Рожденная для славы - Холт Виктория (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
Сражение затягивалось. Мои люди захватили несколько испанских кораблей, не потеряв при этом ни одного своего. Наш флот был меньше, но преимущество явно было на нашей стороне — ведь мы сражались в родных водах, за родную страну. Я не связывала своих адмиралов ненужными инструкциями, и они действовали по своему усмотрению, используя каждый шанс и каждую возможность. Зато Медина-Сидонья был по рукам и ногам связан строжайшими предписаниями, которые вручил ему Филипп. Правда, бывало, что мои адмиралы не могли поладить между собой. Время от времени меж флотоводцами возникали споры, и однажды отчаянный Дрейк осмелился пойти вопреки воле Ховарда, ибо считал, что приказ командующего неразумен.
Дальнейшие события показали, что Дрейк был прав, недаром он считался лучшим из моих моряков. Не знаю, что было бы со всеми нами в ту годину испытаний, если бы не сэр Фрэнсис.
Самое большое преимущество для нас заключалось в том, что испанцы были далеко от дома. Если бы у них кончились припасы, пополнить их было бы нечем. Именно поэтому Армада хотела для начала утвердиться на острове Уайт, устроить там базу, которая снабжала бы корабли всем необходимым.
Ситуация для них складывалась незавидная. Герцог Пармский застрял в Голландии, блокированный гезами. От первоначальной самоуверенности испанцев не осталось и следа. Куда же подевались ангелы, на которых они так рассчитывали?
Мои адмиралы решили запустить в Армаду брандеры. Англичане не раз уже применяли эту тактику, и всякий раз с неизменным успехом.
Впоследствии мне рассказывали о том, как проходил военный совет. Посылать в Дувр за специальными судами времени не было — отсрочка свела бы на нет все полученные преимущества. Тогда некоторые из капитанов добровольно предложили в жертву свои суда. Дрейк отдал корабль «Томас», Хоукинс сделал то же самое, а вскоре их примеру последовали остальные.
Ночь выдалась безлунная, легкий ветер дул в направлении Армады, туда же было устремлено и течение — таким образом, условия для атаки оказались идеальными. В скором времени восемь пылающих кораблей устремились по направлению к испанской эскадре. Несколько галеонов запылали факелами, раздался грохот первых взрывов.
Армаду охватила всеобщая паника. Матросы рубили якорные цепи, суда метались по проливу как обезумевшие, сталкивались между собой, садились на мель в тщетной попытке уйти от брандеров. Герцог Медина-Сидонья палил в пушки, пытаясь выстроить свои корабли, но капитаны его не слушали. Каждый думал только о том, как спасти свое судно. За несколько часов восемь брандеров сделали то, чего не могла добиться вся наша флотилия за долгие дни боев.
Мои моряки были готовы к тотальному наступлению, но в это время адмирал Ховард отвлекся от баталии — его внимание привлек испанский галеас, суливший богатую добычу. Ховард со своим кораблем покинул строй, чтобы взять завидный трофей, и это была роковая ошибка — на галеасе оказался сильный экипаж, и без боя испанцы сдаваться не собирались. Увязнув в абордажном бою, Ховард поневоле уступил Дрейку лавры победителя. Именно сэр Фрэнсис возглавил бой, ему и досталась вся слава, Ховард же не только лишился почета, но и был наказан за корысть: захватив в конце концов галеас, он оставил на нем совсем небольшую охрану и поплыл дальше. Французы из Кале, откуда до места боя было рукой подать, сели в лодки и захватили богатый трофей. Малочисленная английская команда пыталась сопротивляться, но отстоять добычу не смогла. Вот и получилось, что Ховард остался с носом. Не думаю, что Дрейк на его месте совершил бы такую глупую ошибку. Представляю, как он потешался над адмиралом, гоняясь за разрозненными кораблями разбитой Армады.
Если бы Ховард не поддался алчности, сражение закончилось бы раньше, но и так в исходе битвы сомнений не оставалось.
