Творящие любовь - Гулд Джудит (библиотека электронных книг TXT) 📗
Генри — ее горячо любимый внук, несмотря на совершенные им ошибки. Но он жаждет власти. Слишком жаждет. Как только она уйдет, Генри слишком легко удовлетворит свои аппетиты.
Как бы то ни было, Элизабет-Энн постарается его придержать.
Альтернатива слишком ее пугала.
5
Вилла носила название «La Fleur de Matin» — «Вьюнок» — и казалась ожившей цветной открыткой. Расположившаяся на поросшем лесом склоне холма высоко над Канном, самая старинная часть здания относилась к тринадцатому веку. Укрепленная, отремонтированная и достроенная множество раз с тех времен, вилла представляла собой в настоящее время странный ансамбль разросшихся строений разной высоты — от одного до четырех этажей. Некую общность ансамблю придавали высокие стены, окружавшие со всех сторон участок земли в шесть акров. Они же служили гарантом уединенности.
Элизабет-Энн рассматривала дом, пока шофер осторожно пересаживал ее из машины в инвалидное кресло. У нее вырвался вздох облегчения, когда она увидела, насколько комфортно будет ей здесь. Перед ней был дом-мечта, причудливое сочетание темных стволов деревьев и крепких камней, окруживших с трех сторон террасу с колоннадой и крестовыми сводами. Сквозь огромные арки террасы открывался вид на многие мили, а сразу за ней расположились внутренний дворик и сад — величественное собрание аккуратно подстриженных платанов и буйного кустарника.
Пока шоферы выгружали горы багажа из трех машин под присмотром мисс Кинни и мисс Хеппл, агент по продаже недвижимости показывал Элизабет-Энн и Дороти-Энн окрестности. Пейзаж подчинялся определенному плану. Здесь росли и зеленые дубы, их плотные короткие стволы покрывала серовато-черная кора, и оливковые деревья, под которыми раскинулись скрывающие землю клумбы темно-синих бархатных фиалок, и фисташковые деревья с красными ягодами, которые скоро созреют и станут коричневыми.
Весной все здесь превратится в цветущий буйным цветом рай. Всего в саду росло девятьсот розовых кустов, были тут и клумбы с маргаритками, бесчисленные кусты жасмина, нежные деревья мимозы и несметное количество цветов, тепло лета заставит их пышно расцвести. А потом август принесет цветы фуксии, благоухающую нежность олеандров, ослепительную красоту бугенвиллей и бледно-голубые вьюнки, благодаря которым вилла и получила свое название. Еще даже не войдя в дом, и прабабушка и правнучка были очарованы. Они нашли свой сад, свой собственный уединенный рай.
Внутри дома возникли некоторые проблемы с креслом Элизабет-Энн, поэтому ей пришлось ограничиться первым этажом. Главным для нее было то, что она могла не прибегать к помощи других и пользоваться определенной свободой передвижения. В целом вилла сочетала в себе красоту, комфорт и уединение.
Но даже в раю есть свои отрицательные стороны.
Несмотря на то что дни были заполнены упражнениями, рекомендованными Ильзе Ланг, несмотря на общество Дороти-Энн и часы, проведенные в телефонных разговорах с Натали Голдстайн, носящей кодовое имя Алиса, чтобы обмануть бдительную мисс Хеппл, Элизабет-Энн ощущала растущую усталость. Она чувствовала себя больной и утомленной от постоянного сидения, сидения, сидения. Пожилая женщина начала испытывать ненависть к своей коляске, одновременно ставшей для нее и средством передвижения, и символом ее несчастья.
Но больше всего она ненавидела свое ничегонеделание. Терапия, игры, телефонные звонки — все было лишь временной заменой, а не настоящей работой. И это было хуже всего. Всю свою жизнь Элизабет-Энн строила и создавала, расширяла свои владения и управляла ими. Она жаждала удовлетворения от выполненной работы, напряжения каждого рабочего дня. Работа скрывала в себе столько возможностей проигрывать всяческие комбинации, что эта игра никогда не могла наскучить.
Элизабет-Энн ощущала себя так, словно ее отодвинули в сторону.
Ей придется сидеть в прохладном, тенистом внутреннем дворике, и лишь одна-единственная мысль будет мучить ее мозг.
«Если бы я только нашла, чем здесь заняться».
