Последний секрет - Вербер Бернар (читаем книги .TXT) 📗
Лукреция и Исидор замечают его сильное внешнее сходство с покойным братом. Он немного выше ростом, не носит очков, сильнее горбится и как будто старше годами.
Паскаль Финчер начинает представление речью о силе внушения. Он вспоминает русского ученого Павлова, у которого собаки исходили слюной просто при звуке сигнала.
– Это называется условным рефлексом, программированием реакции на определенное событие или в конкретный момент. Разве вам никогда не случалось говорить себе «Хочу проснуться без четверти восемь без будильника» и потом обнаруживать, что вы и вправду проснулись ровно в задуманное время? Ни минутой раньше, ни минутой позже.
Шепот в зале, многие вспоминают что-то в этом роде; а они-то считали это простым совпадением.
– Вы самостоятельно вызвали у себя условный рефлекс. Люди делают это постоянно. Например, ходить в туалет после завтрака, испытывать голод в обеденный перерыв, хотеть по-маленькому при входе в лифт, везущий вас домой, засыпать сразу после вечернего фильма.
Зрители смеются, вспоминая ощущения, которые считали интимными.
– Мы как самостоятельно программируемые компьютеры. Мы создаем себе рефлексы даже на наши будущие успехи и неудачи. Слышали такое начало фразы: «Уверен, я вас побеспокою, но…»? Человека программируют на отказ. Все это делается без всяких размышлений.
Гипнотизер приглашает добровольца для показательного эксперимента. Вызывается высокий блондин. Паскаль Финчер требует, чтобы ему поаплодировали, потом встает напротив мужчины, требует, чтобы тот смотрел на маятник у него в руке, и говорит:
– Ваши веки тяжелеют, тяжелеют, вы больше не можете их поднять. Теперь вам жарко, очень жарко. Вы в пустыне, вы задыхаетесь в одежде.
После того как это заклинание звучит несколько раз, подопытный, не открывая глаз, раздевается до трусов. Паскаль Финчер будит его, высокий блондин вздрагивает, он стыдится своей наготы. Весь зал аплодирует.
– В чем фокус? – интересуется Лукреция у своего спутника.
– Вся заслуга принадлежит гипнотизируемому, а не гипнотизеру, – объясняет Исидор. – Это он решает повиноваться голосу. Считается, что гипнозу подвержены двадцать процентов населения. Эти люди способны настолько довериться гипнотизеру, что полностью утрачивают самоконтроль.
Паскаль Финчер вызывает следующего подопытного.
– Вперед, Лукреция!
– Нет, идите вы, Исидор.
– Мадемуазель немного робеет, – обращается он к артисту.
Паскаль Финчер за руку выводит молодую женщину на сцену.
– Сразу предупреждаю: раздеваться не стану, – твердо заявляет она, морщась от света прожекторов.
Гипнотизер просит ее сосредоточить внимание на тех же хрустальных часах.
– Вы чувствуете нарастающую усталость. Ваши веки тяжелеют, тяжелеют…
Не отрывая глаз от маятника, она произносит:
– Очень жаль, но со мной это не пройдет, кажется, я принадлежу к восьмидесяти процентам населения, невосприимчивым к гип…
– Вы спите.
Она умолкает и закрывает глаза.
– Вы крепко спите… – гнет свое Паскаль Финчер.
Когда Лукреция, судя по виду, крепко засыпает, гипнотизер спрашивает, чем она занималась накануне. Ответ следует без запинки:
– Вчера я посетила каннский морг.
Следуют вопросы о ее занятиях на прошлой неделе. Она все вспоминает. Месяц назад. Год назад в тот же день. Она послушно отвечает. Гипнотизер просит вернуться в прошлое на десять лет. На двадцать лет. Требует вспомнить первые дни жизни, рождение, даже то, что происходило раньше самого появления на свет. Молодая женщина старательно принимает позу зародыша. Финчер помогает ей сесть на пол, так эту позу воспроизвести легче. Она увлеченно сосет палец.
