Три повести - Ходза Нисон Александрович (читать полную версию книги TXT) 📗
— Товарищ капитан, это же сплошная формалистика! У меня на счету каждая минута! Важное задание! В командировочном предписании всё сказано…
— Выполняйте приказание!
Они вышли на улицу, задержанный повернул налево.
— Не туда, — остановил его Лозин. — Направо.
— Разве не в комендатуру?
— Нет.
— А куда же? — Впервые Лозину показалось, что задержанный испугался.
— Я сказал — направо.
Через пять минут они подошли к зданию НКВД на Литейном.
7. Кто арестован?
В кабинете Лозина было так холодно, что Грачёв даже не заметил, что сидит в шапке. Ломов неодобрительно взглянул на него, но ничего не сказал.
— Подведём некоторые итоги, — начал Лозин. — Но прежде вопрос к вам, товарищ Грачёв. Вы абсолютно уверены, что арестованный тот самый человек, которого вы подвезли к комендантскому управлению? Есть у вас стопроцентная, повторяю, стопроцентная уверенность, что Хлебников и Щеглов — одно и то же лицо?
— Устраивайте очную ставку. Я эту крысу враз прижму к стенке. Да вы поищите, у него должен быть мой табачок фабрики Урицкого.
— Результаты обыска мы сейчас получим, а пока — вот что… — Лозин положил на стол документы задержанного. — Командировочное предписание его важное, не терпящее промедления: договориться с заводом, где директор Маслов, о срочном ремонте трёх тяжёлых танков. А мы его задержали. Если мы ошиблись — нам оторвут голову, и правильно сделают! Короче говоря, мы обязаны срочно выяснить — кто он такой. Вы, товарищ Грачёв, можете быть свободны, потребуется — мы вас вызовем…
После ухода Грачёва Лозин и Ломов составили план действия на ближайшие часы:
1. Установить, где провёл ночь Хлебников — Щеглов.
2. Запросить штаб дивизии, выдавший командировочное предписание, о личности лейтенанта Щеглова.
3. Ознакомиться с данными обыска задержанного.
4. Ознакомиться с данными экспертизы. Дальнейшие действия контрразведки должны были определиться в зависимости от полученных результатов.
— Надо сдать на экспертизу его документы, — сказал Лозин. — А сейчас отправляйтесь на завод. Проверьте, был ли там этот Щеглов. Встретимся в половине десятого вечера.
Оставшись один, Лозин положил перед собой удостоверение личности и командировочное предписание Щеглова. Опыт научил его не всегда доверять бумаге. За вполне «благополучными» документами не раз обнаруживался опасный враг.
Допросить арестованного Лозин решил после получения данных обыска и экспертизы. Сейчас же Лозин придирчиво вчитывался в текст, внимательно рассматривал каждую букву. Что-то неуловимое тревожило его в этих документах, а схватить это «что-то» пока не удавалось. Перечитывая бумаги, быть может, в пятый раз, он обратил внимание на то, что командировочное предписание было датировано двадцать первым ноября сорок первого года, на удостоверении личности стояла дата выдачи — двадцать седьмое сентября. Рукописный текст документов был вписан разными почерками: в командировочном предписании буквы имели сильный наклон влево, в удостоверении личности текст имел не менее резкий наклон вправо. Различие вызвало у Лозина подозрение, была в этом какая-то нарочитость. А главное, что при всей несхожести почерков, в них оказалась одна общая деталь: в обоих документах неоднократно встречалась буква «т», и над каждой такой буквой сверху стояла чёрточка. Все чёрточки по своему характеру и размеру были одинаковые. Под удостоверением личности была подпись начальника штаба Котова, под командировочным удостоверением — заместителя начальника Петрова. И в обоих случаях над буквой «т» в той и другой фамилиях стояли одинаковые короткие чёрточки.
Обыск арестованного не дал никаких результатов. В его одежде не обнаружили ни потайных карманов, ни фальшивых швов, в противогазе, кроме двух кусков хлеба, ничего не нашли. Один из кусков завёрнут был в газету «На страже Родины» от десятого ноября. На полях третьей страницы газеты чернела карандашная запись: «5/XI-37».
