Проклятие любви - Гейдж Паулина (список книг TXT) 📗
– Напомни мне наградить также и тебя, Мерира, – сказала она. – Очень хорошо. Пошлем Хани. Сделай сначала ему предложение о повышении по службе, чтобы у него потекли слюни, а потом объясни, что он должен делать, да пригрози ему, но очень мягко. Мы же не хотим напугать его так, чтобы он перебежал к Эйе. Если он станет отказываться или покажется тебе слишком рьяным, прикажи сразу же убить его. Разбуди его и отправь вместе с Хаттусазити, не дав ему ни с кем поговорить. Теперь я продиктую новый свиток Суппилулиумасу. Запиши его сам.
Мерира взял дощечку и опустился на пол возле лампы. Нефертити принялась диктовать.
– Начни с перечисления его титулов, как и раньше. Потом пиши: «Твой управляющий Хаттусазити передал мне, что ты решил, будто я умерла, и не веришь, что у меня нет сына. Почему ты обвиняешь меня в том, что я обманываю тебя? Тот, кто был моим мужем, теперь мертв, и у меня нет сына. Если бы у меня был сын, разве стала бы я писать в чужую страну, чтобы придать огласке свои трудности и трудности своей страны? Будь уверен, что я не писала никому, кроме тебя. Все знают, что у тебя много сыновей. Отдай мне одного, с тем чтобы он мог стать моим мужем и правителем Египта!»
Она хотела сказать больше, излить на папирус не только свою горечь и гордость, но потом замолчала и, подождав, пока Мерира запечатает свиток, велела ему удалиться. Опустевшая комната была наполнена безрадостным унынием предрассветного часа. Устало подчиняясь старой привычке, за которую презираешь себя, но не в силах с ней расстаться, она подтащила кресло к окну, хотя там еще ничего не было видно, кроме темноты.
25
Когда Эйе вошел в комнату, Хоремхеб поднялся ему навстречу, поднял руку извиняющимся жестом и кивком головы указал носителю опахала на кресло. В передней было душно и темно, горела только одна лампа, которую Хоремхеб сам зажег и вынес из опочивальни. Эйе двигался медленно, еще одурманенный тяжелым, беспокойным сном, мучительно пытаясь сообразить, чем могла быть вызвана эта странная просьба, однако пока что сознавал только свое затрудненное дыхание. Он пожал тонкие пальцы военачальника и опустился в предложенное кресло, вытирая пот с лица. Его глаза жгло; во рту пересохло и чувствовался отвратительный привкус. Его сознание еще полнилось кошмаром, мучившим его перед тем, как управляющий разбудил его, и сердце его еще бешено колотилось от ужаса. В последнее время ему часто снился один и тот же сон, иногда он резко просыпался, будто от толчка, чтобы коснуться успокаивающе теплого тела Тии, но чаще сон продолжался до наступления серого рассвета, оставляя его измученным и напуганным.
– Здесь есть вода, если хочешь, – тихо предложил Хоремхеб, усаживаясь в кресло. – Прости, что беспокою тебя среди ночи, носитель опахала, но дело не терпит отлагательств, и, хотя мы редко виделись с тобой в последнее время, в таком серьезном деле я не хочу действовать в одиночку.
Удивившись, Эйе внимательно посмотрел на воина. Было жарко, и Хоремхеб был без одежды. Его черные волосы, доходившие до плеч, прилипли к смуглой шее. Без краски его лицо показалось Эйе еще красивее; сейчас оно было напряженным и встревоженным, и Эйе почувствовал себя старым, дряхлым и слабым. Я умру раньше тебя, – думал Эйе. – Я знал это, но никогда раньше не задумывался об этом по-настоящему. Наверное, я всегда завидовал тебе, мой властолюбивый зять.
– Говори, – коротко сказал он.
Хоремхеб вручил ему свиток и пододвинул лампу. В любое другое время Эйе усмотрел бы в этом жесте оскорбительный намек на его возраст, но сейчас он просто развернул папирус и принялся читать.
Когда он закончил, ему не нужно было просматривать его снова. Он осторожно скрутил папирус, положил его на стол, потом сложил на груди руки, чувствуя на себе напряженный взгляд Хоремхеба. Долгое время он сидел не двигаясь, но, наконец, нашел в себе силы поднять глаза и встретить взгляд военачальника.
