1970 - Щепетнов Евгений (читать полную версию книги .txt) 📗
В советское время писатель – это Величина. Он обязательно состоит в Союзе писателей, и потому никто не может его законопатить на зону – за банальное тунеядство. Да, помню – в советское время была такая уголовная статья, и, если верно помню, судили по ней поэта Бродского. Которого, кстати, я не очень-то и люблю. Есенин – это да! Или Гумилев. А вот Бродский – не очень. Впрочем, это все вкусовщина… наверное. Если только король не голый… Но я вообще отличаюсь дурным вкусом. Например, не люблю Достоевского…
Улегшись спать, еще долго не мог заснуть. Может, потому, что выспался днем. А может, потому, что у меня уже давно график не такой, как у всех людей, – дома я вставал в десять-одиннадцать утра и ложился в три-четыре часа ночи. Ночью хорошо работается. Никто не мешает – не топает, не вопит, не требует странного. Пиши себе да пиши…
Еще бы платили побольше, а то совсем уж труба дело. Я-то еще как-то выживаю, потому что пишу неплохо, умею интересно писать. А вот коллеги с текстами послабее – те уже совсем в заднице. Неинтересны издательствам их книжки. Вернее, не издательству не интересны, а читателям. Не покупают. А раз книги не продаются – значит, издательству такие писатели не нужны. Закон рынка, однако…
Кстати, а может, уже и начать писать? А что – попросить бумагу, авторучку и писать себе потихоньку! Вот только беда – разучился я писать вручную. Совсем разучился. На компьютере печатал, и только так. Вот если бы на печатной машинке… Это не совсем то, но все-таки похоже.
Или надо тренироваться в написании авторучкой. Возьму какой-нибудь свой сериал, например про Найденыша, и попробую его повторить. А может, что-то другое напишу – сюжетов море! Тут ведь вот какая штука – если бы я помнил свои книги дословно… переписывал бы, как из файла, – тогда другое дело. А так получится, что я пишу книгу заново. И какой тогда смысл в тупом повторении сюжета? Даже хуже будет – стану вспоминать, что было написано в изданной книге, и заторможу написание. Нет уж… по-другому сделаю. Так сделаю, чтобы было идеологически выдержано в стиле соцреализма. Покажу разнузданный капитализм или средневековое зверство иного мира. И все будет отлично! Уверен – будет!
С тем я и уснул.
Спал я хорошо, спокойно. Ничего не снилось, и, когда утром меня разбудила Оленька, чтобы отправить на анализы, проснулся бодрым и здоровым, готовым к великим свершениям. Я умный, пока что здоровый и молодой телом – неужели, зная будущее, не смогу занять в этом мире достойное положение?!
С этими позитивными мыслями я отнес баночки с отвратительным содержимым туда, куда мне сказали отнести. Затем мной занялась не первой молодости дебелая женщина, безжалостно вонзившая в мой палец острую стальную занозу.
Вот чего я ненавидел всю свою жизнь – так эту пыточную процедуру! Ненавидел и боялся! Что дама и заметила, отпустив пару шуточек о здоровенных мужчинах, которые боятся крови.
Дура! Я не боюсь крови! И видел ее столько, сколько тебе и не снилось! Видел раздавленных гусеницами БМП людей в Афгане. Видел в Чечне литовскую снайпершу, кишки которой были разбросаны по кустам! Почему разбросаны? Да был у нас один… Гинеколог его кликуха. Выкупили его из зиндана за два комплекса ПВО «Стрела». Так вот он ненавидел этих снайперш, их называли «белые колготки», прямо-таки лютой ненавистью. Поймали одну «на горяченьком», так он ее подорвал, да так подорвал, что и вспоминать паскудно… Гинекологом его после того и прозвали.
Но никто его не осудил и никто не донес начальству. Она ведь как делала: подстрелит одного нашего не до смерти, а когда его начинают спасать – валит остальных, спасателей. Тактика такая… Ее спецназ взял, едва успели. Выследили. Жесткая телка была. Только материлась и проклинала перед смертью.
Флюорография – «не дышать!». Рентген не стали делать – а смысл какой? У меня что, сломано что-то? А вот флюорография обязательна – вдруг у меня туберкулез. Перезаражу всех на хрен.
Обратно меня вел санитар, Оленьки уже не было. Видать, сменилась со службы. Скорее всего, послезавтра появится.
