Судебный отчет по делу антисоветского право-троцкистского блока - Стариков Николай Викторович
Но в пределах возможностей и сил надлежит, хотя бы по крупицам, собрать те доводы, которые дадут возможность нам просить, а вам, может быть, удовлетворить нашу просьбу и отступить от того сурового требования, которое прозвучало с высокой кафедры государственного обвинителя в отношении наших подзащитных.
Преступления Левина, преступления Казакова, преступления Плетнева есть несомненно одно звено очень длинной цепи преступлений, которые в своей совокупности характеризуют методы, способы, приемы борьбы с Советской властью ее врагов на протяжении всех этих 20 лет.
Эта борьба временами затихала, но потом снова вспыхивала с большей силой, чем раньше. Особенно она оживилась за последние годы, что несомненно нужно поставить в связь с приходом к власти фашизма, который в лице всех контрреволюционных групп внутри СССР нашел себе верных союзников.
Фашизм, как форма управления, основан на унижении человечества и не может мириться с существованием страны, где уклад общественной жизни покоится на принципе социальной справедливости и уважения к человеческому достоинству. Вот почему борьба с Советским Союзом является актуальнейшей задачей фашизма, которая поставлена в порядок дня. Средствами борьбы с Советским Союзом являются шпионаж, вредительство, диверсии, убийство, поддержка вооруженных банд, террор и так далее — весь тот ассортимент, который ведет к ослаблению и разгрому Советского Союза. Вам здесь Прокурор приводил бесконечные случаи шпионажа, вредительства и террора. Формы вредительства за последнее время несколько изменились, я бы сказал, они стали более утонченными и более зловредными.
В террористической деятельности тоже появились новые способы устранения политических вождей. Одним из способов убийства в настоящем деле применен способ, который Ягода охарактеризовал как «смерть от болезни». Я должен сказать, что история человеческих злодеяний не знает этого способа. Первоначально Плетнев также этот способ понял как предложение действовать ядом, но Ягода ему сказал: нет, это грубо, слишком грубо и опасно; речь идет о том, чтобы соответствующим методом лечения ускорить конец тех людей, к лечению которых вы будете привлечены.
Всякое отравление ядом, несомненно, более опасно, чем тот способ, к которому стали прибегать в последнее время, в частности, в настоящем деле. Существуют, правда, яды, которые улетучиваются быстро и в организме не остаются, но остаются следы патолого-анатомических изменений.
Защитник Брауде говорил, как Ягода объяснял следователю идею «смерти от болезни». Я должен сказать, что читать эти слова в той формулировке, в какой это описал сам Ягода, без содрогания нельзя.
Очень просто, — говорит Ягода. Человек заболевает и все привыкают к тому, что он болеет. Врач может способствовать выздоровлению, но врач может способствовать и смерти. Вот главное содержание идеи. «А остальное все, — добавляет Ягода, — дело техники». Когда он сказал это старику Левину, то, по словам Ягоды, Левин был огорошен.
Способов убийства много и очень много жестоких. Но я должен сказать, что ни один из этих способов не режет так сердце, не бьет так на нервы, как тот способ, который описан в настоящем деле, хотя человек умирает не в овраге с разбитой головой, а у себя на кровати, окруженный заботой всех.
Ни один способ убийства не может вызвать такого негодования общественности, как этот способ.
Это — поругание всех этических принципов врача, который даже на поле битвы должен оказывать помощь врагу. Этот способ убивает доверие между врачом и пациентом.
Возникает вопрос, как могли пойти на такой способ убийства врачи, у которых по 40 лет врачебной практики, которые поседели в своей профессии?
Легко напрашивается объяснение в том смысле, что этому помогли личные низменные настроения или антисоветские настроения. Я думаю — причина не та, и позволю сказать почему. Если бы антисоветские настроения Плетнева были достаточным стимулом для того, чтобы пойти на такое преступление, то Левину не пришлось бы прибегать к помощи Ягоды, который должен был нажать на Плетнева, чтобы он пошел на такое преступление. Достаточно было одному Левину сказать, и Плетнев должен был с готовностью согласиться.
