Живописец (Жена иллюзиониста) - Орбенина Наталия (электронная книга .TXT) 📗
Маша с изумлением слушала этот своеобразный диалог, и ей казалось, что пес осмысленно воспринимал речи хозяина. Но она не могла еще отойти от пережитого испуга и косилась на пса со страхом и подозрением.
– Вы, мадемуазель, не сможете заблудиться в этих местах, Лайен вас и под землей сыщет! Ну, сделал свое дело и ступай, оставь нас!
Пес исчез мгновенно, точно его тут и не было. Слегка колыхнулась ветка ели, и все замерло. Маша только покачала головой.
– Храбрая вы, Мария Ильинична! Другие уже, наверное, в обморок упали бы.
– Нет, не преувеличивайте, господин барон, я очень испугалась. Я всего боюсь на свете, а пуще всего… – она запнулась, – неожиданного несчастья, которое ломает тебя всю, корежит жизнь, вынимает душу.
Маша замолкла, потому как сама не ожидала, что вдруг станет говорить с Корхонэном на подобные темы.
– Парадокс жизни состоит в том, что обстоятельства, делающие несчастным одного, приносят надежду на блаженство другому, – глядя собеседнице прямо в глаза, тихо произнес Генрих.
– Не понимаю, как это может быть? Горе и счастье не могут являться разными сторонами одного и того же.
– Не существует несчастья или счастья как таковых, есть только наши ощущения, переживания, то, как мы понимаем то или иное событие.
– Но ведь смерть есть, есть! И это несчастье!
– Это несчастье для матери, потерявшей сына, какое-то время для вас. А для меня – удача!
– Как это? – Маша отшатнулась от собеседника. Ее сотрясала дрожь, она уже догадывалась, что тот скажет дальше.
– Удача, что вы лишились жениха, что вы ныне свободны. Теперь я могу уже прямо и без околичностей сказать вам, Мария Ильинична: я влюблен в вас, покорен вами, очарован, и я не собираюсь отступать. Вас ужасает мой цинизм? Мои чувства служат тому оправданием! Я не намерен уступать никакому сопернику, пусть он даже теперь живет только в вашей памяти. Я буду бороться, чтобы снискать ваше расположение!
– Но это нечестная борьба, условия неравны! – пролепетала девушка.
– В борьбе за любовь не может быть правил! Я готов бросить к вашим ногам все, чем располагаю, все, что вы видите вокруг. И все, что вам так нравится, может стать вашим навеки! Ваш жених геройски погиб, вечная ему память! Но вы-то живы, и рядом с вами живая плоть, горячая, зовущая!
Генрих резким движением притянул Машу к себе. На мгновение их лица оказались совсем близко. Маше это было непривычно, так как Михаил был высокого роста, и ей приходилось приподниматься на цыпочки, чтобы поцеловать его. Нет, он не посмеет, она не должна… Но губы Генриха уже прикоснулись к ее губам, его язык уже начал свой путь поиска. Его руки, нервные и горячие, перебирали складки платья. Маша не успела понять, что происходит, как оказалась сжата страстным объятием. Она безвольно закрыла глаза. Но Корхонэн успел понять ее смятение. Кольцо разомкнулось, он шагнул назад.
– Мари, я не хочу нарушить приличия, но я не отступаю! Я намерен теперь же, в присутствии наших матерей сделать вам предложение стать моей женой. У вас есть время его обдумать. – Он вытащил из жилетного кармана золотой «Брегет», выразительно щелкнул крышечкой часов. Время пошло!
Глава восьмая
«Господи, не лишай меня твоей поддержки! Вразуми! Как мне поступить? Разве я могу предать память Миши, с какими глазами я предстану перед тобой, о мой Бог, на Твоем суде?
Неразумная, что с тобой будет, если ты откажешься от предложения барона? Есть ли у тебя выбор?! Маменьке необходимо лечение. А когда придет зима, вы снова окажетесь вдвоем в своей жалкой квартирке и не будет денег на лекарства и визит врача? На какие средства ты собираешься жить дальше? Снова грошовые уроки тупоголовым неучам? Опомнись, разве еще выпадет тебе такая удача, такой богатый и замечательный жених? Такое только в сказках бывает!