Так что без лишних разговоров привели меня в мою комнату, где я и успокоился на кровати, вперив глаза в потолок и обдумывая дальнейшие шаги. С чем и задремал – такое интенсивное обдумывание ввергает в сон, особенно когда знаешь, что у тебя впереди полным-полно времени, которое нужно чем-то заполнить.
Два дня меня никто не беспокоил. Я спал, а когда надоедало – приседал, отжимался, сохраняя физическую форму. Меня не дергали, никуда не водили, только приносили еду да водили до туалета с моим здоровенным горшком, в который я делал свои делишки. Отвратительно, конечно, – эдакий младенец-переросток на горшке, но что поделаешь? Правила такие, и кто я такой, чтобы против них бунтовать? Да и не дадут мне бунтовать, быстро на место поставят! С такой-то бабищей-врачихой!
Жесткая бабка, да. Но она мне чем-то нравится. Люблю таких жестких, мужеподобных баб. Нет, не лесбиянок каких-нибудь, а баб «с яйцами», которые мужикам сто очков вперед дадут и не поморщатся. Верю, что всю войну в медсанбате прошла. Насмотрелась небось… Сколько ей тогда было? Если сейчас, в 1970-м, ей, к примеру, лет шестьдесят… то в 1941 году ей было… Тридцать один год?! В самом соку баба! Когда уже и не девочка, знает толк в сексе, не питает никаких иллюзий, но еще сохранила фигуру и находится в самом расцвете красоты. И тут… война! Фронт!
Кстати, она и сейчас сохранила следы былой красоты. Если одеть ее получше, сделать прическу не как у старой комиссарши – получится вполне симпатичная пожилая мадам!
Что это меня… разморило? Я что, геронтофилом стал, что ли? Она намного старше меня! А мне всегда нравились молоденькие девочки, а не пожилые метрессы.
Впрочем, сексуального интереса тут совсем никакого. Вообще нет. Просто интересный персонаж. Мне, писателю, всегда нравились странные типажи. Вот и эта женщина – я бы с ней с удовольствием пообщался, поговорил бы за жизнь. И юмор у нее смешной. Может, потому смешной, что солдатский? А я привык к такому юмору – соленому, хлесткому. Солдатскому.
Через два дня появилась Оленька. Она забрала у меня «Трудно быть богом» и принесла еще несколько книжек, хотя я и не просил. Принесла Джека Лондона, Казанцева. Оказалось, она довольно-таки романтична, любит фантастику и приключения. А книжки берет в библиотеке – в той самой, областной, что в здании кинотеатра «Ударник». И перечитала много, очень много книжек, что, честно говоря, меня порадовало – люблю начитанных девушек! Нет – просто так люблю, без всяких там сексуальных мечтаний. Но, если красивая девушка еще и начитанна… нет ей равных!
Кстати, очень даже отличается от моих современниц. Спросил ее, знает ли она о Рихарде Зорге? Тут же мне чуть ли не биографию разведчика выдала! А я ведь только перед тем, как попасть в этот переплет, отправлял документы на книги в издательство по адресу: Зорге, 1. Так вот, девица на почте меня три раза переспросила, как написать это слово: «Зорги? Зорьга? Зоргив?» Я не выдержал и спросил, знает ли она, кто такой Рихард Зорге. Девица не знала. Не знала и ее коллега. И только дама постарше, начальница, сказала, что слышала такое слово, но не помнит где. Мне стало даже немного досадно. Человек-то не рядовой! Не какой-нибудь голубок из попсы! Голубка они знают. А Зорге – нет. Увы…
Оказалось, что лет Оленьке не так уж и мало. Это выглядела она совсем юной – мордашка, как у школьницы-выпускницы, небольшой рост, аккуратная фигурка спортсменки. А на самом деле ей было уже – «уже», черт побери, кто бы говорил! – двадцать четыре года. В медицинском учатся долго, шесть лет. А потом – интернатура, пока не позволят работать самостоятельно. Оленька выбрала специализацию «психиатрия». Почему – сама не знала. Нравится ей это дело, вот и все. Да и свою руководительницу она знала еще с института, где та читала лекции по специальности. Вот и перетянула ее к себе в больницу.
А родом Оленька из райцентра Красный Кут – забытой богом дыры посреди заволжских степей. Отец ее давно умер – сердечный приступ, не спасли; мать – учительница русского языка. Кстати, моложе меня. И я мог бы быть отцом этой самой Оленьки, коленки которой сейчас разглядываю… Интересно, может ли это считаться педофилией? Глупости, конечно… лезет в голову всякая чушь!
