»Две жизни» (ч.II, т.1-2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна (лучшие книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
Ему уже не терпелось поскорее возвратиться домой, не теряя времени попусту. Сейчас ему казалось важнее всех дел построить больницу, чтобы внести свою небольшую лепту для облегчения людских страданий.
В этом настроении, с желанием трудиться на общее благо встали утром супруги, примирённые, спокойные, почти счастливые. И первый взгляд, которым они обменялись, сказал им, что если лица их и постарели, то души стали моложе, они нашли друг в друге то, чего не находили до сих пор: друга и товарища в труде.
Оба почувствовали, что связь их стала крепче, что верность друг другу выросла. Всю жизнь оба видели звеном своей взаимной связи только дочь. Казалось, исчезни она — и всё погибнет. Сейчас дочь уходила, а связь меж ними только начиналась.
Легко встала графиня и пошла будить дочь. Но Лиза уже сидела у окна, и лицо её было печально. Вошедшая с улыбкой мать, поглядев на неё пристально, сказала:
— Посмотри на меня, дочурка. Разве так выглядят несчастные матери, оплакивающие покидающую их дочь? Я совершенно спокойна. Я радостно провожаю тебя в новую жизнь. Не буду тебе говорить сейчас, почему со мною это произошло. Когда ты приедешь в Гурзуф погостить, я тебе всё расскажу, а может быть, ты поймёшь меня и так. Знай только: тебе нечего разрываться в своей любви. Смело иди за мужем и завоевывай для себя вселенную, чаруя людей своей игрой. Тебе есть у кого учиться. Мы же с папой поняли, что нам надо учиться жить в своём родном Гурзуфе по-новому. Пойдём, моя дорогая детка, выпьем в последний раз кофе вместе, и надо начинать одеваться.
Лицо Лизы просветлело и, как всегда в минуты счастья, неожиданно похорошело. Легко прошёл завтрак, которого она так боялась, и ещё легче, даже весело, началась церемония одевания к венцу.
Граф не допустил парикмахера к дочери и сам убрал её голову. Обладая неизвестно откуда взявшимся в их роду талантом, граф всю жизнь сам причёсывал жену, когда хотел, чтобы она была особенно хороша и элегантна.
Голова Лизы, убранная его руками в драгоценнейшую фату и невиданные им прежде белые цветы, присланные Джемсом, была чудом изящества.
— Где мог взять Джемс нечто подобное, — говорил он, прикладывая к волосам цветы. — Это несомненно цветы живые, но, пожалуй, он за ними съездил на Луну, — бормотал он, осматривая дочь. — Почему же ты, жена, не говоришь, что опять всё не как у людей. Ведь это не невестин веночек из флёрдоранжа, а нечто сотканное из воздуха и света.
За обсуждением этого вопроса и застал их лорд Бенедикт, воскликнув:
— Как, графиня, вы ещё не одеты? Простите, но Джемс сказал, что по русскому обычаю невесту в церковь везёт посаженный отец. Вот я и приехал за моей названной дочерью. Шаферы, подружки и жених уже отправились в церковь.
Переконфуженные графиня в халате и граф в блузе, которую он надел для исполнения своих парикмахерских обязанностей, убежали, смеясь, к себе, уверяя, что будут готовы в одну минуту.
Оставшись вдвоём с невестой, лорд Бенедикт подвёл её к окну и, указывая на шумную толпу сновавших людей и экипажей, сказал:
— Вот, Лиза, море жизней человеческих, среди которого вы поплывёте. Путь искусства один из самых трудных на земле. Не многие в силах очистить свои души так, чтобы увидеть в себе того Бога, которого они должны перенести, как творческий огонь, во всё, что делают. Ремесленники всегда озабочены тем, чтобы обвинить кого-нибудь в своих неудачах. Истинный художник воспринимает свои неудачи как этапы собственного развития. Он понимает, что удача, похвалы и слава не могли бы помочь ему перенести на землю те великие образы, звуки и краски, что он видел и слышал в своих мечтах.
Ваш путь — для людей, для толпы, среди неизменной суеты. Не ищите мест уединения и отдохновения. Не думайте, что дух художника-мыслителя — а истинный художник всегда таков — зависит от его физического или материального благополучия. Не соки тела и земных благ питают дух творящего. Только проникая в великую тайну любви, может постичь человек, как раскрывается в его духе тот или иной аспект Любви, в нём живущей.
