Цветы на нашем пепле - Буркин Юлий Сергеевич (лучшие книги txt) 📗
В небе зашелестели крылья, это нагнали наездников и повисли над их головами бойцы Пиррона.
– Все в сборе? – скорее констатировал, нежели спросил Лабастьер. – Что ж, двинем, друзья. Нас давно уже ждут.
Низкий раскатистый звон взбудоражил столицу. Со всех сторон сюда стали слетаться возбужденные жители. Ведь прикасаться к гонгу-на-Площади имеет право только король. А значит, Лабастьер Шестой вернулся с невестой!
Небо столицы зажглось сотнями огней. Это спешащие к Площади Согласия бабочки несли в руках праздничные факелы. Добравшись, они приземлялись на розовый мох и приветствовали монарха возгласами неподдельного ликования. Огонь факелов разогнал закатную полутьму, и Лабастьер, не прибегая к ночному зрению, вглядывался в лицах подданных, время от времени узнавая приближенных ко двору и здороваясь с ними кивком или взмахом ладони. Те, держа в свободных от факелов руках фамильные береты, неистово размахивали ими в ответ.
Но где же Суолия? Где родители-махаоны Дент-Заар и Дипт-Чейен? Лабастьер обеспокоенно оглядывался по сторонам. Задать кому-либо вопрос и расслышать ответ на него в царящем гвалте было просто невозможно. Оставалось ждать и надеяться, что сейчас-сейчас они все же появятся и заключат, наконец, своего блудного сына в горячие родительские объятия.
Но первым дождался Лаан.
– Фиам! – вскричал он и взмыл навстречу своей возлюбленной.
Лабастьер разобрал этот выкрик только по губам друга, а Мариэль и вовсе смотрела в другую сторону. Король, взяв ее за руку, указал в небо.
Кто-то из сопровождавших Фиам родственников Лаана взял у нее факел, и она со свободными руками летела к жениху. Вот они слились в объятиях в нескольких метрах от земли, и толпа взревела еще пуще прежнего.
А спустя миг бабочки расступились, образуя коридор, через который, как положено на официальных торжествах, сложив крылья, шествовали члены королевской семьи со свитой.
Не выпуская руки Мариэль, Лабастьер двинулся им навстречу, увлекая девушку за собой.
Пожилой, но так и оставшийся холостым махаон-церемониймейстер Жайер поднял сверкающий золотом жезл, и шум моментально стих. Присутствующие замерли, чтобы не только голосом, но даже шелестом крыльев или одежд не нарушить тишину и не пропустить ни единого слова, сказанного друг другу монаршими особами. Жезл не опускался.
– Сынок, – молвила королева Суолия, и улыбка разгладила морщины на ее лице. – Здравствуй, сынок. – Обращение это было вопиющим нарушением этикета, но уже следующая фраза целиком ему соответствовала: – Замок был пуст без вас, Ваше Величество.
– Счастлив видеть вас в здравии, Ваше Высочество – почтительно поклонился Лабастьер. – Я вернулся. И я привез вам дочь.
Королева испытующе оглядела молодую самку, и щеки Мариэль залил румянец. Присутствующие затаили дыхание. Чуть наклонившись, что-то произнесла королеве-матери на ухо Дипт-Чейен. Та, молча кивнув, повернула голову ко второй половине диагонали – махаону Дент-Заару. Тот так же коротко что-то бросил ей.
Королева улыбнулась и вновь перевела свой взгляд на сына.
– Ваши родители считают, что ваша способность совершать выбор делает вам честь, – сказала она и обратилась к Мариэль: – Наш дом принадлежит тебе, милая самка.
Церемониймейстер опустил жезл.
И уж тут толпа взорвалась таким оглушительным, таким неистовым ревом, что, казалось, не выдержат и рухнут стены королевского замка.
Уткнувшись лицом в грудь Лабастьера, Мариэль неожиданно для себя разрыдалась взахлеб. Тот, поглаживая ее волосы, приговаривал: «Что ты, милая, что ты? Я и не сомневался, что ты им понравишься…» Но она, скорее всего, не слышала этих слов.
…Дни, недели и месяцы летели с ошеломляющей быстротой. Праздники во дворце сменялись один другим. Сначала – грандиозный бал в честь возвращения короля. Затем – бракосочетание «королевского квадрата»: Лабастьера, Мариэль, Лаана и Фиам. Сразу после этого – торжественное принятие присяги Ракши и Тилии, а чуть позже – и их свадьба: подходящая диагональ из именитых махаонских родов, действительно, как и предполагал Лабастьер, нашлась для них очень быстро.
И родители Ракши, и родители Тилии, и их многочисленные родственники, в том числе Дент-Пиррон и его диагональ Айния и Барми, прибыли на эту свадьбу, и от хлопот у короля голова шла кругом.
Но и в промежутках между праздниками Лабастьер Шестой не имел возможности заняться государственными делами: все его дни были расписаны на аудиенции знатным особам, отказать в приеме которым он не мог. Все они стремились лично поздравить его и поближе познакомиться с молодой королевой.
Лабастьера уже начал по-настоящему раздражать весь этот феерический вздор, измотанной выглядела и Мариэль, хотя она и старалась не показывать, что чем-то недовольна, стойко неся бремя навалившейся на нее обязанности быть центром любого торжества. Лишь однажды, отходя ко сну, она заметила, что с первого дня жизни во дворце, получив соответствующий доступ, она мечтает с головой окунуться в недра королевской библиотеки (единственного хранилища свитков на Безмятежной), но до сих пор ни разу даже не заглянула в помещение, где та расположена.
– В чем же дело?! – вскричал Лабастьер. – Давай отправимся туда немедленно!
– От этого посещения я хочу получить истинное наслаждение, – возразила Мариэль, – сейчас же я чувствую себя усталой, у меня мигрень… И я хочу любить тебя, мой король, у нас так мало времени для этого. Или тебе так не кажется?
Конечно же, он не мог с нею не согласиться. В конце концов, для знакомства с библиотекой впереди у них была целая жизнь.
От всей этой парадной свистопляски они все чаще, чуть ли не с тоской, стали вспоминать свои недавние скитания по Безмятежной. Приключения, опасности, и то упоительное чувство свободы, которое испытывали они, готовясь ко сну в походной шелковой палатке посреди травянистого леса. Это навело Лабастьера на мысль, которая привела к еще одному празднеству.
Собственноручным указом он перевел Ракши в очередную, Пятую дворянскую гильдию, соответствующую голубому цвету берета, и назначил его командиром специального боевого отряда, который формировался для того, чтобы сопровождать короля в его будущих инспекциях своих владений. Тилии, само-собой, было предписано отвечать за вооружение бойцов этого отряда… Все это и отпраздновали.
…Только было Лабастьер вздохнул свободно, как Мариэль сообщила ему, что беременна. Конечно же это было радостью, огромной радостью. Но это сообщение окончательно отодвинуло занятия государственными делами на неопределенный срок.
Надо сказать, что близость с Мариэль была в последнее время тем единственным, что спасало его от помешательства. Их отношения с Лааном и Фиам еще не стали так доверительны в интимном плане, чтобы делить с ними брачное ложе, но сама мысль об этом будоражила воображение Лабастьера и придавала остроту ощущениям, если те притуплялись.
Лабастьеру Шестому всегда была симпатична избранница Лаана – стройная миловидная черноволосая самка-махаон, славящаяся при дворе своим остроумием и независимым характером. Его тешила мысль, что когда-нибудь они с полным на то правом окажутся в одном брачном ложе. Точнее, во флуоновом гамаке огромной опочивальни со слабо фосфоресцирующими зелеными стенами, где большей частью и проходили его любовные игры с Мариэль.
Но теперь, с ее беременностью, все это отодвинулось на неопределенный срок. Так что радость в душе Лабастьера смешалась с досадой. Но он старательно подавлял в себе это эгоистическое чувство. Когда же Мариэль заикнулась о том, что сейчас, возможно, ему самое время напомнить о своих правах Фиам, Лабастьер с негодованием отверг эту идею. «Это было бы нечестно, – заявил он, – у нас с тобой все должно быть поровну!»
В то же время известие о том, что скоро Мариэль подарит ему наследника, заставило его непрерывно думать о том, что же за откровение, что за особая мудрость и благодать снизойдут на него тогда? Или прав Лаан, и это – не более чем традиционное заблуждение, зачем-то культивируемое в королевской семье? Однажды, не выдержав раздумий, он обратился с этим вопросом к Суолии. Само-собой, открыв ей при этом и причину своего интереса.