Поначалу даже возникла надежда, что удастся захватить в плен весь испанский флот и тем самым покрыть огромные расходы на подготовку к войне, но судьба распорядилась иначе. Разразилась страшная буря, и боевые действия на море пришлось прекратить. До сих пор погода была нашим союзником, однако теперь из-за нее мы лишились заслуженных трофеев. Английским кораблям пришлось поспешно возвращаться в гавань, а когда шторм закончился, от величественной испанской Армады ничего не осталось — часть кораблей затонула, другие разбросало по океану.
Таким образом, последнюю точку в баталии поставил ураган. Пусть мы лишились добычи, зато нам досталась великая победа.
А теперь я должна поведать о самой грустной странице моей жизни.
После виктории я щедро наградила спасителей отечества. Адмирал Ховард получил пожизненную ренту, граф Эссекс, активно участвовавший в боях, стал кавалером ордена Подвязки, но главную награду я предназначала моему Роберту. Правда, он не участвовал в морском сражении, но благодаря ему армия была приведена в полную боевую готовность и в случае необходимости смогла бы отразить удар врага на суше.
Роберта я решила назначить лордом-наместником Англии и Ирландии, а это означало, что теперь он самый могущественный человек в королевстве после меня. Когда я сообщила Лестеру эту новость, он просиял от удовольствия, однако мне показалось, что выглядит он неважно. Его лицо, всегда такое румяное, покрывала нездоровая бледность.
— Ты болен? — встревоженно спросила я.
Роберт ответил, что простудился, когда армия стояла лагерем возле соленых болот Эссекса.
Я дала Роберту целебный отвар, который обычно употребляла во время простуды, мне и самой в последние дни нездоровилось — донимали головные боли.
— Ты должен беречь себя, Роберт. Это приказ королевы, — строго сказала я.
Лестер любовно усмехнулся, и мое сердце сжалось от счастья. Но тревога все же не покидала меня. Я как следует отчитала Роберта за то, что он плохо следит за своим здоровьем, даже пригрозила ему всяческими карами.
Победа над испанцами необычайно сблизила нас. Мы оба очень остро чувствовали, как много значим друг для друга.
Прочим моим советникам честь, оказанная Лестеру, показалась чрезмерной. И Берли, и Хаттон, и Уолсингэм всячески урезонивали меня, Берли повторял, что нельзя сосредоточивать столько власти в руках одного человека. Хаттон, вторя ему, упрекал меня в неразумности. Уолсингэм восклицал:
— Скоро всеми нами будет править Лестер!
Я и сама понимала, что на сей раз зашла слишком далеко, и, поскольку назначение не было официально объявлено, решила потянуть время.
Роберт очень огорчился, я же старалась его утешить:
— Ты бы лучше заботился о своем здоровье. Вот поправишься, и мы еще вернемся к этому вопросу.
Я отправила Роберта в Бакстон принимать целебные ванны. Эти источники помогали ему и прежде. Роберт попрощался со мной и стал готовиться в дорогу.
Через несколько дней я получила от него письмо, такое нежное, что перечитала его множество раз и до сих пор бережно сохраняю. Глядя на выцветшие строки, вспоминаю Роберта как живого… «Надеюсь, Ваше величество простит своего бедного старого холопа, — писал Лестер. В слове «холоп» две буквы «о» выглядели как два маленьких глаза — ведь я всегда называла Роберта своим Оком. — Не будет ли с моей стороны чрезмерной дерзостью поинтересоваться, как чувствует себя благородная госпожа, миновали ли боли, на которые она все время жаловалась? Более всех благ на свете я молю Всевышнего о ниспослании Вам здоровья и долголетия. Что же касается моих недугов, то я исправно принимаю Ваши снадобья, и они помогают мне больше, нежели все другие лечебные средства. Ежедневно возношу молитвы за Ваше королевское величество, припадаю смиренным поцелуем к вашей царственной стопе.
Писано во вторник утром в Вашем старом дворце Райкотт.
Верный слуга Вашего величества,
Р. Лестер».
Письмо было датировано двадцать девятым августа, а четвертого сентября Роберта не стало.
Когда мне принесли эту весть, я не хотела верить. Мне казалось, что это какой-то чудовищный розыгрыш. Роберт умер?! Но ведь совсем недавно он был полон жизни. Ему едва исполнилось пятьдесят пять! Неужели я никогда больше его не увижу? Никогда больше не услышу его голос? Никогда не буду томиться сомнениями об его истинных чувствах?