Все началось с обыкновенной детской игры.
И обернулось сетью «Пти Палэ» — «Маленьких дворцов», — совершенно новой ветвью сверхроскошных маленьких отелей под флагом «Отелей Хейл».
Стрелка часов едва перешла за поддень, когда, закончив с ленчем, накрытым во дворике, Элизабет-Энн и ее правнучка углубились в одну из своих привычных, довольно занудных игр. Дороти-Энн бросала огромный надувной пляжный мяч прабабушке, та его ловила, потом бросала обратно девочке и, обогнув на своей коляске дерево, занимала новую позицию. Дороти-Энн очень быстро устала, за что Элизабет-Энн была ей в крайней степени благодарна. Эта игра казалась ей невыносимо скучной и сильно утомляла ее.
— А теперь будем играть в гостиницу, — заявила Дороти-Энн.
Элизабет-Энн чувствовала себя усталой. Она печально взглянула на малышку и на минуту закрыла глаза.
— Если бы мы только могли, дорогая, — произнесла она. — Но это не отель.
— Нет, гостиница! — Дороти-Энн энергично кивнула в такт своим словам, уверенная в своей детской правоте. — Дом — это не просто четыре стены. Он может быть и коттеджем, и замком, и даже отелем. Мы представим себе, что это отель. Все, что можно представить, так и есть на самом деле. — И она вприпрыжку побежала к дому. Потом обернулась и жестом приказала прабабушке следовать за ней.
Покачав головой, Элизабет-Энн взялась за надувные колеса инвалидного кресла.
— Куда мы отправляемся?
— К парадному входу, на стоянку для машин. Мы представим, что только что приехали и ждем, пока выгрузят наши чемоданы. Ведь с этого все начинается в гостинице, правильно?
— Именно так, юная леди. — Элизабет-Энн посмотрела с теплотой и нежностью на Дороти-Энн, очарованная ее прекрасным воображением. Но пожилой женщине еще меньше хотелось играть в эту игру, чем в мяч. Это только подчеркнет, насколько далека она теперь от своей империи, от страсти всей своей жизни, заставлявшей ее действовать. Но Элизабет-Энн переполняла решимость не огорчать свою маленькую любимицу. И, кроме того, если бы не общество правнучки, ее жизнерадостность, жизнь стала бы совершенно невыносимой.
Итак, Элизабет-Энн последовала за Дороти-Энн вверх к дому по специально устроенному пандусу, через высокий порог, потом через холодный мрачный холл нижнего этажа и на улицу, к широкой, усыпанной гравием площадке для парковки по другую сторону ограды. Она с интересом посмотрела на девочку:
— Ну? Что же мы будем делать дальше?
Глазки Дороти-Энн сверкнули.
— Я еду в машине. Видишь? — И она галопом припустила на широкую подъездную аллею, выложенную гравием, обсаженную с двух сторон рядами вытянувшихся, как часовые, кипарисов, не обращая внимания на призывы Элизабет-Энн быть осторожной. Потом резко повернула назад и вернулась обратно тем же путем, но ее походка изменилась. Девочка изображала, что ведет машину, ее руки сжимали невидимый руль. Она остановилась возле Элизабет-Энн с таким воплем, что прабабушке пришлось закрыть ладонями уши.
Дороти-Энн одним глазом подмигнула Элизабет-Энн.
— Теперь я выхожу, потом вынимаю багаж, — пояснила она.
И девочка отлично изобразила все это — величественно вышла из автомобиля, небрежно хлопнула дверцей, открыла багажник, достала два невыносимо тяжелых чемодана и поволокла их к парадной двери.
— Подожди, — быстро окликнула ее Элизабет-Энн. Вопреки нежеланию играть пантомима ее захватила. — К тебе должен подбежать носильщик и взять у тебя чемоданы. Леди никогда не приходится самой нести свой багаж. Только не в приличном отеле!
— О да! А вот и он. — Дороти-Энн быстренько поставила воображаемые чемоданы и уперла руки в бока. — Опаздываете, молодой человек! — угрожающе прошипела она, пародируя кого-то, слышанного ею раньше. — Так и гроша не заработаешь. — Она оглянулась на Элизабет-Энн: — А теперь что мне делать?
— Ты говоришь ему, что у тебя забронирован номер.