Любовь — пламя. Чем больше отдал, тем ярче и выше пламя. Любовь не угасает в человеке-творце. Но чтобы понять, что такое ЛЮБОВЬ, надо до конца любить то искусство, которому вы служите. Только забыв о себе и отдавшись искусству, сможет художник понять, в чём черпают люди-творцы свои силы.
Именно тогда он переступает грань ремесла и проникает в подлинное творчество, в интуицию. Велико счастье такого человека. Он не от земли получает силы, а, обновляясь во вдохновенном труде, принимает участие в делах и скорбях земли.
Запомните эту нашу беседу. И всегда, когда будете учиться или творить, умейте отдавать труду текущей минуты весь свой дух, всё сердце, всю любовь. Если не сможете играть, наполняя звуками чистую чашу Будды, — отложите труд до того мгновения, когда придёте в равновесие.
Но если станете думать, что оно зависит от внешних причин, никогда не продвинетесь в творчестве. Чтобы найти к нему путь, надо освободить себя от страстей и авторитетов. А для этого нужно выработать самообладание.
Вошли родители, и через несколько минут лорд Бенедикт уже вёз в своей карете невесту к венцу, а сзади, нарушая древний русский обычай, ехали отец и мать.
Неожиданно для графа, заказавшего только убранство церкви, вся лестница, вестибюль и внешний фасад здания оказались украшенными роскошными гирляндами, цветами и деревьями в кадках.
У входа в церковь, куда ввёл Лизу лорд Бенедикт, встретил её Джемс и повёл к алтарю.
Кроме родных Джемса и ближайших друзей его и графа, а также членов семьи лорда Бенедикта, никто приглашен не был, но церковь оказалась заполненной народом. Многие из людей света полюбопытствовали взглянуть на свадьбу, которая, очевидно по новой моде, совершалась без особых приглашений. Кое-кто знал об участии лорда Бенедикта в церемонии и, желая увидеть его поближе, явился на бракосочетание, иные же просто рады были поглазеть на бесплатное зрелище.
Когда лорд Бенедикт ввёл невесту, её туалет вызвал всеобщее восхищение. Но переводя взгляд на жениха, за которого его все принимали, люди не могли удержаться от замечаний:
— Бог мой, вот так жених! Да он малютку на ладони унесёт! Батюшки, где это откопали русские такого красавца!
Возгласы сыпались на мнимого жениха со всех сторон, и искорки юмора в его глазах одни только и выдавали, что он их слышит.
Лиза была как в чаду. Её тонкая, узкая рука, лежавшая на руке посаженного отца, дрожала первый раз в жизни. Ей казалось, что лорд Бенедикт ведёт её к какому-то недосягаемому величию, что это величие вмешалось в её простую жизнь именно через него, и ведёт он её сейчас для того, чтобы поставить на тот путь, о котором говорил ей у окна.
Лиза точно уносилась вверх. Она забыла, куда, для чего приехала, и опомнилось, лишь когда Флорентиец, взяв её левую руку своей левой рукой, слегка пожал её и шепнул:
— Будь целомудренной женой и неси ту жизнь, что бьётся в тебе в этот час, как самый святой залог верности мужу и семье. Не пытка и не сети семья. Но место твоего служения миру. Иди, моя рука с тобою.
Прими жену, — уступая место Джемсу, сказал ему тихо Флорентиец. — И веди её так же свято, как вёл корабль свой в страшную бурю на Чёрном море. Там рука моя спасла всех, кто доверил тебе свои жизни. Будь так же чист в семье, и рука моя будет всегда с тобою.
Обряд совершался, певчие возносили свои голоса к небесам, а Лизу всё не покидало чувство отрешённости от земли; ей казалось, что она пребывает где-то в мире грёз, как часто бывало с ней в детстве и в некоторые моменты игры на скрипке.
Лиза опустилась на землю, когда кто-то властно сжал её руку, и увидела перед собой чудесное лицо дяди Ананды. Князь Сенжер улыбался ей, поздравляя:
— Мужество в жене и её спокойствие — два качества, на которых зиждется семья. Обретя их, вы сможете сделать счастливыми всех, кто войдёт в ваш дом. Возвратясь из церкви, поищите у ног Будды мой вам привет. Сэр Уоми подал Лизе маленький футляр. — Это мой привет вашему первенцу. Я рад поздравить вас в эту минуту. Чем яснее вы будете видеть недостатки друг друга, тем священнее берегите в своём сердце тот прекрасный портрет друга, что в нём запечатлен сегодня. Стремитесь воспитать в себе такую деликатность и выдержку, чтобы не показать другому, как тяжел для вас его недостаток.
