Драматическая медицина. Опыты врачей на себе (с ориг. илл.) - Глязер Гуго (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Здесь возникал еще один серьезный вопрос. Совершенно очевидно, что зародыши, рождаемые самкой филярией, не могут развиваться в крови человека. В противном случае в организме больного развелось бы столько паразитов, что они, даже не успев развиться полностью, просто-напросто сожрали бы весь организм. Таким образом, размышлял далее Менсон, размножение этих глистов должно происходить в каком-то другом живом существе, вероятнее всего в насекомом. И здесь снова на ум приходили комары. Кстати, китайцы, которые хорошо знали, как страдают жители жарких стран от всякого рода комаров и москитов, придерживались такого же мнения.

Свои опыты, чтобы раскрыть эту загадку, Менсон провел еще в августе 1877 года. Это подтверждает, что он раньше других повел свои исследования в правильном направлении. Разумеется, и другие ученые уже работали в то время над этой проблемой. Назовем, к примеру, Тимоти Р. Льюиса, Джозефа Банкрофта и Томаса Коббольда. Однако истинным пионером науки в этой области справедливо считается Менсон.

Свои исследования он проводил на китайце, болевшем нитчаткой и, следовательно, носившем в себе этого страшного червя. Менсон укладывал больного спать под противомоскитной сеткой и впускал под нее москитов. Утром он этих москитов снова вылавливал. Если его теория верна, то москиты, всосавшие ночью кровь больного нитчаткой, должны были заразиться. Теперь задача состояла в том, чтобы как можно дольше сохранить жизнь подопытных москитов и дать находящимся в них зародышам развиться. Но, несмотря на все усилия, ему удалось поддержать их существование не более пяти дней. Как Менсон ни старался, но решить проблему их питания не удавалось. Москиты нуждались в свежей крови, которую они добыли бы себе сами, но этого Менсон не мог им предоставить. И москиты гибли.

Однако, пока они были живы, Менсон препарировал их одного за другим: сегодня одного, завтра другого, послезавтра третьего и так далее. В их организме, в котором согласно его предположениям должны были быть зародыши возбудителей нитчатки, Менсона прежде всего интересовал, разумеется, желудок. Там он надеялся найти то, что искал. Скальпелем ему служило писчее перо — самый подходящий инструмент для этой операции.

Опыт, который Менсон накопил при исследовании желудков москитов и которым позже поделился с Рональдом Россом, побудил последнего использовать тот же метод и при исследовании малярии. Как известно, это привело к успешным результатам. Успех сопутствовал и Менсону. Семь дней вскрывал он своим стальным пером желудки москитов, выловленных в местности, где многие китайцы были заражены нитчаткой. В желудке москита он находил зачастую по нескольку сотен зародышевых мешочков. Наконец Менсон увидел, как некоторые из этих мешочков раскрылись, и маленькие личинки глистов начали пробиваться сквозь стенки желудка в грудные мышцы комара, чтобы там стремительно продолжить свое дальнейшее развитие.

В исследованиях Менсона это было важным открытием, и он с воодушевлением решил проследить весь цикл развития филярий. Здесь следует заметить, что вначале Менсон придерживался ошибочного мнения. Он полагал, что москиты, погибая, падают в воду, а человек, пьющий эту воду, заражается нитчаткой. То обстоятельство, что комары, на которых падало подозрение или которые, как это удавалось установить, являлись носителями той или иной болезни, обычно встречались в заболоченных районах, долгое время вводило в заблуждение врачей. Они считали, что непосредственной причиной эпидемии служит зараженная вода. Так думали вначале и о малярии, и о желтой лихорадке, и о нитчатке, и о многих других заболеваниях.

Этим объясняется недоверие, с которым в августе 1878 года встретили медики сообщение Менсона об его открытии. Еще раньше, когда однажды в Лондоне Коббольд рассказывал о теории периодичности Менсона, кто-то из врачей иронически спросил: «А может быть, у этих филярий есть специальные часы для определения дня и ночи?» Поэтому сообщение о результатах находок, сделанных при вскрытии желудков комаров Culex fatigans, которые Менсон вскоре опубликовал в одном из лондонских журналов, встретили весьма скептически. Лишь много лет спустя научный мир признал, что эта работа Менсона является «краеугольным камнем современной тропической медицины».