А что мы видим? Мы видим обратное. Левин сказал Казакову, Левин сказал Плетневу, но до свидания с Ягодой ни тот, ни другой никакого вредительства не проводили. Больше того, Казаков 6 ноября был у Менжинского, — а в это время Менжинский переехал в Москву в особняк на Мещанскую, — Казаков увидел, что воздух был тяжелым, отравленным, в котором задыхался тяжело-больной товарищ Менжинский.
Казаков велел проветрить все комнаты, вынести на балкон Менжинского. И в этот же день он поехал к Ягоде, который встретил его словами: «Почему вы умничаете, а не действуете?»
Что означает самый вызов к Ягоде и Казакова и Плетнева? Он означает, что Левин не рассчитывал одним разговором или игрой на низменных чувствах Казакова и антисоветских настроениях Плетнева толкнуть их на чудовищные преступления. И это понятно, потому что, прежде чем пойти на это преступление, и тому и другому нужно было изменить природу свою и вытравить инстинкт, выработанный в результате сорокалетней врачебной деятельности.
Но и этого мало. Ягода пытался вовлечь в это преступление Плетнева, играя на его антисоветских настроениях. Он говорил об объединении всех антисоветских сил, убеждал, что он, Ягода, поможет им в их контрреволюционной акции. Но он и сам не надеялся на благоприятные результаты этих убеждений, вот почему потребовал, чтобы ему дали на Плетнева компрометирующий материал. Но даже и тогда, когда Плетнев увидел собранный против него Ягодой компрометирующий материал, он все же не соглашался.
Тогда Ягода прибегнул к самому действенному средству, он пригрозил и сказал: я не остановлюсь перед самыми крайними мерами, чтобы заставить вас служить мне.
Прочтите в показаниях Ягоды разговор Ягоды с Казаковым: «Что вы умничаете? Что вы делаете самовольно то, что вы делать не должны?» Когда Казаков начал оправдываться, Ягода говорит: «Я ему пригрозил, я кучу угроз ему сказал, и он согласился».
Таким образом, прав был старик Левин, который сказал: «Страх перед угрозами, страх перед Ягодой толкнул меня на это преступление». И он был прав не только в отношении себя, но и в отношении своих сопроцессников — и Плетнева, и Казакова.
В конечном счете и Ягода и его сообщники просчитались. Они не поняли одного и самого главного. Если есть десятки бессовестных людей, которые подкапываются под Советский Союз, то ведь имеются миллионы честных, которые своею бдительностью и преданностью охраняют его.
Вот почему та гибель, которую они несли Советскому Союзу, а вместе с тем несли каждому из нас, пала на их голову. Кто сеет ветер, тот пожинает бурю.
Но мне не они важны сейчас. Мне важно поведение Плетнева и Казакова в ту зловещую минуту, когда они остались с глазу на глаз в кабинете с Ягодой. Им поставлен был прямо вопрос. Они понимали прекрасно, что угроза, которая стоит перед ними, — реальная угроза. Больше того, и Казаков и Плетнев прекрасно понимали, что Ягода не может не привести своих угроз в исполнение.
Товарищи судьи! В этих условиях они должны были давать ответ немедленно. Бежать некуда. Размышлять некогда. Вот минута, в которую решается судьба человека. А в это время зловещим взглядом, сверлящим взглядом смотрит на них Ягода. Мне представляется, что этот роковой сверлящий взгляд подавлял их сознание, парализовал волю, убивал чувство.
Чем они стали после этой минуты падения? Прежде чем они стали убийцами других, они нравственно убили себя. Это — минута, которая убила их самих. Они совесть свою, совесть врача, сделали черной, как совесть тирана, они забрызгали грязью невероятных преступлений имя профессора. Они опозорили ореол ученого, они имя человека раздавили. Только большой психолог может описать такие минуты.
Все остальное есть следствие этой минуты. В ту минуту, когда Ягода их сломил, когда они дали свое согласие, они перестали существовать и как Плетнев, и как Казаков, они убили нравственно себя. И вы, товарищи судьи, знаете, кто толкнул их на самоубийство, а потом и на убийство других.