В ответ на просьбу воспроизвести момент появления на свет Лукреция, горбясь что есть силы, принимается тяжело дышать, изображая нехватку кислорода, родовой шок. Внезапно дыхание вообще прекращается. В зале переживают. Молодая журналистка становится красной, вся дрожит, но гипнотизеру хоть бы что. Он гладит Лукрецию по щекам и по подбородку, как будто помогая покинуть место, где ей плохо. Он словно приподнимает ее за подбородок, потом за плечи. Она понемногу распрямляется. Его рука действует успокаивающе. Он вытягивает ее из узкой щели. Когда этот процесс прерывается, он обходит ее и легонько шлепает по спине. Шлепки набирают силу. Она оживает, чихает и, все еще не разжимая век, издает звук, похожий на писк новорожденного.
Паскаль Финчер садится на пол, обнимает молодую женщину и, покачивая ее, заставляет успокоиться.
– Ну вот, теперь все хорошо. Постепенно вернемся в наши дни.
Он принуждает ее представить и показать первый год жизни, первое десятилетие, последний год, неделю, вчерашний день, предшествующий час. Затем объявляет обратный отсчет времени от десяти до нуля и предупреждает, что, когда раздастся слово «ноль», она откроет глаза. Она ничего не будет помнить, но сам сеанс повлияет на нее благотворно.
Она открывает глаза. В зале неуверенные хлопки. Она хлопает ресницами.
– Вот видите, ничего не вышло, – говорит она, приходя в себя.
Паскаль Финчер берет ее за руку, чтобы сорвать бурные аплодисменты. Лукреция не сопротивляется, она сильно удивлена. Он благодарит ее, она возвращается за столик.
– Это было потрясающе, – говорит ей Исидор.
– Но ведь ничего не получилось? Или получилось? Что произошло? Ничего не помню.
– Он заставил вас пережить момент рождения. Вы немного застряли, но он вас спас.
– Как это застряла?
– При выходе из материнской утробы. Похоже, вы чуть не задохнулись, но он вас приободрил и извлек на белый свет. Благодаря ему вы пережили это событие в улучшенных условиях.
Лукреция решительно стягивает через голову джемпер, потом медленно натягивает его снова, не торопясь высвобождать голову. Проделав то и другое несколько раз, она объясняет удивленному Исидору:
– У меня была фобия. Надевая что-то через голову, я не выносила, чтобы ворот стягивал голову больше доли секунды: возникал животный страх. Казалось бы, ерунда. А вот представьте себе! Поэтому я всегда делала это очень быстро. Теперь у меня впечатление, что я исцелилась.
Она медленно, с наслаждением снова снимает и надевает джемпер.
Гипнотизер вызывает последнего добровольца для еще более тонкого эксперимента. Трое военных, пришедших в разгар сеанса, с веселыми криками отряжают одного из своих. Тот сначала отнекивается, но потом соглашается, чтобы его не обвиняли в трусости.
Паскаль Финчер быстро усыпляет солдата хрустальными часами с маятником, потом говорит ему:
– Услышав слова «синяя магнолия», вы сосчитаете до пяти, снимете правый ботинок, дважды постучите в дверь и засмеетесь.
Он несколько раз повторяет это задание, потом будит подопытного. Тот возвращается на место. «Синяя магнолия», – небрежно бросает гипнотизер. Солдат замирает, мысленно считает до пяти, снимает башмак, идет к двери, дважды стучит в нее и хохочет.
Зал присоединяется к его смеху и хлопает, не щадя ладоней. Аплодисменты – древний символ объятий: не имея возможности прижать к себе человека из-за расстояния, вы стучите в ладоши, изображая желание его поймать.
Смущенный военный уже не веселится, он неуклюже надевает ботинок.
– Такова сила мысли, – говорит гипнотизер. – Раньше я использовал кодовые словосочетания попроще, вроде «кофе с молоком» или «луч солнца», но из-за своей обыденности они создавали проблемы в повседневной жизни. Теперь я пользуюсь «синей магнолией». В обычном разговоре эти слова вряд ли прозвучат.
Финчер снова произносит кодовую фразу, и подопытный, уже завязывавший шнурок, застывает, опять снимает башмак, два раза стучит в дверь и хохочет.
Еще более бурная овация. Еще более сильное смущение подопытного, трясущего головой, бранящегося себе под нос и шлепающего себя по затылку как будто с намерением выбить из головы эту чепуху.
Гипнотизер кланяется. Занавес.
Двое журналистов еще не доели закуски, а официант, пользуясь их невниманием, уже ставит им на столик горячее.
