Бита за Рим (Венец из трав) - Маккалоу Колин (мир книг TXT) 📗
— Я бы назвал такое предложение свидетельством недоверия, — сказал Силон.
— Полагаю, это так, и тем не менее это еще и испытание на самопожертвование и решимость. Я предпочел бы назвать это актом веры. Каждый город в Италии готов подвергнуть риску жизни пятидесяти своих детей, — ответил Мутил. — Пятьдесят из моего города Бовиана отправятся в Маррувий, а из Маррувия — пятьдесят детей в Бовиан. Предрешены, насколько мне известно, еще несколько обменов: Аскул и Сульмо, а также Теате и Сапиний. Это хорошо!
Силон и Мутил вышли, чтобы переговорить с большим советом, а когда вернулись, то обнаружили, что в их отсутствие обсуждались вопросы стратегии.
— Сначала двинемся на Рим, — предложил Тит Лафрений.
— Да, но не всеми силами, — сказал Мутил, садясь. — Если мы будем действовать, исходя из предположения, что не получим поддержки из Этрурии и Умбрии — а я считаю, нам нужно ее обеспечить, — то ничего не сможем предпринять к северу от Рима. К тому же нам не следует забывать, что Северный Пицен слишком хорошо контролируется римскими Помпеями. Вряд ли он сможет оказать нам помощь. Гай Видацилий, Тит Геренний, вы согласны со мной?
— Как не согласиться, — мрачно ответил Видацилий. — Северный Пицен в руках Рима. Помпей Страбон лично владеет большей его частью, а то, что не принадлежит ему, досталось Помпею Руфу. У нас только маленький клин между Сентином и Камерином, и ничего больше.
— Прекрасно. Придется почти полностью оставить север, — заключил Мутил. — К востоку от Рима мы будем в гораздо более выгодном положении, разумеется, там, где начинаются Апеннины. А на юге полуострова нам представляется превосходный шанс полностью отрезать Рим от Тарента и Брундизия. Если Марк Лампоний присоединит Луканию к Италии, — а я уверен, что он это сделает, — мы также сможем изолировать Рим от Регия. — Он замолчал, лицо его исказила гримаса. — Правда, еще остаются низины Кампании, тянущиеся через Самний до Апулийской Адриатики. И именно здесь мы можем нанести самый мощный удар по Риму. Главным образом потому, что римляне считают Кампанию полностью покоренной, неоспоримо принадлежащей Риму. Но это не так, друзья! Они могут положиться на Капую, на Путеолы. Но я считаю, что остальную часть Кампании мы можем отобрать у Рима. И если мы это сделаем, то лучшие порты поблизости от Рима будут нашими. Мы отрежем римлянам доступ к большим и жизненно важным морским портам на крайнем юге, мы лишим их богатых местных земельных угодий — и блокируем Капую. Как только мы заставим Рим принять оборонительную тактику, Этрурия и Умбрия затеют схватку на своей территории. Они поддержат нас. Нам необходимо контролировать каждую дорогу, ведущую в Рим с востока и с юга, и предпринять попытку взять под контроль как Фламиниеву, так и Кассиеву дороги. Как только Этрурия перейдет на нашу сторону, в наших руках окажутся все римские дороги. И тогда, при необходимости, мы сможем уморить Рим голодом.
— Ну вот, Гай Видацилий, ты видишь?! — торжествующе произнес Силон. — Кто сказал, что у нас нет полководцев?
— Сдаюсь. Ты прав, Квинт Поппедий! — Видацилий поднял руки. — У нас есть полководец в лице Гая Папия.
— Я думаю, все вы поняли, — добавил Мутил, — что мы можем найти дюжину полководцев, не выходя отсюда.
В тот же день, когда была создана новая страна Италия и ее выдающиеся люди заседали в ее новой столице Италике, претор Квинт Сервилий из семьи Авгуров ехал по Соляной дороге из портового города Фирма в направлении Рима. С июня он объезжал земли к северу от Рима, двигаясь через плодородные, тщательно возделанные холмы Этрурии к реке Арн, служившей границей Италийской Галлии. Оттуда он отправился на восток, в Умбрию, затем на юг, в Пицен, и к Адриатическому побережью. Квинт Сервилий был чрезвычайно доволен собой, так как с возложенной на него задачей справился превосходно. Заглянув буквально под каждый камешек в Италии, он не обнаружил никаких скрытых заговоров и пребывал в уверенности, что не обнаружил их именно потому, что их не существует.
