И снова о любви - Розенталь Лорейн Заго (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗

У Эвелин явно выдался один из хороших дней. Она встретила нас в прихожей в сарафане, который все лишнее скрадывал, а что нужно — подчеркивал: удлинял ноги и делал тоньше талию. Бусики затерялись в ее роскошном декольте. Уложенные феном гладкие волосы удачно обрамляли лицо и оттеняли редкий цвет глаз.

В гостиной она накрыла для нас стол: чипсы и соус, запеченные в духовке фаршированные «ракушки», печенье из кондитерской «Миссис Филдз» и неаполитанское мороженое на бумажных тарелках.

— Знаю, ты любишь три вкуса сразу, папа, — сказала Эвелин, зачерпывая круглой ложкой ванильный, шоколадный и клубничный слой.

Она положила трехцветный шарик ему на тарелку и уселась, взяв Шейна на колени. Непонятно, откуда все эти мамины тревоги — вроде Эвелин в полном порядке. Она взглянула на меня, спросила, как дела в новой школе, и поинтересовалась:

— Мальчики симпатичные есть?

Не успела я и рта раскрыть, как мать, торопливо проглотив кусок шоколадного мороженого, ответила:

— Какие еще мальчики! Ариадна перешла в Холлистер, чтобы потом поступить в хороший колледж и чего-нибудь добиться в жизни.

Стало слышно, как тикают в кухне часы. Мать не моргнув глазом вновь принялась за мороженое. Она даже не заметила, что Эвелин переменилась в лице: подбородок напрягся, губы крепко сжались. Колледж, добиться чего-нибудь в жизни — все это, по мнению мамы, ее первая дочь упустила. «Какие еще мальчики!» — эту фразу мать твердила, когда Эвелин была подростком. Сейчас она наверняка думала: «Ты, Эвелин, меня не слушала. Посмотри теперь, во что ты превратилась. Двадцатитрехлетняя толстуха со свидетельством об окончании средней школы и двумя детьми, весь день толчешься в убогой кухне, на ремонт которой твой муж никак не скопит денег».

— Классное платье, Эвелин, — ляпнула я в надежде, что комплимент поможет разрядить обстановку.

Не тут-то было. Эвелин вяло улыбнулась, промямлила, что ей надо сменить Шейну подгузник, ушла наверх и больше не показывалась, пока не подошло время прощаться с родителями.

— Не раскисай, — поучала у порога мать. — Патрика от тебя скоро стошнит.

Потом они с папой уехали. Эвелин со всего маху захлопнула дверь, сходила к холодильнику и плюхнулась на диван с бутылкой пива в руках.

— Охренеть — не встать! — взревела она, открывая бутылку.

Сделав большой глоток, она закинула ноги на кофейный столик. Я смотрела на нее из прихожей. Приветливость Эвелин вмиг исчезла, и мне было страшно даже приблизиться к сестре.

— Не слушай, что наша дорогая мамочка говорит про мальчиков, Ари. — Она показала средний палец маминому изображению на висящей в рамке на стене фотографии. Это был снимок со свадьбы Эвелин и Патрика, все смотрели в камеру со счастливыми улыбками на лицах. — Будь ее воля, она посадила бы тебя под замок и заставила плясать под свою дудку.

Я взглянула на фотографию. Тот солнечный день я прекрасно запомнила. Накануне вечером мама подшивала Эвелин платье. Родителей Патрика она пригласила переночевать в нашем доме — гостиница им оказалась не по карману. А потом мама возила Эвелин к десяти разным флористам, чтобы та выбрала самый красивый букет. И уступила ей жемчужное ожерелье, папин подарок, — по традиции невеста должна надеть «что-нибудь старое».

— Мама хочет как лучше, — сказала я.

Эвелин рассмеялась:

— А ты в курсе, что она посылала меня на аборт, когда я носила Кирана?

Я, хоть и была в курсе, отрицательно покачала головой. Не хотелось, чтобы Эвелин узнала, как шесть лет назад я через стенку, разделявшую наши комнаты, подслушала разговор. Они с матерью кричали друг на друга, Эвелин рыдала, а мать заявила, что аборт — лучший способ избавиться от неприятностей. Тогда у Эвелин будет шанс куда-нибудь поступить, пусть даже и в общественный колледж Кингсборо или на курсы секретарей в школе Катарины Гиббс — все лучше, чем родить, когда тебе не исполнилось и восемнадцати.