На заводе Ломов выяснил, что Щеглов явился туда накануне, провёл весь день в цехе, ночевал в общежитии на территории завода.
Все эти данные пока что не давали никаких конкретных улик.
— Многое зависит от того, что мы найдём в этом конверте, — Лозин указал на конверт, придавленный массивным пресс-папье. — Только что получил заключение экспертизы, даже не успел вскрыть конверт.
Заключение умещалось на одной машинописной странице. Экспертиза утверждала, что удостоверение личности и командировочное предписание, датированные разными месяцами и подписанные разными фамилиями, в действительности заполнены в один и тот же день. Бланки командировочного предписания и удостоверения личности ни в одной из ленинградских или фронтовых типографий не печатались. Шрифты, которыми отпечатаны бланки, имелись до войны в псковской типографии. Рукописный текст, которым заполнены оба бланка, написан одним и тем же лицом.
— Теперь можно приступить к серьёзному разговору, — сказал Лозин.
— Но мы ещё не получили ответа из дивизии, — заметил Ломов.
— Из дивизии мы можем получить четыре варианта ответа. Ответ первый: политрук Хлебников и лейтенант Щеглов в дивизии не числились и не числятся. Ответ второй: названные товарищи пропали без вести. Ответ третий: названные товарищи погибли в бою. И последний вариант: названные товарищи числятся в плену. Каждый из четырёх ответов подтверждает, что мы задержали засланного немцами диверсанта или шпиона.
Щеглова вызвали в час ночи. Получив ответ на первые вопросы биографического порядка, Лозин спросил:
— Кто командир вашей дивизии?
— Генерал-майор Арбузов.
— А командир полка?
— Подполковник Кадацкий.
— Приходилось вам видеть генерал-майора Арбузова?
— Пока не привелось.
— Командира полка вы, конечно, видели не раз?
— Так точно.
— Опишите его внешность.
— Он высокого роста, слегка сутулится, припадает на левую ногу, — говорят, был ранен под Островом, — на левой щеке, если приглядеться, можно заметить небольшой шрам, это у него ещё с гражданской войны память. Голос зычный, раскатистый — привык командовать. Да, вот ещё — брови: они у него очень густые. — Щеглов говорил быстро, без запинки, уверенно.
«Хорошо заучил, — подумал Лозин, — но умом не блещет. Не понимает, что зубрёжка прёт наружу».
— Как выглядит комиссар полка?
— Тоже высокий, блондин, носит небольшие усики, говорит с лёгким украинским акцентом, волосы зачёсывает назад…
— Когда вы покинули полк?
— Двадцать первого ноября.
— Скажите, где вы получили хлеб, который обнаружен в вашем противогазе?
— В Доме Красной Армии.
— Я вас спрашиваю не об этом, а о том куске хлеба, который завёрнут в газету «На страже Родины».
— Ах, этот? Я сразу не понял. Это я получил в своей части… сухой паёк…
— Удивительно хороший хлеб, но об этом мы ещё поговорим. Значит, вы родились в Пскове?
— Да… В Пскове, на Советской улице, дом двадцать семь, квартира один.
— Что означает дата на полях газеты?
— Какая дата?
— Вот эта. Видите карандашную запись: пятое ноября тридцать седьмого года. Что означает эта запись?
— Не знаю, я получил хлеб уже завёрнутым в газету.
— Есть у вас знакомые в Ленинграде?
— Нету…
— Никого?
— Никого.
— С какого времени служите в армии?
— С первого дня войны… Пошёл добровольцем.
— Где находятся ваши родители в настоящее время?
— Погибли в Пскове от рук фашистских палачей…
— Откуда вам это известно?
— От партизан. К нам в часть попал один из псковских партизан, он и рассказал мне об этом.
— Как фамилия партизана? Имя, отчество?
— Фамилия? Фамилия Иванов. Имени-отчества, извините, не помню, боюсь соврать…
— Врать, конечно, не стоит. Этот Иванов и сейчас в вашей части?
— Убит осколком снаряда…