Его путешествие было в полном смысле этого слова царским. Облеченный проконсульским империем, он наслаждался роскошной возможностью ехать позади двенадцати ликторов в малиновых одеждах, перепоясанных черными с золотом ремнями и несущих свои топоры, воткнутые в пучки фасций. Сидя на белоснежной лошадке, приличествующей больше матроне, облаченный в посеребренный панцирь поверх туники с пурпурной каймой, Квинт Сервилий из семьи Авгуров следовал примеру Тиграна, царя Армении, приказав рабу ехать рядом и держать зонтик, защищая хозяина от солнца. Если бы только его мог увидеть Луций Корнелий Сулла, этот странный человек смеялся бы до колик. А может, перешел бы к действиям и стащил бы Квинта Сервилия с его дамской лошадки да ткнул лицом в грязь.
Каждый день несколько слуг Квинта Сервилия выезжали вперед, дабы подыскать достойное место для размещения их господина на квартире — обычно вилле какого-нибудь магната или магистрата, поскольку ему было небезразлично, как будет пристроено его окружение. Кроме ликторов и большой группы рабов его эскортировали двенадцать тяжеловооруженных солдат на хороших конях. Для компании в это путешествие в качестве легата Квинт Сервилий взял с собой некого Фонтея, человека богатого, но ничтожного, снискавшего себе некоторую известность тем, что отдал свою семилетнюю дочь в коллегию весталок-девственниц (сопроводив этот шаг крупными дарами).
Казалось, Квинту Сервилию из семьи Авгуров, который наделал в Риме много шума из ничего, не на что было жаловаться, ведь, осмотрев большую часть Италии, он увидел только то, что и ожидал увидеть, причем в чрезвычайно приятной обстановке. Где бы он ни появлялся, в честь его устраивали праздники, его денежный ящик всегда был полон более чем наполовину благодаря щедрости принимавших его хозяев и устрашающему могуществу проконсульского империя, а это означало, что он может закончить год своего преторства с туго набитым кошельком.
Старая Соляная дорога открыла путь к процветанию Рима еще в те далекие годы, когда соль, добывавшуюся из залежей в Остии, просыпали вдоль дороги латинские солдаты-торговцы. Однако в эти новые времена она потеряла свое значение. Государство перестало печься о ней и содержать ее в надлежащем порядке, что и обнаружил Квинт Сервилий сразу, как только покинул Фирм. Промоины — следы последнего наводнения — попадались ему каждые несколько миль. Поверхностный слой был без остатка смыт с булыжного основания, и в довершение всего, когда претор со свитой вступил в ущелье, ведущее к следующему крупному городу — Аскулу, дорога оказалась перегороженной оползнем. Людям Квинта Сервилия потребовалось полтора дня, чтобы расчистить безопасный проход. Это время бедный Квинт Сервилий провел на краю оползня в условиях весьма некомфортабельных.
Дорога от берега круто поднималась вверх, потому что восточная прибрежная полоса была узкой, а хребет Апеннин — высок и подступал близко к морю. Аскул был самым крупным и наиболее важным городом во всем Южном Пицене. Устрашающее кольцо высоких каменных стен словно повторяло цепь горных вершин, которыми был окружен город. Поблизости протекала река Труент, в эту пору года превратившаяся в цепочку луж, но сообразительные аскуланцы наладили снабжение водой из слоя галечника, расположенного значительно ниже ложа реки.
Посланные вперед слуги отлично справились со своей задачей. Когда Квинт Сервилий достиг главных ворот Аскула, то увидел, что его вышла приветствовать небольшая толпа — по-видимому, процветающих торговцев, которые говорили не по-гречески, а по-латински и все были в тогах, как римские граждане.
Квинт Сервилий слез со своей белоснежной лошадки, перебросил пурпурный плащ через левое плечо и принял приветствие депутации с милостивой снисходительностью.
— Это римская или латинская колония, не так ли? — осведомился он нерешительно.
Его познания в таких вопросах были не так хороши, как следовало бы, если принять во внимание то, что он был римским претором, путешествующим по Италии.