— Католичка называется! — возмущенно сказала Эвелин. — В церковь ходит только по праздникам и уговаривает собственную дочь убить ребенка. Лицемерка — вот она кто.

Мне так не казалось. Мама желала Эвелин добра. За оклеенной сиреневыми обоями стеной она говорила, что Эвелин, такая молодая и красивая, не думает о своем будущем. Мама не хотела, чтобы она превратилась в домохозяйку, которая не может и пары носков купить без разрешения мужа.

— Не думаю, что это правда, Эвелин, — только и ответила я, больше на ум ничего не шло.

— Так и есть! — не отступала Эвелин.

Она включила телевизор и допила пиво, а я пошла наверх в ванную и проглотила две таблетки от мигрени. Хорошо, что на этот раз я их не забыла, — светящаяся сетка уже начала проступать перед левым глазом.

Спать мне пришлось в гостиной, потому что гостевой комнаты в доме больше не было. В понедельник утром я проснулась на диване и услышала, как на кухне Эвелин спрашивала Кирана, какие хлопья он будет на завтрак: «Фростед флейкс», «Эппл Джекс» или «Кап-н-кранч». Потом что-то лепетал Шейн, внизу в подвале Патрик гремел штангой, вскоре Эвелин с детьми пронеслась мимо меня и сказала, что Киран опаздывает в детский сад, а мне надо напомнить Патрику, чтобы он отвез меня в школу. Я вовсе не прочь была туда отправиться — больше мне не придется обедать в туалете, ведь сегодня возвращается Саммер.

Дверь в передней закрылась, я, выглянув в окно, увидела, как Эвелин спешит к своему мини-вэну. Погода стояла теплая. Квартал окутала тончайшая дымка, тишину нарушал лишь лай соседского добермана да стук штанги в подвале. Я отправилась на кухню завтракать, несколько минут спустя туда вошел Патрик — потный и без рубашки.

— Кажется, я должен подкинуть тебя в город? — спросил он, и я кивнула в ответ, стараясь не пялиться на его грудь. — Значит, надо поторапливаться с душем. Что тебе будет, если опоздаешь? Высекут линейкой?

Я рассмеялась:

— Пусть только попробуют — сразу в тюрьму угодят.

— Меня в школе монахини были готовы запороть до смерти.

Он сказал, что монахини злые и жестокие, поэтому его дети будут учиться в общественной школе. И ушел наверх. Я слушала, как шумел душ, и с грустью думала о Патрике — о маленьком мальчике в школьной форме, которого терроризировали беспощадные монахини с линейками в руках.

Сейчас его никто не испугает, он вырос большой и сильный. Восхищаясь его широкими плечами, я уселась в припаркованный у обочины пикап. Патрик вставил кассету в магнитофон, Брюс Спрингстин запел что-то про вьетнамскую войну — я особенно не вслушивалась. Патрик говорил об Эвелин: в последнее время ей, похоже, лучше, она потихоньку привыкает, как она мне показалась?

— Думаю, с ней все в порядке, — отозвалась я, ведь нам обоим хотелось, чтобы это было правдой.

Через двадцать минут Патрик высадил меня у Холлистера. Когда он отъезжал, меня так и подмывало вцепиться в кузов его пикапа. Несмотря на то что сегодня Саммер в школе, я бы предпочла провести день с Патриком: покататься с ним по Куинсу на пожарной машине. Разумеется, это было глупо.

Набирая код на своем шкафчике, я услышала за спиной голос Саммер:

— Я вернулась!

У нас не оказалось ни одного общего с ней урока в этот день, но я хотя бы смогла пообедать в кафетерии, как нормальный человек.

Саммер сидела напротив, откусывала маленькими кусочками чипвич [5] и болтала о двух парнях, которые укладывали новую плитку в ванной в доме ее родителей. Один из них, невероятно привлекательный канадец, с ней заигрывал.

— Он дал мне телефон, — сообщила она. — Ясное дело, звонить я не собираюсь. Так, взяла для коллекции.

Она имела в виду ту самую коллекцию, что собирала в своем дневнике в бархатной обложке, который хранился в ящике с нижним бельем. Саммер не забывала упомянуть в нем ни одного парня, обратившего на нее внимание, и это действовало мне на нервы.

— Здорово, — обронила я, обводя взглядом кафетерий.

Неподалеку в одиночестве листала книжку Ли. Сегодня она вновь явилась в школу не к первому уроку. Поднявшись из-за стола, Ли помахала мне рукой и направилась к выходу. Саммер неимоверно удивилась: