Я убил Мэрилин Монро - Романовский Дмитрий Владимирович (читаем книги онлайн .txt) 📗

– Тогда зачем же их ставят?

– Для поддержания мирового института оперы. – В ее голосе послышалась ирония: – И для профессионалов музыкантов. Их в основном интересует не сама музыка, а техника написания музыки: гармония, оркестровка, виртуозность, профессионализм. Даже если композитор абсолютно бездарен, но обладает высоким профессионализмом, музыканты его примут. – И она повторила свой вопрос: – Вам это интересно?

– Мне интересно все то, чего я не знаю, – и я, глядя на нее с шутливой строгостью сказал: – Глория, если бы я не знал только музыки, и это было бы единственным провалом в моем интеллекте, я был бы самым умным человеком на свете. – Она рассмеялась. Я улыбался. Чтение не только расширяет кругозор, оно еще и учит хорошо говорить. Когда после антракта мы заняли свои места, Глория тихо сказала:

– Сейчас будет красивая ария с колокольчиками. Вы, вероятно, слышали ее по радио. Ее часто передают. – Второе действие было оживленным. Было много народу на сцене, много событий, ария с колокольчиками, которую я действительно где-то слышал, и после которой зрители аплодировали. Глория почему-то не аплодировала. Когда фанатичный священник ударил британца ножом, и музыка заиграла очень громко, я взял Глорию за руку. Она спокойно и небрежно отняла свою руку. В следующем антракте мы опять вышли на балкон. Здесь, как и в фойе, тоже было много народу. Люди, переговариваясь, стояли парами и целыми группами. От одной группы отделилась экстравагантно одетая, ярко накрашенная дама, лет сорока, подошла к нам с улыбкой.

– Добрый вечер, Глория.

– Добрый вечер, – и Глория представила: – Познакомьтесь: Антони, Эмелда. – Я наклонил голову, приветствуя. Эмелда кивнула мне, быстро осмотрела меня с головы до ног и обратилась к Глории:

– Ну что за тенор! Не может выдержать ля бемоль. Конечно, Богему ему не спеть. – Глория сказала:

– Я слышала его в Тоске. Было хорошее си. И при том он строен и хорошо смотрится на сцене, не в пример прославленным толстым тенорам.

– О да! – согласилась Эмелда. – Приятно, когда певец выглядит в соответствии со своей ролью. – Она опять посмотрела на меня, и ее взгляд говорил: – Интересный мужчина, я сразу это увидела, – а вслух она говорила: – Я слышала самого Таккера, правда в конце его карьеры, так на него невозможно было смотреть. Я слушала с закрытыми глазами. – Присутствуя, но не участвуя в светском разговоре, я рассматривал окружающую публику. Никогда я еще не видел такого разнообразия, даже в той, первой жизни. Здесь были и люди высшего класса, и явная беднота, и экстравагантные представители богемы, и даже подростки хулиганского вида, люди разных возрастов и рас, попадались явно гомосексуальные пары, самые нарядные и самые скромные одежды. И все это объединяло нечто общее: это была оперная публика. И Глория была частью всего этого. Да, она изменилась, она стала другой. Перед началом третьего действия я спросил:

– Глория, эта Эмелда – ваша приятельница?

– Да, я с ней познакомилась в опере, и мы часто видимся на спектаклях. Театральное знакомство. – Третье действие оперы было таким, как и нужно. Лакме с помощью своего преданного слуги излечила британца от смертельной раны индийскими травами по народной индийской медицине, и они живут в шалаше в индийских джунглях. Британские солдаты находят, наконец, своего офицера, и он уходит с ними к своей британской невесте. А Лакме нюхает цветок, запах которого смертелен, и умирает. Британец все же возвращается к Лакме, и она умирает на его руках. В кино она бы сразу умерла, понюхав цветок, но в опере она успевает перед смертью спеть свою арию. Это была очень красивая ария, так что я снова взял Глорию за руку, не специально, а непроизвольно, и она не отняла руки. Лицо ее было серьезно. Когда все стали аплодировать, Глория отняла все же руку и тоже стала аплодировать. Я аплодировал со всеми. Покидая зрительный зал, многие заходили в уборную. Нам с Глорией это было необходимо, поскольку мы собирались пойти в ресторан. В мужскую уборную очереди не было, зато к женской уборной выстроилась длинная очередь, хотя уборные были на каждом этаже. Правильно сказал Збигнев, что женщины – зассанки. Мы договорились с Глорией, что встретимся в вестибюле. Спустившись по лестнице, я закурил. Многие мужчины курили в вестибюле в ожидании своих дам. И тут из толпы выходящих на улицу людей торопливо подошла оперная знакомая Глории Эмелда. Сияя улыбкой, она спросила:

– Антони, как вам понравился сегодняшний спектакль?