Но чем же он замечательный? Маленького росту, хрупкий как мальчик-подросток. Глаза страшные, колючие, выражение лица неуловимое, настроение переменчивое – то туча, то ясный день! В нем есть нечто пугающее.
Полноте, выдумки, что тут страшного?! Да, барон не является воплощением мужской красоты, но сколько в нем непознанного, интересного. И что хорошего было в Михаиле? Прям и прост, весь на ладони, почти скучен! Никакого шарма, даже, пожалуй, некая нарочитая грубость. А тут, сама обходительность, изысканность. Ведь, признайся честно, права мама, Миша тебе был не пара, а тут такая блестящая возможность жить совсем иной жизнью, о которой ты и не мечтала. Зато мечтала твоя несчастная мать, ради нее ты можешь пойти на этот брак, чтобы она остаток дней своих прожила в достойной обстановке.
Но я не люблю этого странного человека! Я люблю Мишеньку и буду вечно его любить! Лучше его не было никого и нет!
Ты любишь теперь не Мишу, а свою память о нем! Это бесплотное чувство, оно погубит тебя! Нельзя любить то, чего нет. Полюби живого, страстного. Да, это получится не сразу, пройдет какое-то время, ты узнаешь его и оценишь. Посмотри вокруг – все это ты получишь, если предпочтешь ответить на любовь живого человека, похоронив свою никому не нужную верность покойному. Пусть прошлое умрет вместе с прежним чувством!»
Маша нарочно шла медленно. За весь путь обратно Генрих не проронил ни слова. Но даже если бы он и сказал что-либо, она бы не услышала его, таким напряженным был внутренний диалог. Но вот деревья расступились, тропа расширилась и сменилась дорожкой, ведущей к дому. Стремительно сгущавшиеся сумерки и последние розовые отблески солнца придали серому камню, из которого был построен дом, необычный сиреневый оттенок. Вот откуда название Сиреневая вилла! Неожиданно вдоль тропы стремительная метнулась тень. Лайен на мгновение замер перед Машей, вонзив в нее взгляд глаз, подобных горячим ярким угольям. Этот странный взгляд прожег ее насквозь, но почему-то не испугал. Вдруг налетел ветер, деревья задвигались, зашелестели. «Маш…ш…а… Миш…ша…» До слуха девушки донесся нарастающий шум моря. А ведь именно море, пленившее тебя, забрало его!
В доме зажигали лампы, свет переливался из одной комнаты в другую. Молодые люди поднялись на крыльцо. Генрих решительно взял Машу за локоть, она не воспротивилась, а покорно оперлась на его руку. Это движение сказало ему все. В дом они вошли уже женихом и невестой.
Свадьба барона Генриха Корхонэна и девицы Марии Стрельниковой должна была состояться в Выборге, городе, где была ближайшая православная церковь. Уже не одно поколение Корхонэнов исповедовало православие, что давало возможность занимать должности на государственной службе в империи. Правда, покойный муж баронессы не жаловал ни военной, ни чиновничьей службы, так же как и сын, оба предпочитали жить отшельниками в собственном поместье. Гостей на торжество съехалось немного, зато самые именитые. У Елизаветы Дмитриевны голова шла кругом. Ее дочь все-таки вытащила счастливый билет и сделала такую блестящую партию! Правда, ее немного смущала та скоропалительность, с которой было сделано предложение и организована свадьба. Пусть бы молодые получше узнали друг друга; Маше нужно время, чтобы свыкнуться с предстоящим замужеством. Машу так же озадачила подобная стремительность. Ее обескураживало то, что собственная мать не воспротивилась столь странной спешке. Ведь надо было вернуться домой, в Петербург, подготовить новый гардероб, подвенечное платье.
– Зачем для этого совершать такое путешествие! – пожала плечами Аглая Францевна и жестом фокусника распахнула обширный шифоньер.
Он был набит одеждой: платья, летние и на зиму, шелковые, газовые, шерстяные. Шляпки и шляпы, стопки тончайшего белья, чулки, корсеты…
Маша непонимающе переводила взгляд с баронессы на мать.
– Милая моя, это все заказано для вас! Надеюсь, размер подойдет! Елизавета Дмитриевна, голубушка, не удивляйтесь, ведь когда я спрашивала вас ненароком, вы сами сообщили мне Машины мерки.