– Как этот свиток попал к тебе? – дрожащим голосом спросил он.
– Мэй прислал его мне из форта, в котором стоят солдаты, патрулирующие дорогу через пустыню в северную Сирию, – ответил Хоремхеб, глядя на Эйе и тоже не двигаясь. – По ней из Египта продвигался небольшой отряд – один из наших посланников и иноземец, который назвался ханаанитом и сказал, что направляется домой в Аскалон, чтобы помочь договориться о продаже зерна нашей стране, но Мэю он показался подозрительным, и он приказал обыскать вещи путешественников, пока те спали. – Он кивнул на свиток на столе. – Оригинал остался в сумке этого ханаанита. Мэй не знал, нужно ли ему задержать путников, или мы при дворе тоже причастны к этому, помогая твоей дочери вести сложные переговоры с хеттами, поэтому он отпустил их. Хорошо еще, что Мэй прислушался к своей интуиции.
Потрясенный, вдруг почувствовав слабость, Эйе опустил глаза.
– Это не просто попытка царственной жены заполучить в свою пустую постель нового любовника, – наконец отважился он. – Моя дочь, царица Египта, тайно вступила в сговор с врагом, что есть настоящая измена. – Он знал, что не должен спрашивать Хоремхеба, что теперь делать, и тем самым ставить себя в положение слабого. Преимущество и так было на стороне военачальника, и Эйе не следовало укреплять его. – Нефертити всегда любила власть и могущество, но ей никогда не хватало сил удержать то, чего она, в конце концов, добивалась, – произнес он так твердо, как только смог. – Но я не могу поверить, что она способна воспринимать свой заговор как хладнокровную измену. Наверняка для нее все это – лишь отчаянная попытка снова получить активную роль в управлении страной.
– Согласен, – ответил Хоремхеб. – Но меня удивляет, что она вообще оказалась способна задумать и осуществить такое, Эйе. Если бы Мэй не проявил бдительность и ее посланник прошел незамеченным…
– Но он не прошел, – прервал его Эйе, все еще силясь совладать со своими чувствами, которые грозили обезоружить его. Моя дочь. Моя родная кровь, пожелавшая отдать весь Египет в руки врага в то время, когда страна корчится в агонии. Неужели она не чувствует ни малейшего раскаяния? Неужели не борется со стыдом?
– Да, не прошел, – медленно повторил Хоремхеб. – Поэтому мы должны решить, что делать. Я в высшей степени потрясен, потому что царица не могла знать об исходе сражения с Суппилулиумасом, когда начинала свою игру. Поэтому она не может быть оправдана даже тем, что это была единственная возможность сохранить мир после поражения нашей армии. С ее стороны это всего лишь самая что ни на есть непростительная попытка заполучить власть.
– Какая добродетельная самоотверженность из уст человека, который сам заглядывается на двойную корону! – бросил Эйе, нелогично вставая на защиту дочери, для которой – теперь он был вынужден это признать – не было оправдания. – Я хорошо знаю тебя, Хоремхеб, как и ты знаешь меня. Если на твоем пути появится такая возможность, ты ведь не откажешься от нее, правда?
– Мне надоело, что могущество Египта раз за разом попадает в зависимость от тех, кто недостоин или неспособен эффективно управлять страной! – рявкнул в ответ Хоремхеб. – Много лет назад мне, как и тебе, следовало рискнуть всем, чтобы свергнуть Эхнатона и посадить на трон верного сына Амона. Мы тоже изменники, потому что позволяли величайшей в мире империи медленно умирать, пока мы спорили о законности права Атона управлять Египтом через твоего племянника!
Хоремхеб откинулся назад, тяжело дыша, и Эйе медленно оглядел его.
– Ты думаешь, что ничем не рискуешь, открывая мне сейчас свои устремления, потому что я стар и мои дни сочтены, – мягко проговорил он. – Но ты ошибаешься, военачальник, поэтому следи за тем, что ты говоришь. Твое положение никогда еще не было таким шатким. Твоя попытка добиться влияния на Сменхару, проведя успешную военную кампанию, не увенчалась успехом. – Он почувствовал жажду, но не захотел тянуться за кувшином. – Но мы собрались здесь не для того, чтобы говорить о наших личных обидах. Нам нужно разрешить эту дилемму.