– Понравился. Особенно последняя ария, – и я улыбнулся ей любезной улыбкой. Выражение ее лица говорило: – ты мне очень нравишься, – а вслух она сказала:

– Да, Мария Тьери была бесподобна. – Я всегда нравился женщинам, поэтому мне легко было заводить с ними знакомства, и я продолжал спокойно смотреть на нее с улыбкой. Она продолжала: – В отличие от Мета Сити опера привносит некоторую оригинальность, поэтому имеет постоянный контингент любителей. Я вижу, вы не часто сюда ходите.

– Теперь буду ходить чаще, – заверил я. Она так и просияла:

– И не пожалеете! У них не только постановки, но и музыкальное исполнение оригинально. – Теперь выражение ее лица отчетливо говорило: – хочу, что б ты засунул в меня хуй, да поскорей, – а вслух она говорила: – На следующей неделе они дают Риголетто в новой оригинальной постановке. Мы идем всей компанией. – Тут подошла Глория. Эмелда обратилась к ней: – Мария Тьери была сегодня хороша. – Глория дала конкретное определение:

– Голос не большой, но высокая техника. – Эмелда согласилась:

– Конечно, Турандот ей не потянуть, но какая колоратура!

По выходе из оперы Глория указала мне на ближайший ресторан, расположенный на углу Колумбус. Метрдотель предложил нам столик у окна, но Глория пожелала сесть за дальний столик: ей не хотелось, чтобы прохожие могли нас видеть через окно. К ужину я заказал бургундского и реми. Глория тут же сказала:

– Нет. Антони, вы за рулем. – И я ограничился бургундским. Все же я заметил:

– Может быть еще шампанского? Надо же как-то отметить наше знакомство.

– Действительно, – согласилась Глория. – Шампанского. Хотя я бы тоже выпила рюмку коньяку. – Я предложил:

– Возьмем бутылку реми и сразу после ужина выпьем и отметим в каком-нибудь другом месте.

– В каком месте? – сухо спросила Глория.

– В ближайшей гостинице.

– Мы не подростки и не тайные любовники, чтобы пользоваться мотелями и гостиницами.

– Тогда поедем ко мне. У меня есть кофе, фрукты. – Мне показалось, что Глория сейчас откажет, а может быть и возмутится. Но она сказала спокойным тоном:

– Если мы поедем к вам, Антони, то все равно потом вы должны будете отвезти меня домой. Не поеду же я домой ночью на метро. На такси тоже опасно. Лучше поедем ко мне. – Это был не легкий ужин, а целый добротный обед с изысканным десертом. Глория тактично расспрашивала меня о моем теперешнем окружении. Ее почему-то интересовали евреи.

– Разве у вас нет знакомых евреев? – спросил я.

– Есть, но они все не религиозны и не посещают синагог.

– Я тоже раньше знал только не религиозных евреев, – сказал я, и это было правдой и в теперешней, и в прошлой жизни. Глория улыбнулась:

– Вам повезло. Вы проникли в религиозный мир.

– Да, мне повезло, – согласился я. – Большинство евреев – безбожники. – Глория спросила:

– А вы знали религиозных христиан?

– Не помню. В детстве меня водили в церковь, туда ходили обычно пожилые люди. Сейчас все атеисты.

– Антони, человек не может жить без веры. Религиозный инстинкт заложен в каждом человеке. Атеизм – тоже религия со всеми атрибутами любой религии: со своими пророками и святыми, со своим фанатизмом, со своими ауто-да-фэ. А вы сами верите в Бога?

– Не знаю.

– Значит, верите, просто никогда об этом не задумывались.

– Глория, а вы религиозны?

– Нет. Но я верю в Бога, и меня всегда интересовала эта тема. Я ознакомилась, хотя и поверхностно, со всеми религиями и пришла к убеждению о наличии первичного начала. – Я не привык заводить подобные разговоры с женщинами, которые мне нравились и которым нравился я, но я не знал, как перевести разговор на другую тему.