Менсон был чрезвычайно скромным человеком. Он сам писал тогда о своей работе: «Я натолкнулся на важный факт, который имеет известное отношение к учению о болезнях человека… Врачи-практики, каковым являюсь и я, могут заниматься исследованиями лишь очень мало и медленно, ибо нам мешает повседневная забота о хлебе насущном». Менсон был совершенно прав. Поэтому лишь учитывая все трудности, которые стояли тогда на пути подобных исследований, и сравнивая тогдашние методы работы с современными условиями лабораторных экспериментов, можно должным образом оценить сделанное в то время. Он был своего рода пионером, первооткрывателем, вроде первых поселенцев в Северной Америке или каких-нибудь других местах.

Менсон покинул Китай уважаемым и обеспеченным человеком. Он надеялся, что наконец-то, в Англии, избавившись от повседневных забот, сможет целиком посвятить себя любимому делу — исследованию тропических болезней. Однако он очень скоро разочаровался в своих надеждах. Китайский доллар, валюта его сбережений, настолько упал в цене, что в Лондоне Менсон был вынужден снова заняться врачебной практикой. Но, несмотря на новые заботы, Менсон сохранил свой интерес к исследованиям тропических заболеваний. Он писал письма многим врачам, работавшим в Азии или Африке, и просил их присылать ему мазки крови для исследований. На чердаке своего дома Менсон устроил лабораторию. В поисках новых данных он часами просиживал в ней, склонившись над микроскопом, рассматривая, сравнивая и делая различные заметки. И результаты исследований не замедлили сказаться. Он обнаружил, например, в изучаемых им мазках крови азиатов и африканцев три новых вида филярий, приносящих вред здоровью людей. Он проследил также цикл развития некоторых других паразитов. И знатоки этой области медицины не без основания утверждают, что из чердачной каморки Менсона ведет свое начало лондонская школа тропической медицины.

Важным событием в жизни самого Менсона было получение в 1892 году места врача в Лондонском морском госпитале. Отныне он мог непосредственно заниматься изучением своего любимого предмета, а не взирать на него издалека. Ведь в госпитале врач имел перед собой желанную коллекцию разнообразных болезней. Здесь лечили моряков, прибывавших из далеких стран, где они заражались тропическими болезнями, в английские порты.

В результате Менсон столкнулся и с малярией, которой страдали многие матросы, попадавшие в этот госпиталь. Он увидел в их крови плазмодий малярии и показал его своим коллегам. Поскольку в те времена научные открытия распространялись значительно медленнее, чем эпидемии болезней, коллеги Менсона не имели о малярийном плазмодии ни малейшего представления, несмотря на то, что он был открыт Альфонсом Лавераном еще тринадцать лет тому назад.

К концу декабря 1894 года Менсон считал, что уже полностью изучил малярию, образование и развитие плазмодиев, а также промежуточного хозяина. Он писал:

«Гипотеза, которую я решился выдвинуть, кажется мне настолько хорошо обоснованной, что если мне позволят обстоятельства, я, несомненно, смогу добиться убедительных экспериментальных доказательств».

Чтобы поехать в тропики для окончания своих исследований и получения последних доказательств, завершающих его труды, Менсону нужны были триста фунтов стерлингов. Но ему в них было отказано, а прошение в адрес Королевского общества [1]отклонено. И хотя этот отказ сильно огорчил Менсона, он не озлобил его. Менсон поступил, как на его месте поступил бы не всякий. Все, что он знал и думал о малярии, Менсон сообщил молодому Рональду Россу, который жил в тропиках и поэтому имел возможность на месте изучать малярию и ставить необходимые опыты. Менсон не имел этой возможности, потому что в Лондоне не было тех комаров, которым он приписывал главную роль в распространении малярии. Мы знаем, как много сделал Росс в деле исследования малярии. За свои открытия он получил Нобелевскую премию. Но мы не должны забывать, что своими открытиями он в значительной степени обязан Менсону.