепову, сколько по нему, Николаю Романову. Наверное, мечтает о его скорой смерти, чтобы стать первым в руководстве РОВС и во всей военной эмиграции.
Когда Врангель закончил, Великий князь, собравшись с силами, сказал решительно:
— Я прошу высказаться Александра Павловича. И не думайте, генерал, что вы главный виновник случившегося. Мы все в этом участвовали, нас всех сумели обмануть.
— Ваше Императорское Высочество, не умаляйте моей вины, — начал Кутепов необычным для себя тихим голосом, в котором слышалась какая-то робкая искренность, — не будьте таким снисходительным ко мне. Главный и, наверное, единственный виновник, конечно, я, и его превосходительство барон Врангель, безусловно, прав. Я провалил работу в России, доверившись коварным чекистам. Не прислушался к предостережениям барона Врангеля и его помощников. Я ничем не могу оправдать мои ошибки, я прошу только у вас, Ваше Императорское Высочество, моральной поддержки не столько мне, сколько моим людям, продолжающим героическую борьбу против большевиков. Ведь независимо от моего постыдного провала борьба идёт и будет продолжаться. Убит Войков — один из убийц императора-мученика Николая Александровича и его семьи. Моя группа во главе с капитаном Ларионовым 7 июня взорвала партийный клуб в Ленинграде, при этом убито и ранено 26 человек, а все исполнители акта вернулись. Мои люди готовятся к новым действиям, и нельзя их останавливать, лишать поддержки. Продолжения и даже усиления борьбы требует международная обстановка. Разрыв дипломатических отношений Англии с СССР — это начало международной изоляции большевистской России. Ухудшение экономического положения, раскол в партии — всё это ослабляет большевистское правительство, и мы должны использовать этот момент. Я прошу, Ваше Императорское Высочество, поддержите нас.
